Улыбнулся полицейскому, протягивая права. Но когда тот, в свою очередь, протянул руку, чтобы взять их, рука мосье Мабюса внезапно взметнулась и чиркнула острым пластиком, в который были запаяны права, прямо по горлу полицейскому. Кровь, красная, как огонь вращающегося на крыше проблескового маячка, так и брызнула во все стороны.
Полицейский закашлялся, глаза его недоумевающе расширились. Мабюс, видя, как его рука шарит по бедру, разыскивая кобуру пистолета, рывком втянул голову и плечи полицейского в окно своей машины так, что они оказались зажатыми там. Потом, не торопясь, протянул руку и всадил напряженные пальцы прямо под зеркальные стекла очков.
Крик — вот что было нужно услышать мосье Мабюсу. Крик, являющийся подтверждением того, что человеческие существа страдают от боли, умирая. Этот крик на мгновение заглушил визг бомб, падающих с окутанных дымом небес.
С заросшей травой обочины М. Мабюс наблюдал глазами маньяка бесконечную вереницу машин, проносящихся мимо него. Человечество, стройными рядами устремляющееся на последнюю битву.
Один во тьме нескончаемой ночи, наедине с пустотой, более ужасной, чем смерть.
* * *
Аликс Лэйн смотрела на выцветшую черно-белую фотографию, на которой была она сама — девочка, оседлавшая ветку векового дуба. Она сидела на стульчике перед пианино, облокотившись скрещенными руками на его закрытую крышку.
В квартире было тихо. Дэн наконец-таки заснул над книгой, которую читал в кровати почти до трех часов ночи. Девушка этажом выше закончила упражнения на флейте, и Конноры из квартиры рядом, слава Богу, прекратили свою очередную ссору.
Окна были открыты настежь, но даже шум транспорта был приглушенным. Время от времени доносились лишь всплески испанской речи ссорящихся соседей из квартиры напротив или смех — как послания из другого мира.
И Кристофер Хэй ушел.
Аликс никак не могла взять в толк, что за человек этот Кристофер Хэй. Или, точнее, каковы ее чувства к нему. После стольких дружков, шести или семи сильных увлечений, после двенадцати лет замужней жизни Аликс все еще надеялась встретить своего рыцаря в сверкающих доспехах. ТЫ НЕ ГЕРОЙ, сказала она Кристоферу.
Своего будущего мужа, Дика, она встретила, когда еще училась в колледже. Он был радикалом в политике и, особенно когда спор заходил о таких вещах, как война во Вьетнаме, бывал особенно красноречив и саркастичен. Однажды даже выступал в публичной дискуссии по вопросам моральных последствий этой войны, а его противником был сам декан колледжа. Она тогда чертовски гордилась им.
Но когда война закончилась, талантам Дика, похоже, было негде развернуться в политике. Он перешел на вечернее отделение и начал работать над романом, который, по его словам, должен вместить в себя всю Америку в послевоенные годы.
Сначала с деньгами никаких проблем не возникало. Аликс подрабатывала в частной клинике Сакса на Пятой авеню, а за ее обучение на юридическом факультете было оплачено из средств, оставленных ей для этих целей дедушкой.
Но постепенно становилось все более ясно, что кроме своего великого американского романа он не хотел — или не мог — ничего писать. И начал вымещать на ней свои неудачи, когда она приходила домой усталая после занятий в институте.
Аликс, изучавшая по вечерам основы американской судебной системы с ее эгалитаристской направленностью и мечтой о справедливости для всех граждан, не была склонна молча выслушивать Дика. Но тот не унимался.
Так оно и шло, пока он не настоял на том, чтобы им завести ребенка. «Мы не полноценная семья, — говорил он. — Возможно, именно поэтому у нас и жизнь не ладится. Мы два разных светила, продолжающих вращаться каждый на своей орбите. Ребенок сблизит нас. И он принесет мир в нашу семью».
Но, вместо этого, ребенок только усилил центробежные силы. Ситуация до того была хрупкой, а теперь она и вообще дала трещину. Рождение Дэна еще сильнее отдалило друг от друга двух людей, уже начавших равномерноускоренное движение прочь друг от друга.
Прежде всего, получалось так, что дополнительные заботы, связанные с пополнением семейства, ложились только на ее плечи. Дик до сих пор не устроился на работу, хотя божился, что непрестанно ищет ее. «Ничего подходящего не подворачивается, — уверял он ее. — Только работа поденщика». Аликс, которая по-прежнему горбатилась в клинике Сакса, не знала, плакать ей или смеяться при таких заявлениях.
