– сказала она, когда они остались наедине, потом села на стул и расхохоталась.
– А что такого смешного в мистере Фитте?
– Да я могу рассказать вам такое, мистер Микер, от чего у вас глаза на лоб полезут.
– Наверняка можете, миссис Соади.
– Вы ошалеете больше, чем от любого рассказа мистера Фитта.
– Конечно же, ошалею, миссис Соади.
Миссис Соади, охваченная искушением, уже готова была все ему выложить. Мистер Микер наклонился к ней, и глаза его лучились, льстили, умоляли посвятить его в тайну.
– Ну, хорошо, – сдалась миссис Соади, – пожалуй, вам следует это знать. Вы – старший над мужской при слугой, и негоже держать вас в неведении. Но учтите, мистер Микер, только между нами!
– Да, конечно, миссис Соади. Дальше меня не пойдет.
– Вы удивлялись, почему с мамзель так обращаются. Спрашивали, почему к ней относятся как к члену семьи. Ну, так вот, я вам скажу – она и есть член семьи.
– Член семьи, миссис Соади?
Миссис Соади хмыкнула:
– Да, вот именно – член семьи. Она дочь самого хозяина.
Глаза мистера Микера округлились от удивления и восхищения.
– Хотя и, что называется, незаконнорожденная, – добавила миссис Соади. – Другими словами…
– Внебрачный ребенок! – прошептал мистер Микер.
Теплая погода продержалась весь ноябрь, вплоть до начала декабря. В доме кипела работа. Приготовления к бракосочетанию, назначенному на рождественские праздники, шли полным ходом, и, хотя решено было сыграть тихую свадьбу, первоначальные планы приобретали все больший размах, и гостей пригласили столько, что, в конечном счете, событие обещало стать грандиозным.
Фермор слал письма Каролине. Мелисанда не раз наблюдала, как та получает эти письма, уносит в свою комнату и затем появляется с сияющими глазами. Однажды Каролина прочла ей выдержку из такого письма: «Передай наилучшие пожелания твоему отцу, старенькой Уэнне, всем лакеям и служанкам, населяющим Тревеннинг, и не забудь маленькую мамзель». Вот и все.
Мелисанда стремилась вырваться из дому, убежать от суматохи, вызванной приготовлениями к свадьбе. Иногда это было не больше чем удовольствием, иногда становилось настоятельной потребностью. «Каково же мне будет, когда он вернется? – спрашивала она себя. – Каково мне будет в день его женитьбы на Каролине?»
Утешением для нее становился Леон, поджидавший на берегу, в том самом месте, где они впервые встретились, и которое теперь стало постоянным для их встреч. Она часто приходила туда, если ничто не удерживало ее в доме. Если мальчик был расположен к прогулке, то они приходили туда вдвоем, если нет – приходил один Леон. Мелисанда чувствовала облегчение, когда Рауль отсутствовал; он был веселый, смышленый, зачастую забавный, но время от времени в его поведении проскальзывало недовольство. Ему нравилась Мелисанда, но то, что Леон уделяет ей столько внимания, вызывало возражение, в его манере держаться появлялась властность. Леон же, по ее убеждению, был самым терпеливым человеком на свете. Рауль жаждал знаний, и ей порой удавалось обратить его негодование в интерес к маленьким обитателям горных водоемов. Уделяя мальчику внимание, Мелисанда умеряла его тщеславие и заносчивость, она часами просиживала в библиотеке в Тревеннинге, стараясь почерпнуть интересные факты, с тем, чтобы поделиться ими с Раулем. Он мог бы быть чудесным ребенком, часто думала она, но огромное состояние, предназначенное ему, и та власть, которую оно давало над окружающими, совершенно его испортили.
Потому однажды – шла уже вторая неделя декабря – Мелисанда, придя на берег, обрадовалась, застав там одного Леона. Он растянулся на песке, прислонившись спиной к камню, но, увидев ее, вскочил на ноги. На лице его безошибочно читалась радость.
– Я так надеялся, что вы придете, – сказал он.
– Вырвалась всего на полчаса. Дольше остаться не смогу. Сейчас совсем рано темнеет.
– Я провожу вас обратно, так что не бойтесь тем ноты.
– Благодарю вас, но меня скоро хватятся. В доме столько дел… До Рождества осталось всего две недели!
– И до свадьбы тоже. Полагаю, скоро приедет жених?
– Мы ждем его не раньше, чем за день до Рождества.
– Мелисанда… Могу я вас так называть? Так я называю вас в своих мыслях.
– Пожалуйста, называйте.
– Тогда можно я стану для вас Леоном?
– Да, когда мы с вами вдвоем – как сейчас. Но в присутствии других людей, мне думается, нам следует оставаться друг для друга мсье де ла Роше и мадемуазель Сент-Мартин.
– Хорошо. Давайте возьмем это за правило. А что вы станете делать после свадьбы, Мелисанда?
