Он мчался по залитой солнцем сельской местности где-то во Франции. Улыбающаяся Аликс рядом с ним, не отстает. Ее легонькая, складная фигурка согнулась над велосипедным рулем и так и излучает сексуальность.
Солнечные лучи, прорезая листву платанов, растущих по обе стороны дороги, время от времени ярко освещают ее лицо, которое как бы выныривает из тени в свет.
Она улыбается. Он видит ее ровные белые зубки, а потом тень вновь закрывает ее лицо. И тут Крис чувствует какой-то толчок в грудь, будто невидимой руки необычайной силы. Он отбрасывает его в сторону, и велосипед его теряет устойчивость на какое-то мгновение. Потом он выравнивается, но Аликс уже умчалась далеко вперед.
Крис кричит ей вслед, но ветер возвращает ему его слова. Втянув голову в плечи, он разгоняет велосипед, чтобы догнать ее, крутя педали с такой силой, что ноги начинают болеть. Чем сильнее они болят, тем отчаяннее он крутит педали. Но чем быстрее он мчится, тем дальше Аликс, уменьшившаяся уже почти в точку на горизонте.
Но он не сдается, тем не менее, а только удваивает свои усилия. И, наконец, он подкатывает к ней и видит, что она вместе со своим великом лежит на обочине дороги, пригвожденная гигантским веером к земле, влажной и темной от ее крови.
Он проснулся, вздрогнув, когда самолет коснулся посадочной полосы. Заморгал, облизал сухие губы, вспоминая сон, их гонку на велосипедах. Неприятно кольнула мысль, что Аликс лежит в больнице в Нью-Йорке, совершенно беспомощная, а он оставил ее.
За стеклом иллюминатора была Ницца, обрамленная синими горами, подернутыми дымкой, как на полотне импрессиониста. В здании аэропорта обнаружилось, что авиакомпания потеряла его багаж. Пришлось заполнять соответствующие требования, что он сделал, скрепя сердце: ничего ценного в его чемодане не было. Только время теряется зря.
Сутан он увидел на площадке для встречающих. Она всматривалась в лица пассажиров, сходящих с борта самолета. Так вот она какая: подружка Терри. Что-то это никак не укладывалось в его голове, как он ни старался.
Она была еще более красивой, чем тот образ, что хранился в его памяти. Время подчеркнуло экзотику ее черт, частично кхмерских, частично французских. Увидав его, она сняла темные очки.
На ней была блузка темно-зеленых, лазоревых и розовато-лиловых тонов, черные облегающие брючки, коротенькие сапожки того же цвета. Ее длинные, невероятно красивые ноги по-прежнему казались позаимствованными у какой-нибудь un petit rat, юной балерины из Парижской Оперы.
Крис заглянул в ее карие глаза, в которых плавали зелененькие точки, и произнес ее имя внезапно дрогнувшим голосом.
— Сутан!
— Привет, Крис!
Как все это прозаично! Совсем не так, как он представлял себе эту встречу в воображении. А теперь-то что делать? Просто улыбнуться друг другу? Обняться? Все так чертовски неудобно!
Она расцеловала его в обе щеки. Когда они шли к ее машине, она обернулась к нему.
— Это путешествие, конечно, не может быть для тебя приятным, но я попытаюсь сделать его для тебя хоть чуточку менее мучительным.
У Криса вертелось на языке спросить, как она собирается сделать это, но он промолчал. За время перелета он ничего не ел, потом этот сон урывками. Проснулся совершенно не отдохнувшим. Ощущение прескверное.
— Сейчас, — сказал он, — щурясь от яркого солнца, — я бы не прочь принять душ.
— Это нетрудно организовать, — сказала Сутан. Потом показала жестом на машину. — Береги коленки, когда садиться будешь. В этих спортивных машинах всегда некуда ноги девать.
Это была «Альфа Спайдер» медвяного цвета с белыми кожаными сидениями. Брезентовый верх был опущен, и ветер, даже когда она разогнала машину с приличной скоростью, был нежен, как шепот.
Ницца, вся белая и оранжевая, взбиралась с грацией танцора вверх по склонам холмов, спускавшихся к лазурному Средиземному морю. Сюда, мрачно подумал Крис, приезжать на медовый месяц или с любовницей, а не для того, чтобы забрать тело убитого брата.
Сейчас доберемся до дома, там душ и примешь, — сказала Сутан.
— До дома? Не до моего отеля?
— Я взяла на себя смелость ликвидировать твою бронь, — сообщила Сутан. — Решила, что тебе будет удобнее у меня.
Крис на это ничего не возразил, и она приняла его молчание за согласие.
— Я подумала, что тебе захочется побыть с... вещами Терри.
— С чем, с чем?
— Ну, с тем, что осталось после него: фотографии, письма...
