Ему был нужен не вкус, а кофеин. Он чувствовал себя по-дикому усталым.
— Этот подонок Дракон не очень сильно задел тебя?
— Не очень. — Он взглянул на Диану, и вдруг почувствовал, что ему не хочется спрашивать ее, зачем она здесь.
— Ты выглядишь просто ужасно, — сказала она, указывая на кровь на его груди. — Я принесла тебе во что переодеться.
— Спасибо, — поблагодарил он и начал стаскивать с себя каляную от крови рубашку.
— Как насчет того, чтобы присесть? — спросила Диана. — Я на ногах с трех утра и, пожалуй, не прочь отдохнуть.
Они направились к ряду пластиковых стульев. Сив предложил ей свой кофе, и она отхлебнула из чашки, пока он застегивал пуговицы на новой рубашке. Диана была у него в группе одной из лучших. Сообразительная и совершенно бесстрашная. Только что сдала экзамены на чин сержанта с высшими баллами. Сиву она очень нравилась.
— Босс, — сказала она. — У меня для тебя плохие новости. Никак не могу собраться с духом, чтобы сообщить их.
Сив молча смотрел на нее.
— Это касается твоего брата Доменика. Его убили.
Сиву показалось, что на него обрушился потолок. Стало трудно дышать. Он попытался сказать что-то, но в горле — словно ком. Затем, как будто сквозь густой туман, он услышал свой собственный голос: «Как это произошло?»
Диана рассказала ему все, что знала сама.
— Скудные сведения, я понимаю, — заключила она. — Я пришла за тобой, чтобы отвезти тебя в Коннектикут, в церковь. Группа экспертов уже выехала на место.
Не говоря ни слова, Сив поднялся на ноги. Нашел взглядом мужскую комнату, пошел туда и, войдя, уставился на свое отражение в зеркале. Однако ничего не видел: воспоминания роились в голове и буквально слепили его. Он вспомнил Мэгги. Что за бедра! Как, бывало, она обхватывала его ими за шею, заманивая в кровать. И потом тоже. Но не это главное. Главное — ее поразительное терпение. Она никогда не жаловалась, когда ей не из чего было приготовить обед. Даже когда пронзительный телефонный звонок выгонял его из постели в три часа ночи. Или когда ему пришлось внезапно отменить их уик-энд в Поконо: она уже сидела в машине, когда он подошел и сказал, что они не могут ехать.
Нет, думал Сив с горечью, Мэгги никогда не жаловалась. Но однажды и она исчезла, и даже сменила номер телефона. Он хотел поначалу узнать ее новый номер, позвонив в телефонную компанию, но потом раздумал. Что это даст, даже если он и узнает его? Что он ей скажет? Он прекрасно знал, почему она ушла, и ничто не могло изменить этого. На первом месте для него стояла работа. Так было, есть и будет всегда.
Вся жизнь Сива Гуарды была посвящена службе закону. И он всегда оставался верен своему призванию, как схимник на службе Господу.
Это сравнение довольно точно передает сущность его образа жизни. Закон был для него чем-то вроде религии, поскольку он считал его нравственным стержнем общества — любого общества. Преступить закон значило для него развязать хаос — и затрубят трубы анархии, и пахнет холодным ветром, предвещающим приближение зверя, который затопчет плоды человеческой цивилизации, накапливающиеся в течение столетий. Короче, это было нечто для него абсолютно нетерпимое. Закон призвал его на службу с такой же настоятельностью, с какой белый свет Бога пробудил к святой жизни Фому Аквинского.
Вот почему Мэгги, которая пыталась коснуться его задубелой души, так и не смогла поколебать его незыблемые моральные устои. Сив Гуарда был монахом, преданный до конца своему высокому призванию.
Доменика убили, думал он, а я думаю о Мэгги. Что такое творится со мной, черт побери? А потом он вдруг понял, словно какое-то озарение на него снизошло. Монашеское служение Закону разъединило Сива с нормальными реалиями жизни — и любовь к родным и друзьям ушли куда-то на задний план. В результате даже Мэгги не выдержала. А теперь и Доминика забрали у него.
Сив испуганно моргнул. Из зеркала на него смотрело заостренное лицо с резкими чертами, высокими скулами и ртом, о котором Мэгги говорила, что он жестокий. Карие глаза, гладкая, без единой морщинки, кожа, благодаря которой трудно определить его возраст. Густые черные волосы и могучая шея. В глазах застыло удивленное выражение, будто он отказывался поверить случившемуся. Но это было не лицо Сива, а лицо его брата.
Он выбросил вперед правый кулак. Боль как током пробежала по всей руке, стекло и образ раскололись на части, и ему показалось, что кровь так и брызнула в разные стороны. Тем не менее, он почувствовал себя лучше, правда, не намного.