Но предпочитала смеяться, потому что думала, что любит Дика. Ей казалось, что она никогда больше не встретит человека, который бы так понимал ее, с которым можно вести такие захватывающие дискуссии о политике, религии, истории и искусстве. В отличие от ее предыдущих возлюбленных, он не был туп в двух вещах, которым она придавала значение: в вопросах мысли и чувства. Он был таким понимающим, таким нежным любовником ей, и таким терпеливым и добрым отцом Дэну.
Она смотрела на фотографию, запечатлевшую мгновение ее детства в Огайо, и слезы навертывались ей на глаза. Как бы ей хотелось вновь сидеть на этой ветке, в прохладной тени векового дуба! Она закрыла глаза и вновь почувствовала рядом своего деда, такого сильного, вселяющего такую уверенность, что все в жизни будет хорошо. Она даже почувствовала его запах: немного одеколоном и немного — табаком. Как она любила, когда он, сам смеясь от удовольствия, разрешал ей набивать ему трубку!
Она почувствовала его шершавые натруженные руки, когда он усаживал ее на качели. «Готова, принцесса?» — шептал он ей в ушко, а потом одним сильным толчком посылал ее вверх, к самому небу.
Почему же ее замужество не сладилось? Столько времени прошло, а Аликс все задавала себе этот вопрос. Не то, чтобы они просто перестали любить друг друга, как это довольно часто случалось с ее многими друзьями по колледжу. Как просто было бы, думала Аликс, если бы она вдруг обнаружила, что Дик ей изменяет. Это все равно, что обнаружить тараканов у себя в квартире. Все просто и ясно: бери в руки дихлофос и полный вперед! Если бы Дик валял дурака на стороне, как некоторые мужчины, она бы приняла это просто как рытвину на жизненной дороге, от которой все мы не застрахованы. Все ее подруги ей посочувствовали бы, приняли бы ее в, так сказать, клуб обманутых жен. Она могла бы чувствовать к Дику праведную ненависть и понимать, откуда свалилась на нее эта неприятность.
Но жизнь никогда не отличается такой благородной простотой. Вдруг вспомнилось, как дедушка однажды взял ее с собой на подводный лов рыбы. Она стояла у лунки во льду и смотрела в глубину, где можно было различить что-то движущееся — и больше ничего. И на душе появилось какое-то неприятное чувство: не знаешь, что под тобой, и чем это тебе угрожает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176
Полицейский закашлялся, глаза его недоумевающе расширились. Мабюс, видя, как его рука шарит по бедру, разыскивая кобуру пистолета, рывком втянул голову и плечи полицейского в окно своей машины так, что они оказались зажатыми там. Потом, не торопясь, протянул руку и всадил напряженные пальцы прямо под зеркальные стекла очков.
Крик — вот что было нужно услышать мосье Мабюсу. Крик, являющийся подтверждением того, что человеческие существа страдают от боли, умирая. Этот крик на мгновение заглушил визг бомб, падающих с окутанных дымом небес.
С заросшей травой обочины М. Мабюс наблюдал глазами маньяка бесконечную вереницу машин, проносящихся мимо него. Человечество, стройными рядами устремляющееся на последнюю битву.
Один во тьме нескончаемой ночи, наедине с пустотой, более ужасной, чем смерть.
* * *
Аликс Лэйн смотрела на выцветшую черно-белую фотографию, на которой была она сама — девочка, оседлавшая ветку векового дуба. Она сидела на стульчике перед пианино, облокотившись скрещенными руками на его закрытую крышку.
В квартире было тихо. Дэн наконец-таки заснул над книгой, которую читал в кровати почти до трех часов ночи. Девушка этажом выше закончила упражнения на флейте, и Конноры из квартиры рядом, слава Богу, прекратили свою очередную ссору.
Окна были открыты настежь, но даже шум транспорта был приглушенным. Время от времени доносились лишь всплески испанской речи ссорящихся соседей из квартиры напротив или смех — как послания из другого мира.
И Кристофер Хэй ушел.
Аликс никак не могла взять в толк, что за человек этот Кристофер Хэй. Или, точнее, каковы ее чувства к нему. После стольких дружков, шести или семи сильных увлечений, после двенадцати лет замужней жизни Аликс все еще надеялась встретить своего рыцаря в сверкающих доспехах. ТЫ НЕ ГЕРОЙ, сказала она Кристоферу.
