ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Вогез, когда Транг уронил его, как куль с мукой, на грязный от мазута цемент пола.
Транг нагнулся над ним, тяжело дыша, как загнанный зверь. Глаза его были широко раскрыты и совершенно безумны, хотя в душе его в этот момент текла золотая река из слов:
Порою я как без мамы дитя...
И дом так далек...
— Не тебе прощать меня! — Как и в предыдущем высказывании, слова вырывались из стиснутого ненавистью горла, как отравленные пули. — Если здесь и говорить о прощении, то только с моей стороны. Но прощение предполагает милосердие. — Он начал медленно вытягивать руку. — А во мне его ни капельки не осталось. — Теперь пальцы Транга почти касались груди М. Вогеза, как раз в том месте, где находилось его сердце. — Твои соотечественники выжгли милосердие из моего сердца.
Его пальцы напряглись, и М. Вогез наблюдал, затаив дыхание, как к нему приближается его собственная смерть.
— Вы даже саму память о том, что такое милосердие, стерли в наших душах. — Острые, как кинжалы, ногти Транга прошли сквозь мокрую от пота рубашку и кожу М. Вогеза.
— И теперь, после того, что ты и подобные тебе сотворили с моей страной, ты в своем крайнем высокомерии ожидаешь, что я буду тебе благодарен за твое всемилостивое прощение? — Красные, липкие ручейки разбегались по костлявой стариковской груди и стекали на живот. — Какое самомнение! — М. Вогез лежал, парализованный более, чем страхом: Транг воздействовал на него еще имеющимися у него ресурсами пентиак-силат. Он чувствовал боль, как человек слышит свисток приближающегося поезда, еще далекого, но мчащегося с такой скоростью, что трудно предугадать, когда он тебя сомнет.
— Это метастазы того рака, который пожирает нас живьем с тех пор, как вы, французы, ступили на нашу землю. — Напряженные пальцы Транга, единственное оружие, которое ему требовалось, вонзились в тело М. Вогеза с такой яростью, под стать которой было лишь свирепое выражение лица Транга. Его губы растянулись в чудовищную улыбку, обнажая желтые зубы. — Единственный способ избавиться от рака, так это вырвать его с корнем. — Ребра М. Вогеза треснули и разошлись. Их сломанные острые концы пробили кожу, как наконечники стрел. Он выгнул спину, и кровь брызнула фонтаном, заливая руку Транга, и вместе с ней уходила жизнь.
Не чувствуя ни удовлетворения, ни раскаяния, Транг поднялся, ощущая кожей приближение Танцора. Он опечалился, что, сосредоточившись на своем акте возмездия и слишком увлекшись созерцанием угасания М. Вогеза, он забыл о Танцоре, и теперь понимал, что ему не миновать стычки с бывшим товарищем по оружию. Последней стычки.
Его печаль длилась ровно столько времени, сколько его прошло между мгновением, когда мощное плечо Танцора врезалось в него, и мгновением, когда они оба приземлились на пол, пролетев мимо ржавеющих железных труб и стальных опор. Скоро печаль сменилась ее всегдашним спутником, отчаянием. Но именно это отчаяние позволило ему вырваться и броситься стремглав в кромешную тьму.
— О Господи Иисусе, — прошептал Крис. Он был весь в крови после того, как притронулся к М. Вогезу, опустившись перед ним на колено. Не зная, где сейчас находится Транг и собирается ли он, как чертик из коробки, вдруг показаться рядом, он решил вынести француза на свет, что он и попытался сделать, захватив его под мышки и протащив несколько шагов за металлический бокс с рубильниками. На это ушла, кажется, вечность. Наклонившись над М. Вогезом, он уловил его слабое дыхание. Потом раздался посторонний звук и он весь напрягся. Транг!
— Крис?
Он увидел лицо Сутан, появившееся между труб. Она вертела головой, пытаясь сообразить, с какой стороны к нему легче пробраться.
— Стой где стоишь, — тихо предостерег он ее. — Где-то здесь рядом Транг.
— Мой отец с тобой?
Он посмотрел на М. Вогеза. Кругом было столько крови, что не верилось, что он все еще жив. Но тем не менее, его глаза были открыты и смотрели на Криса.
— Прости мне, Кристофер, прости мои прегрешения, — прошептал он еле слышно.
Крис приподнял ему голову, осторожно оторвав ее от пола.
— Девятнадцать лет я не был на исповеди. Девятнадцать лет мои глаза не видели божественного света. Я бы его не вынес, потому что, под влиянием страсти, ревности и гнева я убил мою жену, Селесту. — Он вздохнул и его вздох перешел в судорожный кашель. — Ну вот я и сказал. Мой грех прощен, Кристофер?
— Я...
— Крис? — позвала Сутан. — С тобой все в порядке?
— Да.
— А как мой отец?
— Он здесь, рядом со мной.
Он услышал ее шаги, открыл рот, чтобы остановить ее, велев оставаться на месте, но понял, что это бесполезно. Через минуту она была уже рядом с ним, пробравшись через заслон из металлических коробок. Бросила испуганный взгляд на распростертое на полу тело отца.
— О Боже! Что с ним?
— Твой отец посчитал, что все еще может влиять на Транга. И просчитался. — Он чувствовал рядом ее тепло, ему страшно захотелось обнять ее и прижать к себе.
Она заглянула в лицо М. Вогеза.
— Совсем чужой человек, — сказала она, — и в то же время мой отец. — Странно, правда? — Крис подумал, интересно, кому она задала этот вопрос?
Он увидел улыбку на лице М. Вогеза.
— Отец, — промолвил он далеким-далеким голосом. — Это все, чем я хотел быть в этой жизни.
Конечно, это не так, подумал Крис. Вся его жизнь свидетельствует о другом. Но, может, по большому счету, так оно и есть? Всю свою жизнь М. Вогез верил, что его ведет Господь, указывая ему путь. Веря этому, он верил и людям, с которыми Господь сводил его на этом пути. Но люди его предавали, и он разуверился в них, и начал бессовестно пользоваться ими для своих целей. Даже женой и дочерью. И, делая это, он предал свою внутреннюю сущность, которая была направлена на любовь. Если он увидел это перед своим концом, то это ему наверняка зачтется на том свете.
— Он ушел. Сутан, — сказал Крис, закрывая глаза М. Вогезу.
— А Транг?
— Где-то здесь, в лабиринте. Один Бог знает, где.
* * *
— Ладно, — сказал Сив, — сиди себе, как мышка, и не высовывайся, черт бы тебя подрал! — Непонятно почему, его умственному взору представилась Душечка, ее худенькое тельце, съежившееся на соломенной подстилке. Война высосала из него жизнь. — Сиди, сиди! Но это не спасет тебя. И если ты выйдешь, это тебя тоже не спасет. Чувствуешь ли ты угрызения совести за то, что сделал, или не чувствуешь, — мне все одно. — Он крался все дальше, осторожно ступая по скользкому от влаги и мазута цементу. — Если ты и уйдешь отсюда, то только через мой труп. — Крысы с писком убегали при его приближении. — Выродок. Чертов сукин сын. Ты убил Доминика. Священника. Божьего человека, который никому не желал лиха. Даже если бы ты молился о прощении до судного дня, это бы ничего не изменило. Ты меня понимаешь?
— Пожалуй, понимаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176