Так что, естественно, проще всего для меня было считать отца виновным в том, что мы с братом как чужие. Но теперь, после смерти Терри, я начинаю думать, что не только его в том вина. Мы ведь и сами никогда не пытались выяснить, почему мы далеки друг от друга.
* * *
— Вы были правы, — сказал Данте. — Между Сутан Сирик и Декордиа есть связь. — У Мильо упало сердце. Неужели он был не прав, не поверив словам незнакомца насчет Сутан и Аль Декордиа?
— Очевидно, — продолжал Данте, — Декордиа познакомился с нею, когда приезжал сюда с месяц назад повидать Терри Хэя. Это было почти сразу после смерти его дочери. Она погибла в автокатастрофе: ее машина съехала с дороги во время дождя. Ей было девятнадцать лет.
Данте полистал свои записи.
— Так или иначе, Декордиа чувствовал симпатию к этой Сирик. Она выросла без родителей, и он — по возрасту и прочему — годился ей в отцы. Декордиа, он был такой, шибко привязчивый. Смерть его дочери сломила его.
Со страхом в сердце Мильо спросил:
— Могла мадемуазель Сирик убить его?
— Ни в коем случае, — ответил Данте. — Она была здесь, во Франции, когда Декордиа прикончили.
Мильо почувствовал такое глубокое облегчение, что у него даже слезы на глазах выступили. Быстро отвернувшись от Данте, он уставился в окно, за которым виднелась Военная Академия и парк Марсова Поля. Слава Богу, подумал он. Теперь надо постараться разузнать, что действительно на уме у того незнакомца.
— Ты не знаешь, кто убил Декордиа?
— Нет, — ответил Данте. — Я ничего не смог узнать об этом деле, кроме того, что он был обезглавлен, что само по себе весьма странно.
Странно действительно, подумал Мильо. Не менее странно и то, что незнакомый собеседник Логрази знает о подразделении ПИСК, которым Терри Хэй командовал во Вьетнаме, больше, чем он сам. Например, Мильо не слыхал про идею Терри Хэя обезглавливать свои жертвы. А теперь кто-то опять использовал ее, убивая Декордиа. Зачем?
Но Мильо тут же подумал, что это — не главный вопрос при данных обстоятельствах. Прежде всего надо разобраться в том, почему Декордиа был убит. Поскольку Сутан относилась к нему, как к отцу, совершенно неправдоподобно предполагать, что Терри вообще причастен к его убийству, как полагает незнакомец.
Но, с другой стороны, Декордиа и Терри Хэй действительно встречались месяц назад. Что они обсуждали? Считается, что они были врагами. Операция Белый Тигр, в разработке которой принимал участие Декордиа, была замыслена, чтобы лишить Терри влияния в им же созданной сети. Может, правда, что Декордиа хотел выйти из дела, как предположил незнакомец? И что он продал секретные сведения по операции Терри Хэю? Если это так, то, по всей видимости, сама мафия и ответственна за его смерть. Но, опять же, если это так, то незнакомец, который является эмиссаром главы мафии, должен быть в курсе этих дел.
Мильо откинулся в кресло и задумался о трагической иронии, заложенной в самой жизни. Он нашел ответ на один из вопросов, но это ни на шаг не приблизило его к истине. Теперь он стоял перед загадкой, внутренний смысл которой уже дал первые опасные ростки. Гудронированное шоссе серебристо переливалось в лучах множества рукотворных солнц — фонарей дневного света, выстроившихся вдоль него. Мосье Мабюс, думая, как всегда, о смерти и разрушении, от нечего делать включил радио, покрутил ручку настройки. Из динамика полился бархатный голос Ван Моррисона:
Порой я в хотел птицей в небо взлететь,
Порой я в хотел в синеву улететь,
Где дом недалек.
Рука, крутящая диск настройки, остановилась, и вместе с ней вся его душа, темная и страшная, замерла при звуке слов и гипнотизирующей мелодии негритянского спиричуал.
Порой чую я, что свобода близка,
Порой чую я, как свобода сладка,
Но дом все далек.
Эти простые слова брали за душу так, что Мабюс почувствовал, что ему трудно дышать. Обычно западная музыка не трогала его. Он находил ее пресной и невыразительной, от которой еще больше тосковал по заунывным мелодиям и пронзительным словам восточной музыкальной культуры.
Но эта песня была не такой. Она взломала стальной панцирь, который защищал его от внешнего, чуждого мира, и нежно коснулась внезапно сильно забившегося сердца.
Порой знаю я — это все не во сне,
Порой знаю я, Царство Божье — во мне,
Лишь дом мой далек.
