— Его средний палец внезапно проваливается во внезапно открывшуюся складку, ресницы Селесты трепещут от удовольствия. — Неужели тебе, в твои годы, никогда не хотелось быть частью чего-то великого, — прошептала она. — Чего-то большего, чем ты сам. Вечная любовь к моей дочери, которой ты тешишься, ничто по сравнению с тем, о чем я говорю: об участии в социальном переустройстве мира. Восстание! Смерть на баррикадах! Наш первейший долг, завещанный самим Богом, помочь восстановить социальную справедливость по отношению к тем, кому не повезло и они родились в нищете. — Ее прекрасное лицо перекосилось в насмешке. — Неужели ты действительно хочешь прожить свою жизнь так, как решила прожить она, открестившись от всякого святого дела? Как бессмысленна, как ничтожна такая жизнь!
Он жары и табачного дыма Крис почувствовал, что у него вдруг закружилась голова, стало трудно дышать. Ощутив, что пальцы Селесты уже обхватили его член, он вырывается от нее.
Опьяневший от ее слов и ее рук, он, спотыкаясь, поспешил прочь, и в ушах его все звучал ее смех.
* * *
— Все, что нужно моей матери, — говорит ему Сутан, когда они танцуют под звуки латиноамериканского оркестра, — так это выяснить, насколько быстро ей удастся развратить попадающихся в ее поле зрения мужчин.
— Всех, кого попало? С чего такая ненависть к ним? — спросил ее Крис, думая, стоит или не стоит говорить Сутан, что ее мать пыталась соблазнить и его тоже.
— Предпочтительно западного происхождения, — ответила Сутан, так отплясывая самбу, что лица танцующих сами поворачивались к ним. — Она мстит им за то, что происходит с ее страной, с Камбоджей.
Он подумал о одержимости судьбами страны Селесты и о безразличии к ним ее дочери. Султан, как и он, сама выбирает для себя пристрастия. — У ее ненависти есть свои причины.
— Да, но не формы, в которую она выливается. Для моей матери все, кто не желает политизироваться, достойны всяческого презрения. Селеста верит в предопределение и революцию так, будто эти слова начертаны на небесах самим богом.
Капли пота, как бриллианты, сверкали на ее голых плечах. Она сбросила с ног туфли. Молодая латиноамериканка пела по-португальски, призывая своего любимого остаться с ней вечно на белом песке, где они будут вместе слушать шорох волны такого синего-пресинего океана.
— Ты не голоден? — Зеленые точечки в глазах Сутан казались в этом слабом освещении больше, чем обычно. — Я спрашиваю, хочешь подкрепиться?
Они вблизи больших дверей, за которыми сад, полный свечей и лунного света. Он за руку увлекает ее туда, где эти источники теплого и холодного света чертят по ним полосы теней, раскрашивая, как тигриные шкуры.
Они спешат вниз по древним каменным ступеням, изъеденным мхом и лишайником, мимо пилястров, бледных в свете луны и выщербленных: следы работы неумолимого времени.
За забором живой изгороди, под деревом магнолии в цвету они падают на траву. Запах лаванды и земли. Стук ее сердца, когда он целует ее в грудь.
Он тянет с ее плеч плотно облегающее платье, тянет вниз, пока оно не спускается к бедрам, и даже полосочка курчавых волос виднеется. Целует ее шею, между грудей, спускается ниже. Она открывается его ласкам, уже влажная.
— Mon coeur, — шепчет Сутан, зарываясь пальцами в его волосы. Она высвобождает груди, тянет его руки к ним. Соски сразу твердеют от его прикосновения.
Ее сильные, беломраморные бедра обхватывают его голову и, по мере нарастания возбуждения, поднимает его выше, выше, пока, вся прогнувшись, не зажимает его в мягких эротических тисках.
Целуя его, она шепчет «Mon ange, mon beau ange», расстегивает ему брюки, ласкает руками, губами, языком, тащит его на себя.
Крис смотрит совсем растаявшими от острого наслаждения глазами, как она склоняется над ним, одетая покрывалом из лунного света. Свет золотит ее кожу, собирая в ложбинках тела таинственную тьму.
Когда она возвращается к его рту, он, вне себя от острого наслаждения, пронизывающего его насквозь, закидывает голову назад и стонет. Слышит ее шепот, потому что ее возбуждение не уступает его; «Да, да, давай». И тогда он входит в нее до самого корня.
Потом они лежат рядом, глядя на лунный свет, льющийся на них сверху сквозь листья. Время от времени на крыльях бриза до них доносятся звуки продолжающейся вечеринки: зажигательная самба, чей-то короткий смех, звон стаканов, сдвигаемых вместе.
