— Огонь существует в большинстве вещей. Его нельзя сотворить.
— Нет, нет! — Она торопится, потому что не знает, сколько времени им с Аланом осталось, пока их найдут, а этот человек — нет, не человек, этот волшебник Аои — единственное существо, к которому она может обратиться. — Я вызвала огонь. То есть элемент огня покоится в дереве, вспоминает свою силу и оживает.
— Огонь не может покоиться. Огонь пребывает в большинстве предметов, в некоторых глубже, чем в других.
— Значит, в камне он глубже, чем я могу достать. Почему этот камень горит?
Он молчит, веревка лежит на бедре.
— Почему ты спрашиваешь, дитя?
— Потому что мне нужно знать, мне нужен учитель.
Он поднимает веревку и крутит ее между пальцами. Белые чешуйки его короткого плаща тихо шуршат одна о другую, напоминая шорох сухих листьев в зимнем лесу. Он оборачивается и смотрит назад, потом снова смотрит на нее:
— Ты хочешь, чтобы я учил тебя?
— Кто же еще сможет учить меня? — Надежда жжет ее сердце сильнее, чем огонь.
Он размышляет. Ракушки, камешки, бусы мигают и переливаются в свете пламени. В его ушах торчат круглые нефритовые шпульки. Черные как смоль волосы собраны в узел на макушке, бороды нет. Темные глаза, не мигая, смотрят на Лиат.
— Найди меня, и я буду тебя учить.
Она не сразу справляется с голосом, как будто он куда-то исчез. Наконец, задыхаясь и торопясь, она выстреливает слова:
— Как мне вас найти?
Он поднимает руку, показывая ей веревку, и указывает на камень:
— Иди. Портал уже существует.
Она поднимается и делает шаг вперед. Жар останавливает ее. Она не может подойти ближе.
— Не могу, — стонет она, чуть не плача. — Не могу. Что мне делать?
— Одна прядь льна ничего не держит. — Он наворачивает прядку льна на палец, слегка натягивает — она рвется. Затем он оборачивает вокруг руки свитую веревку. — Свитые вместе, они выдерживают много. Но для того, чтобы свить веревку, нужно время, как и для того, чтобы пряди знания свить в мудрость.
Он резко встает, оглядываясь, как будто что-то услыхав.
— Они приближаются.
В этот момент она видит за ним тропу, прихотливо вьющуюся между деревьями. Вдоль тропы растянулась короткая процессия, вроде походной колонны короля Генриха, только много короче. Яркие краски настолько ошеломляют ее зрение, что она не может понять, из кого состоит этот кортеж. Она видит лишь золотой диск на древке, окруженный радужно-зелеными перьями на ширину размаха рук рослого воина. Диск вращается, поражая ее своим сиянием.
— Тебе пора, — твердо говорит волшебник. Коснувшись пальцем языка, он протягивает руку вперед, к Лиат, как будто хочет погасить мокрым пальцем свечку. Шипит, испаряясь, влага, горячая вода брызжет ей в лицо. Она отшатывается, потом снова приближается к огню, но завеса задернута, занавес опущен.
Она стоит перед огнем, из которого вверх, в прохладный весенний воздух, взвивается остаток влажной дымки.
— Лиат! — На локоть ее ложится рука, но это лишь Алан, стоящий на коленях за ее спиной. — Мне показалось, ты сейчас шагнешь в огонь.
Она лизнула палец и протянула его к огню — никакого действия.
— Если бы только я могла…
— Ну, ну, не расстраивайся, — успокаивал он, не обращая внимания на собак, рычащих на пламя.
Она увернулась от его руки и шагнула назад. Кожа лица уже, кажется, испеклась, к ней было не прикоснуться.
— Я видела волшебника Аои. Он сказал, что будет меня учить, если я смогу пробраться к нему.
Он с подозрением посмотрел на огонь:
— Следует ли доверять Погибшей Душе? Они ведь не верят в Бога Единства.
— Может быть, именно поэтому, — медленно промолвила она, сама пытаясь понять причину. — Я для него просто любопытная вещица. Он ничего от меня не хочет, в отличие от остальных.
— Но как ты можешь видеть сквозь огонь?
— Этого я не знаю.
— Это тайна, как и мои сны, — согласился Алан, оставляя этот вопрос. Он заслонился от жара рукой. — Как жжет! — воскликнул он, и Лиат опустила голову, пристыженная, думая, что он теперь понимает, какие ужасные вещи она творит, что он будет презирать невежественное, неученое, нетренированное дитя колдуна. — Подумать только, что бы ты могла сделать таким огнем!