Когда он вернулся, его пораненая правая рука была замотана туалетной бумагой. Диана видела, что сквозь нее сочится кровь, но решила, что сейчас лучше промолчать.
Сив подошел к дверям операционной и замер. Он не сел, и не сказал ни слова Диане. Он знал, что надо ехать. Предстоял нелегкий путь по забитому в этот час машинами шоссе, и в Нью-Ханаане, без сомнения, многие ждут его прибытия. А потом, конечно, ему будет надо навестить вдову Ричарда Ху: это долг его, и только его. Но он, казалось, не может заставить себя сдвинуться с места.
Внутренне он оплакивал смерть своего братишки, но это не могло изменить сурового факта, что Доминик мертв и ничто не может его вернуть к жизни. И Сиву казалось, что время потеряло всякий смысл.
* * *
— La Porte a la Nuit, — произнес Мильо. Это был высокий, представительный мужчина. Он держал в высоко поднятой руке кинжал — тот самый, что хранился в металлическом чемоданчике Терри Хэя. — Преддверие Ночи.
У него был высокий лоб и благородный галльский нос, форму которого некоторые тщеславные американцы пытаются имитировать с помощью пластических операций, и длинный подбородок с глубокой ямочкой посередине. Его жесткие, черные с проседью волосы он зачесывал назад, и это придавало прическе вид львиной гривы. Хотя он давно перешагнул за средний возраст, он обладал силой духа, по сравнению с которой энергия людей, бывших моложе его на тридцать лет, казалась буквально пигмейской. В общем, его можно было принять за известного политика или кинозвезду, судя по тому неестественному оживлению, озарявшему любую комнату, в которую он входил.
— Фу ты ну ты! — презрительно хмыкнул он и метнул кинжал в стену напротив, едва не попав в окно. Лезвие, однако, не сломалось. Мильо посмотрел в окно, сквозь которое можно было видеть квартал Парижа на левом берегу Сены, который он больше всего любил, — где Марсово поле и Военная академия.
— Пластик, — объяснил он. — Синтетическая смола, весьма эффективно повторяющая внешние характеристики нефрита. — Он прошел через комнату, подобрал кинжал. — И он не ломается так, как ломается нефрит, потому что это — не нефрит.
Мильо подошел к своему роскошному, ручной работы письменному столу из лучших сортов черного и красного дерева, в задумчивости ударяя широкой стороной пластикового лезвия по ладони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176
— Этот подонок Дракон не очень сильно задел тебя?
— Не очень. — Он взглянул на Диану, и вдруг почувствовал, что ему не хочется спрашивать ее, зачем она здесь.
— Ты выглядишь просто ужасно, — сказала она, указывая на кровь на его груди. — Я принесла тебе во что переодеться.
— Спасибо, — поблагодарил он и начал стаскивать с себя каляную от крови рубашку.
— Как насчет того, чтобы присесть? — спросила Диана. — Я на ногах с трех утра и, пожалуй, не прочь отдохнуть.
Они направились к ряду пластиковых стульев. Сив предложил ей свой кофе, и она отхлебнула из чашки, пока он застегивал пуговицы на новой рубашке. Диана была у него в группе одной из лучших. Сообразительная и совершенно бесстрашная. Только что сдала экзамены на чин сержанта с высшими баллами. Сиву она очень нравилась.
— Босс, — сказала она. — У меня для тебя плохие новости. Никак не могу собраться с духом, чтобы сообщить их.
Сив молча смотрел на нее.
— Это касается твоего брата Доменика. Его убили.
Сиву показалось, что на него обрушился потолок. Стало трудно дышать. Он попытался сказать что-то, но в горле — словно ком. Затем, как будто сквозь густой туман, он услышал свой собственный голос: «Как это произошло?»
Диана рассказала ему все, что знала сама.
— Скудные сведения, я понимаю, — заключила она. — Я пришла за тобой, чтобы отвезти тебя в Коннектикут, в церковь. Группа экспертов уже выехала на место.
Не говоря ни слова, Сив поднялся на ноги. Нашел взглядом мужскую комнату, пошел туда и, войдя, уставился на свое отражение в зеркале. Однако ничего не видел: воспоминания роились в голове и буквально слепили его. Он вспомнил Мэгги. Что за бедра! Как, бывало, она обхватывала его ими за шею, заманивая в кровать. И потом тоже. Но не это главное. Главное — ее поразительное терпение. Она никогда не жаловалась, когда ей не из чего было приготовить обед. Даже когда пронзительный телефонный звонок выгонял его из постели в три часа ночи. Или когда ему пришлось внезапно отменить их уик-энд в Поконо: она уже сидела в машине, когда он подошел и сказал, что они не могут ехать.