Лента дороги начала опасно расплываться, цвета слились в эмоциональный вихрь, который грозил задушить его, все расширяясь и расширяясь в груди.
Порою я как без мамы дитя,
Порою я как без мамы дитя,
И дом так далек.
Он уже плакал. Точно, плакал. И как больно ему от этого было! Словно все его шрамы на руке открылись и начали кровоточить. Нет, это невыносимо, подумал он, и выключил радио. Голос замолчал, и вновь тишина темным пауком начала ткать свою замысловатую паутину в его душе.
Мосье Мабюс, по-видимому, слишком сильно прижал ногой акселератор, чтобы убежать от собственных мыслей, и опомнился только тогда, когда вращающиеся красные огни полицейской машины расцвели в зеркале заднего вида, как зловещие маки.
Он снизил скорость, послушно съехал на поросшую травой обочину. Мотор не выключил, и его урчание в тихом сумраке Коннектикутской сельской местности казалось тиканьем мины замедленного действия. На соседнем сидении лежала кипой его «портативная библиотека»: последние справочники по экономике и политике, дайджесты научных журналов, а также реклама новейших технологий. Дж. Г. Баллард, один из немногих писателей, которые интересовали М. Мабюса, как-то сказал, что эта «невидимая литература» значительно трансформировала современную культуру. Мабюс, наткнувшись как-то на это высказывание, решил, что вопрос стоит того, чтобы его проработать.
Он пронаблюдал, как кроваво-красные сполохи, которые следовали за ним, тоже замерли у края дороги. В их сиянии он прочел послание, предупреждающее его помнить вечно бомбежки, огонь напалма, пожирающего джунгли с таинственным потрескиванием, будто паты - святые его религии — скрежещут в немом отчаянии зубами. И эти страшные звуки заглушают вопли последних оставшихся в живых человеческих существ.
Он поднял глаза и даже вздрогнул, обнаружив, что он не один. На мясистом, в жировых складках, возвышающихся над форменным воротничком, лице, наклонившемся к его окошку, странно смотрелись в этот поздний час темные очки с зеркальными стеклами.
— Вы превысили скорость, — сказал полицейский. — Ваши права и техпаспорт.
Мосье Мабюс, в чьих ушах все еще звучали жалкие человеческие крики, тонущие в разрывах бомб, полез за бумажником. Он открыл его, вынул оттуда права, запаянные в прозрачный пластик.
Представил себе, смакуя детали, как припаркованный сзади него патрульный автомобиль врезается на скорости сто миль в час в бетонную тумбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176
* * *
— Вы были правы, — сказал Данте. — Между Сутан Сирик и Декордиа есть связь. — У Мильо упало сердце. Неужели он был не прав, не поверив словам незнакомца насчет Сутан и Аль Декордиа?
— Очевидно, — продолжал Данте, — Декордиа познакомился с нею, когда приезжал сюда с месяц назад повидать Терри Хэя. Это было почти сразу после смерти его дочери. Она погибла в автокатастрофе: ее машина съехала с дороги во время дождя. Ей было девятнадцать лет.
Данте полистал свои записи.
— Так или иначе, Декордиа чувствовал симпатию к этой Сирик. Она выросла без родителей, и он — по возрасту и прочему — годился ей в отцы. Декордиа, он был такой, шибко привязчивый. Смерть его дочери сломила его.
Со страхом в сердце Мильо спросил:
— Могла мадемуазель Сирик убить его?
— Ни в коем случае, — ответил Данте. — Она была здесь, во Франции, когда Декордиа прикончили.
Мильо почувствовал такое глубокое облегчение, что у него даже слезы на глазах выступили. Быстро отвернувшись от Данте, он уставился в окно, за которым виднелась Военная Академия и парк Марсова Поля. Слава Богу, подумал он. Теперь надо постараться разузнать, что действительно на уме у того незнакомца.
— Ты не знаешь, кто убил Декордиа?
— Нет, — ответил Данте. — Я ничего не смог узнать об этом деле, кроме того, что он был обезглавлен, что само по себе весьма странно.
Странно действительно, подумал Мильо. Не менее странно и то, что незнакомый собеседник Логрази знает о подразделении ПИСК, которым Терри Хэй командовал во Вьетнаме, больше, чем он сам. Например, Мильо не слыхал про идею Терри Хэя обезглавливать свои жертвы. А теперь кто-то опять использовал ее, убивая Декордиа. Зачем?
Но Мильо тут же подумал, что это — не главный вопрос при данных обстоятельствах. Прежде всего надо разобраться в том, почему Декордиа был убит. Поскольку Сутан относилась к нему, как к отцу, совершенно неправдоподобно предполагать, что Терри вообще причастен к его убийству, как полагает незнакомец.
