Фермор был порочен, ему, наверное, еще не раз предстояло выступить в роли соблазнителя; но Мелисанда помнила, как он однажды сказал, что предпочитает быть не совсем законченным негодяем, нежели не вполне безупречным джентльменом. Возможно, она испытывала к мужчинам подобного типа большее влечение, чем к лицемерам, поэтому до сих пор вспоминала о Ферморе с некоторым сожалением. Теперь Мелисанда отдавала себе отчет в том, что самое счастливое время в доме Тревеннинга провела, когда была с ним. И если он подвержен пороку, то и она не столь уж безгрешна, ведь она наслаждалась его обществом, зная, что он помолвлен с Каролиной.
Как он был прав, когда сказал ей, что ее время прошло, как проходит время прекрасной розы. Ее час минул. Ей никогда больше не суждено с ним увидеться; и теперь, находясь на значительном расстоянии от соблазна, она вынуждена признаться себе, что, в отличие от благонравных монашек, хочет жить в расцвеченном яркими красками мире, дверь в который он ей приоткрыл, делить с ним заманчивые восторги и радости.
Даже теперь еще она с трудом могла ясно мыслить, припоминая дни между своим открытием и отъездом.
Тогда Мелисанда была в замешательстве, а находясь в замешательстве, обычно проявляла излишнюю поспешность. И ни за что не поверила бы в виновность Леона, если бы к тому времени благодаря Фермору и сэру Чарльзу не приобрела уже некоторые познания о мужчинах. Фермор всегда посмеивался над ее просто той. А сэр Чарльз?.. Разве она не была свидетельницей того, как, представ перед неоспоримыми фактами, он принимался лгать и изворачиваться, теряя весь лоск в этой недостойной борьбе за свою репутацию?
Возможно, она и сама, совершив неблаговидный поступок, не захотела бы этого признать; и, уж, безусловно, попыталась бы оправдать себя. Но отказаться от собственного ребенка! До этого она никогда бы не опустилась.
А Леон? Ей никак не удавалось забыть, с какой страстью он рассказывал ей о своей мечте. А на пути к вожделенному благополучию стоял этот мальчик. Мелисанда не могла поверить, что он заранее спланировал убийство Рауля. Нет, просто поддался соблазну под действием минутной слабости. Она была убеждена в этом и с предельной ясностью представляла себе картину происшедшего: бушующий ветер, сильный шторм и бегущий по пирсу ребенок – избалованный мальчишка, который привык идти туда, куда ему взбредет в голову, – которого волной смыло в море. Кинуться в бушующее море и попытаться спасти его означало бы для Леона подвергнуть риску свою собственную жизнь; оставить же тонуть – значило осуществить свои мечты. Так много денег было поставлено на карту. Она не могла изгладить из памяти его исказившееся от муки лицо, его готовность поверить в то, что о нем ходят разные слухи… когда он наверняка еще не знал, что люди и в самом деле начали перешептываться. «Qui s'excuse s'accuse», – как говорили сестры в монастыре. Кто оправдывается, тот себя обвиняет.
Через неделю после того несчастного случая несколько человек неоднократно видели, как он плавал в укромном месте.
Мелисанда была рада, что он уехал и ей не придется с ним снова видеться. Записку она ему написала краткую и по существу.
«Любезный Леон. Теперь я знаю, что вы умеете плавать. Вас видели за этим занятием. Какой же я была дурочкой! Слава Богу, я в вас разобралась. Соблазн оказался для вас слишком велик. Полагаю, вы поймете, почему нам не следует больше встречаться.
Мелисанда».
Она все объяснила Каролине и попросила их обоих – и ее, и сэра Чарльза – ни при каких обстоятельствах не сообщать Леону, где она находится.
Мелисанда отдавала себе отчет, что боится увидеть Леона, боится, что он попытается воззвать к ее жалости и, как многие другие, взяться устроить ее будущее. Нужно убежать от Леона, спастись любой ценой.
Теперь ей предстояло окончательно порвать с прошлым. Как причудлива жизнь. Совсем недавно она жила бок о бок с сестрами в монастыре, где день ото дня повторялось одно и то же. А теперь вдруг чья-то неведомая рука переносит ее в новое, непривычное ей существование. Совершенно новая жизнь, новые люди со своими заботами и радостями.
Только вчера она простилась с миссис Соади, мистером Микером и другими слугами, с Каролиной, Фермором и сэром Чарльзом. Все они вышли ее проводить, и у нее возникло ощущение, что эти люди, так же как и она сама, были уверены, что никогда больше с ней не встретятся.
Вскоре после того печального происшествия, когда она поведала сэру Чарльзу, о чем сплетничает прислуга, он вызвал ее к себе в кабинет. Держался он сурово, сдержанно, почти неприязненно. Рассказал, какие сделал по поводу нее распоряжения; ей предстояло отправиться в салон модистки и научиться портновскому ремеслу. Мелисанде это будет очень полезно, а миссис Кардинглей – весьма достойная дама – присмотрит за ней и обучит многим полезным вещам.
Вопросов Мелисанда задавать не стала, интереса не выказала. Девушка не могла дождаться, когда же сэр Чарльз закончит, и она сможет уйти.
Перед отъездом сэр Чарльз предложил ей деньги, которые она сначала высокомерно отвергла, но мгновенно поняла, что сглупила. Надо их взять – уж помочь деньгами-то он наверняка ей обязан! – и бежать, куда глаза глядят.
– Но они ведь, знаешь ли, могут тебе в дороге понадобиться, – настаивал сэр Чарльз.
– У меня есть деньги, я кое-что успела скопить.
Он заискивающе улыбнулся:
– Возьми, пожалуйста. Я очень огорчусь, если ты откажешься.
Тогда она смягчилась и приняла деньги.
Поезд, замедлив ход, остановился. Встрепенувшись, Мелисанда огляделась по сторонам. Вот она и в Лондоне. Девушка вышла на перрон из вагона первого класса, и ей предложил свои услуги носильщик. Она заметила табличку: «Обслуживать пассажиров третьего класса носильщикам запрещается». Ее пробрала дрожь. Вот очередное напоминание, что у нее гроша нет за душой.
– Меня встречают, – сказала она носильщику.
Дотронувшись до фуражки, он отсалютовал Мелисанде, и не успела она двинуться с места, как к ней поспешно подошла какая-то женщина. Совсем маленькая и, как показалось Мелисанде, своим скукоженным лицом и юркими горящими глазками похожая на ведьму.
– Могу поспорить, вы мисс Сент-Мартин, – приветствовала ее ведьма, изображая на сморщенной физиономии дружелюбную улыбку.
– Да.
– Значит, вы наша пташка. Я Полли Кендрик. Пришла вас встречать.
– Полли Кендрик? Но я вас не знаю.
– Нет, конечно, вы ждете мадам Кардинглей. Но ма дам редко выходит из дому и послала меня вас встретить.
– А, понимаю…
– Так, значит, вы иностранка. Мадам мне рассказывала. Образованная барышня из Франции. И какая хорошенькая! Держу пари, вы у наших девушек всех поклонников отобьете!
– У ваших девушек?
– Да, у нас большая компания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110