Они целовались, долго, сладостно, когда вдруг услышали голос Селесты, да так близко, что она не могла быть дальше, чем в нескольких шагах.
— Я счастлива, что могу дать вам все, что вы просите, — сказала она.
А затем — ответ Салот Сара:
— Должен с удовольствием отметить, что мы всегда получаем, что нам надо, в доме М. Вогеза.
Крис сразу перекатился на живот. Мать Сутан и Салот Сар, должно быть, на другой стороне изгороди. Сутан притулилась рядом, растрепанные после бурных объятий волосы щекотали его ухо.
— Могу предложить вам автоматы Калашникова, — услышали они слова Селесты. — Это лучшее оружие для ваших целей. Куда лучше, чем американские автоматические винтовки.
Салот Сар смеется.
— Вот это, дорогая моя Селеста, мне в вас больше всего нравится. Вы спец в таких вопросах, которые, по идее, должны бы быть за пределами вашей компетенции.
— Не женское это дело, вы хотите сказать?
— Пожалуй, да.
— У нас своего рода семейный подряд, — объяснила она. — Мой муж занимается теоретическими вопросами, а я — практическими.
— Вроде как организовать партию Калашниковых?
— Это у меня неплохо получается. Даже такой неожиданно большой заказ не обескуражил меня. — Селеста сказала это абсолютно без ноток хвастовства. — У меня многое хорошо получается. Я мастерица также давать советы. Вот вам, например, я бы посоветовала сменить имя.
— Имя? — переспросил Салот Cap. — Это, интересно, зачем?
— Чтобы сделать его более запоминающимся. Более легко узнаваемым. Имена очень много значат, видите ли. Особенно имена лидеров.
— Что вы хотите сказать?
— По-моему, вам следует называть себя Пол Потом.
— Пол Пот? — Салот Сар покатал эти слова во рту, словно пробуя их на вкус, — Это не кхмерское имя. И слова эти, правда, звучные, но ничего не значат.
— Тем лучше, — возразила Селеста. — Вы наполните их значением.
Салот Сар — или Пол Пот — засмеялся.
— Все-таки в вашем семейном подряде лидер — вы.
— Не сказала бы, — не согласилась Селеста. — Многие люди недооценивали моего мужа. И все они лишились власти.
— Конечно. Взаимопонимание между вами двумя просто потрясающее. Но что касается меня, то я не знаю, что бы мои Красные Кхмеры делали без вашей неоценимой помощи.
— Мы смогли собрать сегодня для вас весьма значительную сумму. Всех проняло ваше убедительное слово.
— Мои обязательства перед Красными Кхмерами сделали его таким.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176
Он жары и табачного дыма Крис почувствовал, что у него вдруг закружилась голова, стало трудно дышать. Ощутив, что пальцы Селесты уже обхватили его член, он вырывается от нее.
Опьяневший от ее слов и ее рук, он, спотыкаясь, поспешил прочь, и в ушах его все звучал ее смех.
* * *
— Все, что нужно моей матери, — говорит ему Сутан, когда они танцуют под звуки латиноамериканского оркестра, — так это выяснить, насколько быстро ей удастся развратить попадающихся в ее поле зрения мужчин.
— Всех, кого попало? С чего такая ненависть к ним? — спросил ее Крис, думая, стоит или не стоит говорить Сутан, что ее мать пыталась соблазнить и его тоже.
— Предпочтительно западного происхождения, — ответила Сутан, так отплясывая самбу, что лица танцующих сами поворачивались к ним. — Она мстит им за то, что происходит с ее страной, с Камбоджей.
Он подумал о одержимости судьбами страны Селесты и о безразличии к ним ее дочери. Султан, как и он, сама выбирает для себя пристрастия. — У ее ненависти есть свои причины.
— Да, но не формы, в которую она выливается. Для моей матери все, кто не желает политизироваться, достойны всяческого презрения. Селеста верит в предопределение и революцию так, будто эти слова начертаны на небесах самим богом.
Капли пота, как бриллианты, сверкали на ее голых плечах. Она сбросила с ног туфли. Молодая латиноамериканка пела по-португальски, призывая своего любимого остаться с ней вечно на белом песке, где они будут вместе слушать шорох волны такого синего-пресинего океана.
— Ты не голоден? — Зеленые точечки в глазах Сутан казались в этом слабом освещении больше, чем обычно. — Я спрашиваю, хочешь подкрепиться?
