Девушка попыталась отстраниться от него, Фермор рассмеялся, и этот неожиданный смех обезоружил ее.
– Что за нелепое положение! – воскликнул он. – Чтоб мне провалиться! Никогда прежде не попадал в столь нелепую ситуацию… и никогда так долго не оставался в вертикальном положении. Что, если я спешусь? Наверняка вы умчитесь от меня галопом, оставив меня стоять тут в полном недоумении. А может, стоит попробовать? Не помочь ли и вам спешиться? Не отнести ли вас на травку, вон там, в зарослях папоротника, будет подходящее для нас ложе.
– Вы говорите слишком быстро. Я вас не понимаю.
– Не притворяйтесь, что плохо знаете английский. Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Вы любите меня, а я люблю вас. Так зачем противиться? Жизнь слишком сложна, чтобы оспаривать очевидное.
– Очевидное?
– Милая моя Мелисанда, разве вы сможете скрывать свои чувства дольше, чем я?
– А как же Каролина?
– Я позабочусь о Каролине.
– Как? Причинив ей боль, как дочке мельника? А что, если она?..
– Это не песня, это жизнь. И Каролина – не дочка мельника. В противном случае я бы не был с ней обручен. Если Каролине станет известно, что я вас люблю… Да, впрочем, откуда? Мы с вами не настолько глупы, чтобы попасть в нелепое положение. Можете быть спокойны – труп Каролины не найдут в холодных водах реки. Каролина понимает, что мы с ней должны пожениться исключительно ради наших семей, ради нашего будущего. А что касается нашей с вами любви… это совсем другое дело.
Мелисанда отъехала от него подальше, ее зеленые глаза негодующе блеснули..!
– Думаю, вы безнравственный человек.
– Еще чего! Вряд ли вы полюбили бы меня, будь я ангелом.
«Я должна бежать от него как можно быстрее, – подумала Мелисанда. – Он – мерзавец. Он – именно такой мужчина, о котором думали сестры Тереза, Эмилия и Евгения, никогда не поднимая глаза на мужчин. Лучше бы и мне не смотреть ему в лицо…»
Вдруг ей пришла в голову мысль о девушке, которую когда-то давно замуровали в монастырской стене. «Неужели тот человек, которого любила монахиня, был таким же, как Фермор? – спросила себя Мелисанда. – Да, вероятно, именно таким».
Мелисанда поспешно развернула коня и поскакала по дороге, которой они приехали сюда.
Она слышала, что Фермор скачет следом за ней, и пустила лошадь в галоп.
– Мелисанда! Дуреха! Сумасшедшая! Остановитесь! Вы что, хотите свернуть себе шею?
– Надеюсь, вы сломаете свою! – бросила она через плечо. – Это будет благо… для Каролины… и для меня тоже.
– Я-то себе шею не сверну! Я хорошо умею ездить верхом.
Вскоре он догнал Мелисанду, схватил ее коня за уздечку и заставил скакать медленнее.
– Ну вот, видите, вам от меня не сбежать. Никогда, Мелисанда. О, сначала вы станете строить из себя недотрогу. Будете говорить: «Изыди, Сатана! Я добродетельная молодая женщина с высокими идеалами. Я воспитывалась в монастыре и мыслю готовыми категориями». Но вы уверены, что эти категории неизменны, Мелисанда? Вы уверены в собственной добродетели?
– Уверена в одном: я вас презираю. Вы знали, что мы едем не по той дороге, и намеренно завезли меня сюда. А Каролину мне жаль.
– Ложь! Вы ей завидуете.
– Завидую?! Уж не из-за того ли, что она выйдет за вас замуж?
– Конечно же, завидуете, моя дорогая. Минуту назад, пока вы все еще мыслили монастырскими категориями и считали, что я намерен разорвать помолвку с Каролиной и жениться на вас, вы не сумели скрыть своего удовольствия. Но подождем… подождем, пока вы научитесь мыслить свободно, пока научитесь быть честной с самой собой.
– И это вы… говорите о чести! Вы… кто подстроил все это! Кто привез меня в уединенное место?
– А кто все начал? За кем гналась разъяренная толпа? Неужели вы не понимаете, что, не будь меня, вас бы уже давно приковали цепью к той сумасшедшей?
– Неправда!
– Вы ведь никогда прежде не видели разъяренной толпы, не так ли? Вам еще многому предстоит научиться, моя милая Мелисанда. Не окажись меня там, все могло бы обернуться для вас не столь благополучно.
– Меня бы спас Джон Коллинз.
– И все-таки я предотвратил катастрофу, вы согласны?
– Согласна. Я же вас уже благодарила за это.
– Так, значит, вы мне все-таки благодарны? Говорят, жалеет – значит любит. А если благодарит?
– Я благодарю вас за то, что вы спасли меня от толпы. А теперь давайте поедем домой.
– Образумьтесь, Мелисанда! Подумайте хорошенько. Что вы станете делать, когда Каролине больше не потребуются ваши услуги? Вы думали о такой возможности?
– Вы хотите сказать, когда вы поженитесь?
– Она может решить, что не нуждается в ваших услугах, гораздо раньше.
– Да, верно.
– Вам следует подумать о будущем.
– Подумать о будущем? Да если я приму ваше предложение, то мое будущее превратится в один сплошной грех.
– Грех – некрасивое слово. А я люблю все красивое.
– Но красивыми словами не говорят о некрасивых вещах, правда?
– Вы слишком серьезны. От любви люди получают удовольствие. Люди созданы для счастья, даже компаньонки. И я сделаю вас счастливой. Горе никогда не коснется вас. Я подарю вам дом в Лондоне, там мы будем жить вместе. Разве вы можете оставаться здесь… в глуши… в положении, мягко скажем, неопределенном? – И он запел:
Весь день тебя буду с ума сводить, забавлять, целовать ночью долгой, но сможешь ли ты дом родной забыть и меня без оглядки любить там, в стороне далекой?
– Давайте возвращаться, – перебила его Мелисанда, – и, пожалуйста, самой короткой дорогой.
– Вам не нравится мое пение? Нравится, я уверен. Оно вас завораживает. Думаете, я не знаю?
– Лучше бы подумали, какое впечатление производит ваше пение на Каролину.
– Не стоит. На Каролине я женюсь – и хватит с нее.
– А вы циничны.
– Хотите сказать – честен. Цинизмом сентиментальные люди называют правду. Я бы мог наобещать вам золотые горы… как солдат дочери мельника. Но не стану. Только подумайте, как красиво я мог бы обставить свое предложение. Сказать: «Мелисанда, давайте тайно сбежим в Лондон. Я поеду туда первым, а несколько дней спустя вы последуете за мной». Видите, это отвело бы от меня всякие подозрения. Потом я встретил бы вас, мы сыграли бы свадьбу, конечно же, не по-настоящему. Бывает и такое – фальшивые свадебные церемонии существуют вот уже несколько лет. А потом все шло бы хорошо, пока меня бы не разоблачили. И тогда вы узнали бы, что я подлец. Конечно, я мерзавец, но, по крайней мере, честный мерзавец. Поэтому вам и признаюсь: я люблю вас. Люблю в вас все, даже притворное благочестие, потому что мне есть что преодолевать, и, клянусь Богом, я его преодолею! Я выложил вам правду, ибо никогда не был негодяем под личиной святоши. И вот что еще вам скажу, Мелисанда: присмотритесь к тем святошам, что вам встречаются в жизни. Ручаюсь, у каждого из них есть и отрицательные черты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110