— Мы никогда не писали друг другу, — сказал Крис, сам удивляясь, как он до сих пор может злиться на Терри за это.
Она повернулась и посмотрела на него.
— Да, ты мне говорил. Но разве тебе не любопытно взглянуть на разные памятные вещицы, что он хранил, вероятно, потому, что они были для него важными?
Крис откинулся на подголовник сидения. Что мне действительно любопытно, подумал он, так это то, какие у тебя чувства по поводу того, что ты спала с двумя братьями.
— Честно говоря, не знаю. Я даже не представляю пока, каким образом смерть Терри изменит мою жизнь. Я даже не знаю, изменит ли вообще.
— Тогда я могу сообщить тебе приятную новость, — сказала Сутан, прибавляя скорости после того, как они вышли из-за поворота. — Она уже изменила. Ты ведь здесь, не так ли?
Крис повернулся к ней. Ее высокие скулы были слегка подрумянены, иссиня-черные волосы заплетены в замысловатую косу.
— Скажи мне, — спросил он, — сколько у тебя уходит времени на то, чтобы так уложить волосы? Сутан засмеялась. — Больше часа.
— Результат стоит трудов.
Она кивнула, улыбаясь.
— Спасибо.
Крис помнил Сутан как человека доброго, веселого, открытого. Ничего в ней не было враждебного, как, например, в Терри. Терри всегда воплощал для него враждебную силу.
И дом Терри оказался совсем не таким, каким он ожидал его увидеть; светлая квартира с высокими потолками, выходящая окнами на бульвар Виктора Гюго, с его сочной зеленью платанов и яркими цветами на клумбах. Мебель была мягкая, менее мужественная, не такая, на которой, по его мнению, Терри должен был чувствовать себя комфортно. Тем не менее, Терри здесь был, по-видимому, счастлив.
— Ты любила моего брата? — спросил Крис, принимая из рук Сутан большой бокал минеральной воды.
— Ты хочешь принять свой душ?
— А нужно ли? — Она посмотрела на него молча, и ему стало стыдно. — Извини, — пробормотал он, ставя на стол запотевший бокал. — Ты права. От меня, наверно, изрядно попахивает.
Он пошел в ванную, стянул с себя одежду. Теперь, у него в руках, она выглядела и пахла, как одежда, продающаяся кучей на барахолке. Он отнес ее в комнату, которая будет здесь служить ему спальней, бросил на кровать. Комната пробудила в нем целый рой мыслей и вопросов. Он огляделся вокруг. Как эта комната использовалась, когда Терри был жив. Когда Терри был жив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176
Солнечные лучи, прорезая листву платанов, растущих по обе стороны дороги, время от времени ярко освещают ее лицо, которое как бы выныривает из тени в свет.
Она улыбается. Он видит ее ровные белые зубки, а потом тень вновь закрывает ее лицо. И тут Крис чувствует какой-то толчок в грудь, будто невидимой руки необычайной силы. Он отбрасывает его в сторону, и велосипед его теряет устойчивость на какое-то мгновение. Потом он выравнивается, но Аликс уже умчалась далеко вперед.
Крис кричит ей вслед, но ветер возвращает ему его слова. Втянув голову в плечи, он разгоняет велосипед, чтобы догнать ее, крутя педали с такой силой, что ноги начинают болеть. Чем сильнее они болят, тем отчаяннее он крутит педали. Но чем быстрее он мчится, тем дальше Аликс, уменьшившаяся уже почти в точку на горизонте.
Но он не сдается, тем не менее, а только удваивает свои усилия. И, наконец, он подкатывает к ней и видит, что она вместе со своим великом лежит на обочине дороги, пригвожденная гигантским веером к земле, влажной и темной от ее крови.
Он проснулся, вздрогнув, когда самолет коснулся посадочной полосы. Заморгал, облизал сухие губы, вспоминая сон, их гонку на велосипедах. Неприятно кольнула мысль, что Аликс лежит в больнице в Нью-Йорке, совершенно беспомощная, а он оставил ее.
За стеклом иллюминатора была Ницца, обрамленная синими горами, подернутыми дымкой, как на полотне импрессиониста. В здании аэропорта обнаружилось, что авиакомпания потеряла его багаж. Пришлось заполнять соответствующие требования, что он сделал, скрепя сердце: ничего ценного в его чемодане не было. Только время теряется зря.
Сутан он увидел на площадке для встречающих. Она всматривалась в лица пассажиров, сходящих с борта самолета. Так вот она какая: подружка Терри. Что-то это никак не укладывалось в его голове, как он ни старался.
Она была еще более красивой, чем тот образ, что хранился в его памяти. Время подчеркнуло экзотику ее черт, частично кхмерских, частично французских. Увидав его, она сняла темные очки.