– Сэр Чарльз уже говорил об этом со мной и предложил остаться.
– После отъезда мисс Тревеннинг?
– Да. Возможно, я еще пригожусь в этом доме. Я много умею делать – так он говорит. Его дочь уедет и возьмет с собой Уэнну – одну из служанок. Сэр Чарльз говорит, что дом тогда опустеет, ведь и у Каролины, и у ее горничной были определенные обязанности. Он предлагает мне взять эти обязанности на себя. Так что все складывается весьма удачно.
– Похоже, сэр Чарльз очень добрый человек.
– Мало кто знает, насколько он добр. Но я знаю. Он говорит, что для меня найдется дело, и к тому же я прижилась в доме, нравлюсь Данесборо… и другим тоже. Он упомянул и о вас. Сказал, что теперь, когда у меня здесь появились друзья, я не захочу уезжать.
– Для меня это самая радостная новость за долгое время.
– Для вас?
– Для меня. Мне не давала покоя мысль: каково ста нет здесь после вашего отъезда?
– Вам не нравится это место?
– С тех пор как мы встретились, оно мне очень нравится. Наша дружба многое изменила в моей жизни. – Леон подобрал камешек и бросил его в море. Они смотрели, как он прыгает по воде, то подскакивая кверху, то падая. – Значит, наша дружба продолжится.
– Надеюсь, что она продлится долго. Но вы ведь не останетесь здесь на лето? – спросила Мелисанда.
– На лето, вероятно, нам придется перебраться в местность с другим климатом. Поедем в Швейцарию… в высокогорные районы.
– Звучит очень заманчиво.
Леон грустно улыбнулся:
– Вы считаете меня неблагодарным. Да, я недоволен. Иногда я ропщу на судьбу. И спрашиваю себя: почему одни рождаются в богатстве, а другие – в бедности?
– Меня удивляет, что вам в голову приходят такие мысли.
– Все бедняки думают об этом. Только бедных волнует неравенство и несправедливость.
– Вы хотите быть богатым?
– Я хочу быть свободным.
– Свободным? Свободным от Рауля?
– Я нахожусь в сложном положении. Часто спрашиваю себя: достаточно ли я хорош для мальчика? И в то же время думаю: разве это жизнь? Кто я – нянька? Наставник? Любая женщина лучше справилась бы с первой ролью. Найдется немало учителей, которые стали бы для него лучшими наставниками, чем я.
– Но такова была воля родителей Рауля, чтобы именно вы стали нянькой и наставником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
– А что такого смешного в мистере Фитте?
– Да я могу рассказать вам такое, мистер Микер, от чего у вас глаза на лоб полезут.
– Наверняка можете, миссис Соади.
– Вы ошалеете больше, чем от любого рассказа мистера Фитта.
– Конечно же, ошалею, миссис Соади.
Миссис Соади, охваченная искушением, уже готова была все ему выложить. Мистер Микер наклонился к ней, и глаза его лучились, льстили, умоляли посвятить его в тайну.
– Ну, хорошо, – сдалась миссис Соади, – пожалуй, вам следует это знать. Вы – старший над мужской при слугой, и негоже держать вас в неведении. Но учтите, мистер Микер, только между нами!
– Да, конечно, миссис Соади. Дальше меня не пойдет.
– Вы удивлялись, почему с мамзель так обращаются. Спрашивали, почему к ней относятся как к члену семьи. Ну, так вот, я вам скажу – она и есть член семьи.
– Член семьи, миссис Соади?
Миссис Соади хмыкнула:
– Да, вот именно – член семьи. Она дочь самого хозяина.
Глаза мистера Микера округлились от удивления и восхищения.
– Хотя и, что называется, незаконнорожденная, – добавила миссис Соади. – Другими словами…
– Внебрачный ребенок! – прошептал мистер Микер.
Теплая погода продержалась весь ноябрь, вплоть до начала декабря. В доме кипела работа. Приготовления к бракосочетанию, назначенному на рождественские праздники, шли полным ходом, и, хотя решено было сыграть тихую свадьбу, первоначальные планы приобретали все больший размах, и гостей пригласили столько, что, в конечном счете, событие обещало стать грандиозным.
Фермор слал письма Каролине. Мелисанда не раз наблюдала, как та получает эти письма, уносит в свою комнату и затем появляется с сияющими глазами. Однажды Каролина прочла ей выдержку из такого письма: «Передай наилучшие пожелания твоему отцу, старенькой Уэнне, всем лакеям и служанкам, населяющим Тревеннинг, и не забудь маленькую мамзель». Вот и все.
Мелисанда стремилась вырваться из дому, убежать от суматохи, вызванной приготовлениями к свадьбе. Иногда это было не больше чем удовольствием, иногда становилось настоятельной потребностью. «Каково же мне будет, когда он вернется? – спрашивала она себя. – Каково мне будет в день его женитьбы на Каролине?»