Но, с другой стороны, Декордиа и Терри Хэй действительно встречались месяц назад. Что они обсуждали? Считается, что они были врагами. Операция Белый Тигр, в разработке которой принимал участие Декордиа, была замыслена, чтобы лишить Терри влияния в им же созданной сети. Может, правда, что Декордиа хотел выйти из дела, как предположил незнакомец? И что он продал секретные сведения по операции Терри Хэю? Если это так, то, по всей видимости, сама мафия и ответственна за его смерть. Но, опять же, если это так, то незнакомец, который является эмиссаром главы мафии, должен быть в курсе этих дел.
Мильо откинулся в кресло и задумался о трагической иронии, заложенной в самой жизни. Он нашел ответ на один из вопросов, но это ни на шаг не приблизило его к истине. Теперь он стоял перед загадкой, внутренний смысл которой уже дал первые опасные ростки. Гудронированное шоссе серебристо переливалось в лучах множества рукотворных солнц — фонарей дневного света, выстроившихся вдоль него. Мосье Мабюс, думая, как всегда, о смерти и разрушении, от нечего делать включил радио, покрутил ручку настройки. Из динамика полился бархатный голос Ван Моррисона:
Порой я в хотел птицей в небо взлететь,
Порой я в хотел в синеву улететь,
Где дом недалек.
Рука, крутящая диск настройки, остановилась, и вместе с ней вся его душа, темная и страшная, замерла при звуке слов и гипнотизирующей мелодии негритянского спиричуал.
Порой чую я, что свобода близка,
Порой чую я, как свобода сладка,
Но дом все далек.
Эти простые слова брали за душу так, что Мабюс почувствовал, что ему трудно дышать. Обычно западная музыка не трогала его. Он находил ее пресной и невыразительной, от которой еще больше тосковал по заунывным мелодиям и пронзительным словам восточной музыкальной культуры.
Но эта песня была не такой. Она взломала стальной панцирь, который защищал его от внешнего, чуждого мира, и нежно коснулась внезапно сильно забившегося сердца.
Порой знаю я — это все не во сне,
Порой знаю я, Царство Божье — во мне,
Лишь дом мой далек.
Лента дороги начала опасно расплываться, цвета слились в эмоциональный вихрь, который грозил задушить его, все расширяясь и расширяясь в груди.
Порою я как без мамы дитя,
Порою я как без мамы дитя,
И дом так далек.
Он уже плакал. Точно, плакал. И как больно ему от этого было! Словно все его шрамы на руке открылись и начали кровоточить. Нет, это невыносимо, подумал он, и выключил радио. Голос замолчал, и вновь тишина темным пауком начала ткать свою замысловатую паутину в его душе.
Мосье Мабюс, по-видимому, слишком сильно прижал ногой акселератор, чтобы убежать от собственных мыслей, и опомнился только тогда, когда вращающиеся красные огни полицейской машины расцвели в зеркале заднего вида, как зловещие маки.
Он снизил скорость, послушно съехал на поросшую травой обочину. Мотор не выключил, и его урчание в тихом сумраке Коннектикутской сельской местности казалось тиканьем мины замедленного действия. На соседнем сидении лежала кипой его «портативная библиотека»: последние справочники по экономике и политике, дайджесты научных журналов, а также реклама новейших технологий. Дж. Г. Баллард, один из немногих писателей, которые интересовали М. Мабюса, как-то сказал, что эта «невидимая литература» значительно трансформировала современную культуру. Мабюс, наткнувшись как-то на это высказывание, решил, что вопрос стоит того, чтобы его проработать.
Он пронаблюдал, как кроваво-красные сполохи, которые следовали за ним, тоже замерли у края дороги. В их сиянии он прочел послание, предупреждающее его помнить вечно бомбежки, огонь напалма, пожирающего джунгли с таинственным потрескиванием, будто паты - святые его религии — скрежещут в немом отчаянии зубами. И эти страшные звуки заглушают вопли последних оставшихся в живых человеческих существ.
Он поднял глаза и даже вздрогнул, обнаружив, что он не один. На мясистом, в жировых складках, возвышающихся над форменным воротничком, лице, наклонившемся к его окошку, странно смотрелись в этот поздний час темные очки с зеркальными стеклами.
— Вы превысили скорость, — сказал полицейский. — Ваши права и техпаспорт.
Мосье Мабюс, в чьих ушах все еще звучали жалкие человеческие крики, тонущие в разрывах бомб, полез за бумажником. Он открыл его, вынул оттуда права, запаянные в прозрачный пластик.
Представил себе, смакуя детали, как припаркованный сзади него патрульный автомобиль врезается на скорости сто миль в час в бетонную тумбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176