Нет, думал Сив с горечью, Мэгги никогда не жаловалась. Но однажды и она исчезла, и даже сменила номер телефона. Он хотел поначалу узнать ее новый номер, позвонив в телефонную компанию, но потом раздумал. Что это даст, даже если он и узнает его? Что он ей скажет? Он прекрасно знал, почему она ушла, и ничто не могло изменить этого. На первом месте для него стояла работа. Так было, есть и будет всегда.
Вся жизнь Сива Гуарды была посвящена службе закону. И он всегда оставался верен своему призванию, как схимник на службе Господу.
Это сравнение довольно точно передает сущность его образа жизни. Закон был для него чем-то вроде религии, поскольку он считал его нравственным стержнем общества — любого общества. Преступить закон значило для него развязать хаос — и затрубят трубы анархии, и пахнет холодным ветром, предвещающим приближение зверя, который затопчет плоды человеческой цивилизации, накапливающиеся в течение столетий. Короче, это было нечто для него абсолютно нетерпимое. Закон призвал его на службу с такой же настоятельностью, с какой белый свет Бога пробудил к святой жизни Фому Аквинского.
Вот почему Мэгги, которая пыталась коснуться его задубелой души, так и не смогла поколебать его незыблемые моральные устои. Сив Гуарда был монахом, преданный до конца своему высокому призванию.
Доменика убили, думал он, а я думаю о Мэгги. Что такое творится со мной, черт побери? А потом он вдруг понял, словно какое-то озарение на него снизошло. Монашеское служение Закону разъединило Сива с нормальными реалиями жизни — и любовь к родным и друзьям ушли куда-то на задний план. В результате даже Мэгги не выдержала. А теперь и Доминика забрали у него.
Сив испуганно моргнул. Из зеркала на него смотрело заостренное лицо с резкими чертами, высокими скулами и ртом, о котором Мэгги говорила, что он жестокий. Карие глаза, гладкая, без единой морщинки, кожа, благодаря которой трудно определить его возраст. Густые черные волосы и могучая шея. В глазах застыло удивленное выражение, будто он отказывался поверить случившемуся. Но это было не лицо Сива, а лицо его брата.
Он выбросил вперед правый кулак. Боль как током пробежала по всей руке, стекло и образ раскололись на части, и ему показалось, что кровь так и брызнула в разные стороны. Тем не менее, он почувствовал себя лучше, правда, не намного.
Когда он вернулся, его пораненая правая рука была замотана туалетной бумагой. Диана видела, что сквозь нее сочится кровь, но решила, что сейчас лучше промолчать.
Сив подошел к дверям операционной и замер. Он не сел, и не сказал ни слова Диане. Он знал, что надо ехать. Предстоял нелегкий путь по забитому в этот час машинами шоссе, и в Нью-Ханаане, без сомнения, многие ждут его прибытия. А потом, конечно, ему будет надо навестить вдову Ричарда Ху: это долг его, и только его. Но он, казалось, не может заставить себя сдвинуться с места.
Внутренне он оплакивал смерть своего братишки, но это не могло изменить сурового факта, что Доминик мертв и ничто не может его вернуть к жизни. И Сиву казалось, что время потеряло всякий смысл.
* * *
— La Porte a la Nuit, — произнес Мильо. Это был высокий, представительный мужчина. Он держал в высоко поднятой руке кинжал — тот самый, что хранился в металлическом чемоданчике Терри Хэя. — Преддверие Ночи.
У него был высокий лоб и благородный галльский нос, форму которого некоторые тщеславные американцы пытаются имитировать с помощью пластических операций, и длинный подбородок с глубокой ямочкой посередине. Его жесткие, черные с проседью волосы он зачесывал назад, и это придавало прическе вид львиной гривы. Хотя он давно перешагнул за средний возраст, он обладал силой духа, по сравнению с которой энергия людей, бывших моложе его на тридцать лет, казалась буквально пигмейской. В общем, его можно было принять за известного политика или кинозвезду, судя по тому неестественному оживлению, озарявшему любую комнату, в которую он входил.
— Фу ты ну ты! — презрительно хмыкнул он и метнул кинжал в стену напротив, едва не попав в окно. Лезвие, однако, не сломалось. Мильо посмотрел в окно, сквозь которое можно было видеть квартал Парижа на левом берегу Сены, который он больше всего любил, — где Марсово поле и Военная академия.
— Пластик, — объяснил он. — Синтетическая смола, весьма эффективно повторяющая внешние характеристики нефрита. — Он прошел через комнату, подобрал кинжал. — И он не ломается так, как ломается нефрит, потому что это — не нефрит.
Мильо подошел к своему роскошному, ручной работы письменному столу из лучших сортов черного и красного дерева, в задумчивости ударяя широкой стороной пластикового лезвия по ладони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176