На ней была блузка темно-зеленых, лазоревых и розовато-лиловых тонов, черные облегающие брючки, коротенькие сапожки того же цвета. Ее длинные, невероятно красивые ноги по-прежнему казались позаимствованными у какой-нибудь un petit rat, юной балерины из Парижской Оперы.
Крис заглянул в ее карие глаза, в которых плавали зелененькие точки, и произнес ее имя внезапно дрогнувшим голосом.
— Сутан!
— Привет, Крис!
Как все это прозаично! Совсем не так, как он представлял себе эту встречу в воображении. А теперь-то что делать? Просто улыбнуться друг другу? Обняться? Все так чертовски неудобно!
Она расцеловала его в обе щеки. Когда они шли к ее машине, она обернулась к нему.
— Это путешествие, конечно, не может быть для тебя приятным, но я попытаюсь сделать его для тебя хоть чуточку менее мучительным.
У Криса вертелось на языке спросить, как она собирается сделать это, но он промолчал. За время перелета он ничего не ел, потом этот сон урывками. Проснулся совершенно не отдохнувшим. Ощущение прескверное.
— Сейчас, — сказал он, — щурясь от яркого солнца, — я бы не прочь принять душ.
— Это нетрудно организовать, — сказала Сутан. Потом показала жестом на машину. — Береги коленки, когда садиться будешь. В этих спортивных машинах всегда некуда ноги девать.
Это была «Альфа Спайдер» медвяного цвета с белыми кожаными сидениями. Брезентовый верх был опущен, и ветер, даже когда она разогнала машину с приличной скоростью, был нежен, как шепот.
Ницца, вся белая и оранжевая, взбиралась с грацией танцора вверх по склонам холмов, спускавшихся к лазурному Средиземному морю. Сюда, мрачно подумал Крис, приезжать на медовый месяц или с любовницей, а не для того, чтобы забрать тело убитого брата.
Сейчас доберемся до дома, там душ и примешь, — сказала Сутан.
— До дома? Не до моего отеля?
— Я взяла на себя смелость ликвидировать твою бронь, — сообщила Сутан. — Решила, что тебе будет удобнее у меня.
Крис на это ничего не возразил, и она приняла его молчание за согласие.
— Я подумала, что тебе захочется побыть с... вещами Терри.
— С чем, с чем?
— Ну, с тем, что осталось после него: фотографии, письма...
— Мы никогда не писали друг другу, — сказал Крис, сам удивляясь, как он до сих пор может злиться на Терри за это.
Она повернулась и посмотрела на него.
— Да, ты мне говорил. Но разве тебе не любопытно взглянуть на разные памятные вещицы, что он хранил, вероятно, потому, что они были для него важными?
Крис откинулся на подголовник сидения. Что мне действительно любопытно, подумал он, так это то, какие у тебя чувства по поводу того, что ты спала с двумя братьями.
— Честно говоря, не знаю. Я даже не представляю пока, каким образом смерть Терри изменит мою жизнь. Я даже не знаю, изменит ли вообще.
— Тогда я могу сообщить тебе приятную новость, — сказала Сутан, прибавляя скорости после того, как они вышли из-за поворота. — Она уже изменила. Ты ведь здесь, не так ли?
Крис повернулся к ней. Ее высокие скулы были слегка подрумянены, иссиня-черные волосы заплетены в замысловатую косу.
— Скажи мне, — спросил он, — сколько у тебя уходит времени на то, чтобы так уложить волосы? Сутан засмеялась. — Больше часа.
— Результат стоит трудов.
Она кивнула, улыбаясь.
— Спасибо.
Крис помнил Сутан как человека доброго, веселого, открытого. Ничего в ней не было враждебного, как, например, в Терри. Терри всегда воплощал для него враждебную силу.
И дом Терри оказался совсем не таким, каким он ожидал его увидеть; светлая квартира с высокими потолками, выходящая окнами на бульвар Виктора Гюго, с его сочной зеленью платанов и яркими цветами на клумбах. Мебель была мягкая, менее мужественная, не такая, на которой, по его мнению, Терри должен был чувствовать себя комфортно. Тем не менее, Терри здесь был, по-видимому, счастлив.
— Ты любила моего брата? — спросил Крис, принимая из рук Сутан большой бокал минеральной воды.
— Ты хочешь принять свой душ?
— А нужно ли? — Она посмотрела на него молча, и ему стало стыдно. — Извини, — пробормотал он, ставя на стол запотевший бокал. — Ты права. От меня, наверно, изрядно попахивает.
Он пошел в ванную, стянул с себя одежду. Теперь, у него в руках, она выглядела и пахла, как одежда, продающаяся кучей на барахолке. Он отнес ее в комнату, которая будет здесь служить ему спальней, бросил на кровать. Комната пробудила в нем целый рой мыслей и вопросов. Он огляделся вокруг. Как эта комната использовалась, когда Терри был жив. Когда Терри был жив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176