Они вблизи больших дверей, за которыми сад, полный свечей и лунного света. Он за руку увлекает ее туда, где эти источники теплого и холодного света чертят по ним полосы теней, раскрашивая, как тигриные шкуры.
Они спешат вниз по древним каменным ступеням, изъеденным мхом и лишайником, мимо пилястров, бледных в свете луны и выщербленных: следы работы неумолимого времени.
За забором живой изгороди, под деревом магнолии в цвету они падают на траву. Запах лаванды и земли. Стук ее сердца, когда он целует ее в грудь.
Он тянет с ее плеч плотно облегающее платье, тянет вниз, пока оно не спускается к бедрам, и даже полосочка курчавых волос виднеется. Целует ее шею, между грудей, спускается ниже. Она открывается его ласкам, уже влажная.
— Mon coeur, — шепчет Сутан, зарываясь пальцами в его волосы. Она высвобождает груди, тянет его руки к ним. Соски сразу твердеют от его прикосновения.
Ее сильные, беломраморные бедра обхватывают его голову и, по мере нарастания возбуждения, поднимает его выше, выше, пока, вся прогнувшись, не зажимает его в мягких эротических тисках.
Целуя его, она шепчет «Mon ange, mon beau ange», расстегивает ему брюки, ласкает руками, губами, языком, тащит его на себя.
Крис смотрит совсем растаявшими от острого наслаждения глазами, как она склоняется над ним, одетая покрывалом из лунного света. Свет золотит ее кожу, собирая в ложбинках тела таинственную тьму.
Когда она возвращается к его рту, он, вне себя от острого наслаждения, пронизывающего его насквозь, закидывает голову назад и стонет. Слышит ее шепот, потому что ее возбуждение не уступает его; «Да, да, давай». И тогда он входит в нее до самого корня.
Потом они лежат рядом, глядя на лунный свет, льющийся на них сверху сквозь листья. Время от времени на крыльях бриза до них доносятся звуки продолжающейся вечеринки: зажигательная самба, чей-то короткий смех, звон стаканов, сдвигаемых вместе.
Они целовались, долго, сладостно, когда вдруг услышали голос Селесты, да так близко, что она не могла быть дальше, чем в нескольких шагах.
— Я счастлива, что могу дать вам все, что вы просите, — сказала она.
А затем — ответ Салот Сара:
— Должен с удовольствием отметить, что мы всегда получаем, что нам надо, в доме М. Вогеза.
Крис сразу перекатился на живот. Мать Сутан и Салот Сар, должно быть, на другой стороне изгороди. Сутан притулилась рядом, растрепанные после бурных объятий волосы щекотали его ухо.
— Могу предложить вам автоматы Калашникова, — услышали они слова Селесты. — Это лучшее оружие для ваших целей. Куда лучше, чем американские автоматические винтовки.
Салот Сар смеется.
— Вот это, дорогая моя Селеста, мне в вас больше всего нравится. Вы спец в таких вопросах, которые, по идее, должны бы быть за пределами вашей компетенции.
— Не женское это дело, вы хотите сказать?
— Пожалуй, да.
— У нас своего рода семейный подряд, — объяснила она. — Мой муж занимается теоретическими вопросами, а я — практическими.
— Вроде как организовать партию Калашниковых?
— Это у меня неплохо получается. Даже такой неожиданно большой заказ не обескуражил меня. — Селеста сказала это абсолютно без ноток хвастовства. — У меня многое хорошо получается. Я мастерица также давать советы. Вот вам, например, я бы посоветовала сменить имя.
— Имя? — переспросил Салот Cap. — Это, интересно, зачем?
— Чтобы сделать его более запоминающимся. Более легко узнаваемым. Имена очень много значат, видите ли. Особенно имена лидеров.
— Что вы хотите сказать?
— По-моему, вам следует называть себя Пол Потом.
— Пол Пот? — Салот Сар покатал эти слова во рту, словно пробуя их на вкус, — Это не кхмерское имя. И слова эти, правда, звучные, но ничего не значат.
— Тем лучше, — возразила Селеста. — Вы наполните их значением.
Салот Сар — или Пол Пот — засмеялся.
— Все-таки в вашем семейном подряде лидер — вы.
— Не сказала бы, — не согласилась Селеста. — Многие люди недооценивали моего мужа. И все они лишились власти.
— Конечно. Взаимопонимание между вами двумя просто потрясающее. Но что касается меня, то я не знаю, что бы мои Красные Кхмеры делали без вашей неоценимой помощи.
— Мы смогли собрать сегодня для вас весьма значительную сумму. Всех проняло ваше убедительное слово.
— Мои обязательства перед Красными Кхмерами сделали его таким.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176