Своего будущего мужа, Дика, она встретила, когда еще училась в колледже. Он был радикалом в политике и, особенно когда спор заходил о таких вещах, как война во Вьетнаме, бывал особенно красноречив и саркастичен. Однажды даже выступал в публичной дискуссии по вопросам моральных последствий этой войны, а его противником был сам декан колледжа. Она тогда чертовски гордилась им.
Но когда война закончилась, талантам Дика, похоже, было негде развернуться в политике. Он перешел на вечернее отделение и начал работать над романом, который, по его словам, должен вместить в себя всю Америку в послевоенные годы.
Сначала с деньгами никаких проблем не возникало. Аликс подрабатывала в частной клинике Сакса на Пятой авеню, а за ее обучение на юридическом факультете было оплачено из средств, оставленных ей для этих целей дедушкой.
Но постепенно становилось все более ясно, что кроме своего великого американского романа он не хотел — или не мог — ничего писать. И начал вымещать на ней свои неудачи, когда она приходила домой усталая после занятий в институте.
Аликс, изучавшая по вечерам основы американской судебной системы с ее эгалитаристской направленностью и мечтой о справедливости для всех граждан, не была склонна молча выслушивать Дика. Но тот не унимался.
Так оно и шло, пока он не настоял на том, чтобы им завести ребенка. «Мы не полноценная семья, — говорил он. — Возможно, именно поэтому у нас и жизнь не ладится. Мы два разных светила, продолжающих вращаться каждый на своей орбите. Ребенок сблизит нас. И он принесет мир в нашу семью».
Но, вместо этого, ребенок только усилил центробежные силы. Ситуация до того была хрупкой, а теперь она и вообще дала трещину. Рождение Дэна еще сильнее отдалило друг от друга двух людей, уже начавших равномерноускоренное движение прочь друг от друга.
Прежде всего, получалось так, что дополнительные заботы, связанные с пополнением семейства, ложились только на ее плечи. Дик до сих пор не устроился на работу, хотя божился, что непрестанно ищет ее. «Ничего подходящего не подворачивается, — уверял он ее. — Только работа поденщика». Аликс, которая по-прежнему горбатилась в клинике Сакса, не знала, плакать ей или смеяться при таких заявлениях.
Но предпочитала смеяться, потому что думала, что любит Дика. Ей казалось, что она никогда больше не встретит человека, который бы так понимал ее, с которым можно вести такие захватывающие дискуссии о политике, религии, истории и искусстве. В отличие от ее предыдущих возлюбленных, он не был туп в двух вещах, которым она придавала значение: в вопросах мысли и чувства. Он был таким понимающим, таким нежным любовником ей, и таким терпеливым и добрым отцом Дэну.
Она смотрела на фотографию, запечатлевшую мгновение ее детства в Огайо, и слезы навертывались ей на глаза. Как бы ей хотелось вновь сидеть на этой ветке, в прохладной тени векового дуба! Она закрыла глаза и вновь почувствовала рядом своего деда, такого сильного, вселяющего такую уверенность, что все в жизни будет хорошо. Она даже почувствовала его запах: немного одеколоном и немного — табаком. Как она любила, когда он, сам смеясь от удовольствия, разрешал ей набивать ему трубку!
Она почувствовала его шершавые натруженные руки, когда он усаживал ее на качели. «Готова, принцесса?» — шептал он ей в ушко, а потом одним сильным толчком посылал ее вверх, к самому небу.
Почему же ее замужество не сладилось? Столько времени прошло, а Аликс все задавала себе этот вопрос. Не то, чтобы они просто перестали любить друг друга, как это довольно часто случалось с ее многими друзьями по колледжу. Как просто было бы, думала Аликс, если бы она вдруг обнаружила, что Дик ей изменяет. Это все равно, что обнаружить тараканов у себя в квартире. Все просто и ясно: бери в руки дихлофос и полный вперед! Если бы Дик валял дурака на стороне, как некоторые мужчины, она бы приняла это просто как рытвину на жизненной дороге, от которой все мы не застрахованы. Все ее подруги ей посочувствовали бы, приняли бы ее в, так сказать, клуб обманутых жен. Она могла бы чувствовать к Дику праведную ненависть и понимать, откуда свалилась на нее эта неприятность.
Но жизнь никогда не отличается такой благородной простотой. Вдруг вспомнилось, как дедушка однажды взял ее с собой на подводный лов рыбы. Она стояла у лунки во льду и смотрела в глубину, где можно было различить что-то движущееся — и больше ничего. И на душе появилось какое-то неприятное чувство: не знаешь, что под тобой, и чем это тебе угрожает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176