— Это называется чистейшей воды блефом, босс, — сказала она. — До такой степени откровенным блефом, что меня здесь чуть не стошнило. — Она проследила за ним глазами, когда он шел к поцарапанному металлическому столику, на котором стояло нечто, напоминающее термос с горячим кофе. — У нас нет ничего против его сестры. Единственное, что мне удалось заметить, когда я последовала за ней в женскую уборную, так это то, что она шумно выясняла с кем-то отношения. Это даже нельзя было классифицировать как нарушение общественного порядка.
— А что ты так всполошилась? Главное, это сработало. — Сив взял бумажный стаканчик из припасенных на этот случай и высящихся стопкой рядом с термосом. — Боже, ты ведь сама видела, как он задергался! Впервые удалось его так поддеть. — Он налил себе еще кофе. — Сейчас я вернусь к нему и добью начатое дело. — Он заметил неодобрительное выражение в ее глазах и остановился. — А что?
— Как насчет его адвоката? Если бы он был здесь во время вашего разговора, он бы не позволил тебе...
— А пошел бы он куда подальше, этот адвокат Чана! И еще подальше — сам Чан! Когда он стрелял в моих людей, когда он увечил ту девушку, чтобы добраться до меня, он поставил себя вне закона, он сказал свое адью всему человеческому роду. И ты напрасно растрачиваешь свои чувства на Дракона и ему подобных.
— Вот как? — глаза Дианы блеснули. — А какие чувства привязывают тебя к нему? Почему ты вообще лезешь в следствие? Не понимаю, что такое накатило на тебя, босс!
— Ладно, хватит! — огрызнулся Сив. — Ну а ты, почему ты не в Нью-Ханаане? Я ведь поручил тебе обхаживать нашего друга детектива Блокера.
— Я только что разговаривала с ним по телефону. — Она бросила на Сива такой взгляд, который не будь он так поглощен делом, заставил бы его сморгнуть. — Все будет передано тебе по факсу в течение ближайшего часа.
— Это хорошо. Интересно, подтвердят ли данные посмертного вскрытия твою теорию относительно боевого веера? Эта твоя книжка может дать нам ключ.
— Ты бы все-таки закруглялся с этим делом босс, — посоветовала Диана. У тебя меньше, чем через час, встреча с коллегами из Международного агентства по борьбе с торговлей наркотиками.
Вернувшись в комнату для допросов, где по-прежнему сидел Питер Чан, Сив продолжил свою психическую атаку.
— Я только что проведывал твою сестру, Дракон. Что-то она не очень хорошо выглядит.
— Подонок, — скрипнул зубами Чан. — Что тебе надо?
— Мне? Мне много не надо, — наклонился к нему Сив. — Всего только ваш сучий путепровод. Каждый сучий дюйм этого путепровода. Как крестный отец Чайна-Тауна, ты эти имена держишь вот тут. — Он постучал по темени Дракона. — Ты их мне сообщаешь, и я сделаю так, что кока, найденная у твоей сестры, просто испарится. Пфу! — и нет ничего. Мне это раз плюнуть, Дракон. Я ведь твой ангел-хранитель.
Чан взглянул на Сива.
— Ну, тогда меня можно назвать падшим ангелом.
Сив нахмурился. — Что ты этим хочешь сказать?
— Крестный отец Чайна-Тауна? — Чан покачал головой. — Нет у меня такого авторитета. Я только стрелочник. Или, пожалуй, меня можно назвать садовником, который, как добрый Джонни Эплсид, любовно высеивает маковый порошок, который ему поставляют. И за это мне платят жалование. Неплохое, конечно, но все-таки жалование, — не больше.
К этому Сив был явно не подготовлен. — Но, согласно нашей информации...
— Да, которую вам подкинули мы же, — прервал его Чан. — По-моему, это вы в полиции называете дезинформацией. Нам было выгодно, чтобы вы верили этой сказочке. Но теперь я перед тобой, так сказать, саморазоблачаюсь. Вроде как Волшебник Оз. Своего рода шарлатан. — Он взглянул на Сива со странным выражением в глазах. — Вот теперь вы меня взяли, после того, как столько месяцев гонялись за мной. Ну и что? Вы ведь гонялись за призраком. Так все и было задумано. Теперь вы не ближе к истине, чем были тогда, когда начинали охоту на меня: у меня ведь нет информации, которая вам нужна. Я понятия не имею, где начинается путепровод и кто им заправляет.
— Чушь собачья! Ты ведь ездишь в Гонконг четыре раза в году. С кем ты там встречаешься? С мальчиками на побегушках, что ли?
— Фактически, так оно и есть. Эти люди немногим больше, чем это. И, главное, они как бараны, отделенные от стада. То есть чисты, как младенцы, с точки зрения информации. Как и я. Тебе нужны их имена? Пожалуйста, могу дать.
Сив почувствовал, как гнев заливает ему глаза. Ему хотелось сграбастать эту ухмыляющуюся, косоглазую рожу и разодрать ее в клочья. Но он ничего не сделал.
А только сказал:
— У меня к тебе только один вопрос, и советую тебе хорошенько подумать, прежде чем ты на него ответишь, потому что от того, как ты на него ответишь, зависит будущее твоей сестры. — Он наклонился к самому лицу Дракона и, вцепившись в подлокотники стула, на котором тот сидел, вперился прямо в его глаза. — Если не ты заправляешь всем в Чайна-Тауне, то кто?
Он увидел, как что-то крохотное и отчаянное ворохнулось в глазах Чана. — Если я тебе это скажу, то меня можно считать покойником.
Ну, а если не скажешь, то, приятель, можешь считать, что песенка твоей сестры спета. — Он приблизил губы к самому уху Дракона. — Тебе еще не доводилось бывать внутри наших исправительных заведений, и ты не знаешь их прелестей. Особенно для женщин с внешностью твоей сестры. Она не протянет и шести месяцев. И ты ее после этого не узнаешь. Женщины там — ого-го. Бульдозеры о двух ногах. Скрутят твою сестрицу, она и зачахнет. И ты ее сам на это обрекаешь, Дракон.
С этими словами Сив отступил на шаг. У виска Чана билась жилка.
— Хорошо, — сказал он, наконец. — Но ты за это должен вызволить меня из тюряги.
— Нет, этот номер у тебя не пройдет. И думать забудь.
— Или это, или ничего, — отрезал Чан. — Я могу пойти на такое только в компании с тобой.
— Туда, куда мы с тобой пойдем, я прихвачу с собой оперативников.
— Думаешь, они тебе помогут? Тот тип исчезнет, прежде чем ты успеешь выйти за двери этого участка.
— Что ты такое мелешь?
— А ты что, думаешь, там никто не знает о том, что здесь происходит? — бросил ему Чан. — Пораскинь сам мозгами.
И Сив впервые с начала этого допроса почувствовал себя неловко. Пожалуй, Чан не врет, подумал он.
* * *
Мильо, находясь в объятиях Морфеи, грезил вслух о своей жене. Морфея, вьетнамка исключительной красоты, привыкла к этим постамурным излияниям своих клиентов. Внешне молодая, внутренне она была, пожалуй, постарше его.
Жена Мильо уже много лет как умерла, но он едва ли забыл, что она вытворяла с ним, а, вернее, что они вытворяли друг с другом.
В те дни имя Мильо еще не было придумано. Он жил тогда несколько поближе к Азии, чем теперь, увлеченный противоречивыми политическими течениями этого региона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176