Утешением для нее становился Леон, поджидавший на берегу, в том самом месте, где они впервые встретились, и которое теперь стало постоянным для их встреч. Она часто приходила туда, если ничто не удерживало ее в доме. Если мальчик был расположен к прогулке, то они приходили туда вдвоем, если нет – приходил один Леон. Мелисанда чувствовала облегчение, когда Рауль отсутствовал; он был веселый, смышленый, зачастую забавный, но время от времени в его поведении проскальзывало недовольство. Ему нравилась Мелисанда, но то, что Леон уделяет ей столько внимания, вызывало возражение, в его манере держаться появлялась властность. Леон же, по ее убеждению, был самым терпеливым человеком на свете. Рауль жаждал знаний, и ей порой удавалось обратить его негодование в интерес к маленьким обитателям горных водоемов. Уделяя мальчику внимание, Мелисанда умеряла его тщеславие и заносчивость, она часами просиживала в библиотеке в Тревеннинге, стараясь почерпнуть интересные факты, с тем, чтобы поделиться ими с Раулем. Он мог бы быть чудесным ребенком, часто думала она, но огромное состояние, предназначенное ему, и та власть, которую оно давало над окружающими, совершенно его испортили.
Потому однажды – шла уже вторая неделя декабря – Мелисанда, придя на берег, обрадовалась, застав там одного Леона. Он растянулся на песке, прислонившись спиной к камню, но, увидев ее, вскочил на ноги. На лице его безошибочно читалась радость.
– Я так надеялся, что вы придете, – сказал он.
– Вырвалась всего на полчаса. Дольше остаться не смогу. Сейчас совсем рано темнеет.
– Я провожу вас обратно, так что не бойтесь тем ноты.
– Благодарю вас, но меня скоро хватятся. В доме столько дел… До Рождества осталось всего две недели!
– И до свадьбы тоже. Полагаю, скоро приедет жених?
– Мы ждем его не раньше, чем за день до Рождества.
– Мелисанда… Могу я вас так называть? Так я называю вас в своих мыслях.
– Пожалуйста, называйте.
– Тогда можно я стану для вас Леоном?
– Да, когда мы с вами вдвоем – как сейчас. Но в присутствии других людей, мне думается, нам следует оставаться друг для друга мсье де ла Роше и мадемуазель Сент-Мартин.
– Хорошо. Давайте возьмем это за правило. А что вы станете делать после свадьбы, Мелисанда?
– Сэр Чарльз уже говорил об этом со мной и предложил остаться.
– После отъезда мисс Тревеннинг?
– Да. Возможно, я еще пригожусь в этом доме. Я много умею делать – так он говорит. Его дочь уедет и возьмет с собой Уэнну – одну из служанок. Сэр Чарльз говорит, что дом тогда опустеет, ведь и у Каролины, и у ее горничной были определенные обязанности. Он предлагает мне взять эти обязанности на себя. Так что все складывается весьма удачно.
– Похоже, сэр Чарльз очень добрый человек.
– Мало кто знает, насколько он добр. Но я знаю. Он говорит, что для меня найдется дело, и к тому же я прижилась в доме, нравлюсь Данесборо… и другим тоже. Он упомянул и о вас. Сказал, что теперь, когда у меня здесь появились друзья, я не захочу уезжать.
– Для меня это самая радостная новость за долгое время.
– Для вас?
– Для меня. Мне не давала покоя мысль: каково ста нет здесь после вашего отъезда?
– Вам не нравится это место?
– С тех пор как мы встретились, оно мне очень нравится. Наша дружба многое изменила в моей жизни. – Леон подобрал камешек и бросил его в море. Они смотрели, как он прыгает по воде, то подскакивая кверху, то падая. – Значит, наша дружба продолжится.
– Надеюсь, что она продлится долго. Но вы ведь не останетесь здесь на лето? – спросила Мелисанда.
– На лето, вероятно, нам придется перебраться в местность с другим климатом. Поедем в Швейцарию… в высокогорные районы.
– Звучит очень заманчиво.
Леон грустно улыбнулся:
– Вы считаете меня неблагодарным. Да, я недоволен. Иногда я ропщу на судьбу. И спрашиваю себя: почему одни рождаются в богатстве, а другие – в бедности?
– Меня удивляет, что вам в голову приходят такие мысли.
– Все бедняки думают об этом. Только бедных волнует неравенство и несправедливость.
– Вы хотите быть богатым?
– Я хочу быть свободным.
– Свободным? Свободным от Рауля?
– Я нахожусь в сложном положении. Часто спрашиваю себя: достаточно ли я хорош для мальчика? И в то же время думаю: разве это жизнь? Кто я – нянька? Наставник? Любая женщина лучше справилась бы с первой ролью. Найдется немало учителей, которые стали бы для него лучшими наставниками, чем я.
– Но такова была воля родителей Рауля, чтобы именно вы стали нянькой и наставником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110