— Я уже достаточно натворила, — горько пробормотала она. В памяти всплыло лицо «льва», одного из погибших при пожаре.Никто из нас не без греха, — заметил он. — Но если ты научишься делать что-то полезное…
— Вызвать огонь на Эйка? Сжечь Гент и всех бедняг, которые гниют в нем?
— Нет, перестань. Если хотя бы испугать их огнем, обратить в бегство…
— Алан, ты же воевал против Эйка. Ты же знаешь, что они не боятся огня.
— Да. Я знаю, в городе рабы. Так, во всяком случае, говорят. Если сгорит город, сгорят и они. — Он нахмурился, посмотрел на нее: — Надо сказать отцу.
— Нет! — В этом вопросе у нее не было сомнений. — Если король узнает, что я сожгла дворец в Аугенсбурге, если узнают епископы, — как ты думаешь, что они со мной сделают?
Он озабоченно отряхивал плащ от пепла.
— Они арестуют тебя как злодейку и пошлют на суд скопоса, — согласился он.
— Но я буду тебя защищать. Я тебе верю.
— Это только добавит еще одно обвинение: что я околдовала тебя. Нет, они ни за что не поверят злодейке, вызывающей огонь. Кроме того, они не поверят, что я не могу им управлять. Они будут уверены, что я просто не хочу или что я еще опаснее из-за того, что разучилась управлять огнем.
— А ты совсем не можешь управлять им? — Он нервно посмотрел на бушующее пламя.
— Я даже не могу его погасить, — сказала она с отвращением. — Я могу только зажечь его.
— Но отцу сказать надо, Лиат. Он тебя не осудит. У него слишком много на совести, чтобы осуждать других.
— Но он может приказать мне сжечь Гент. Если он это сделает и если это сделаю я, сколько погибнет рабов?
Он заколебался. Он достаточно хорошо знал графа, чтобы понимать, что она права. Исходя из военно-тактических соображений, граф без колебаний пожертвует рабами, да и вообще мирными жителями, ради взятия Гента. Да еще к тому же за Гентом маячила благородная невеста для сына.
Из завесы дождя и тумана послышались крики.
— Они обнаружили мое отсутствие, — сказал Алан. — Срежь путь, тогда они вообще не заметят, что тебя не было. Если они и найдут огонь, тебя никто не заподозрит.
— Хорошо, милорд. — Она сама не поняла, была ли она ему благодарна за заботу или ее смешило вдруг проявившееся в нем высокомерие. У Алана совершенно не было присущего аристократам зазнайства, но, как и у Па, было у него какое-то чувство собственного достоинства, заставлявшее и других уважать его.
Рванувшись к огню, он схватил две горящие ветви в обе руки и отпрыгнул.
— Мы разожжем еще пару костров, нечего бедным солдатам мерзнуть. Пошли!
— Как вы это объясните? — указала она на огонь в его руках, но он лишь улыбнулся, потешаясь больше над собой, чем над ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
— Нет, нет! — Она торопится, потому что не знает, сколько времени им с Аланом осталось, пока их найдут, а этот человек — нет, не человек, этот волшебник Аои — единственное существо, к которому она может обратиться. — Я вызвала огонь. То есть элемент огня покоится в дереве, вспоминает свою силу и оживает.
— Огонь не может покоиться. Огонь пребывает в большинстве предметов, в некоторых глубже, чем в других.
— Значит, в камне он глубже, чем я могу достать. Почему этот камень горит?
Он молчит, веревка лежит на бедре.
— Почему ты спрашиваешь, дитя?
— Потому что мне нужно знать, мне нужен учитель.
Он поднимает веревку и крутит ее между пальцами. Белые чешуйки его короткого плаща тихо шуршат одна о другую, напоминая шорох сухих листьев в зимнем лесу. Он оборачивается и смотрит назад, потом снова смотрит на нее:
— Ты хочешь, чтобы я учил тебя?
— Кто же еще сможет учить меня? — Надежда жжет ее сердце сильнее, чем огонь.
Он размышляет. Ракушки, камешки, бусы мигают и переливаются в свете пламени. В его ушах торчат круглые нефритовые шпульки. Черные как смоль волосы собраны в узел на макушке, бороды нет. Темные глаза, не мигая, смотрят на Лиат.
— Найди меня, и я буду тебя учить.
Она не сразу справляется с голосом, как будто он куда-то исчез. Наконец, задыхаясь и торопясь, она выстреливает слова:
— Как мне вас найти?
Он поднимает руку, показывая ей веревку, и указывает на камень:
— Иди. Портал уже существует.
Она поднимается и делает шаг вперед. Жар останавливает ее. Она не может подойти ближе.
— Не могу, — стонет она, чуть не плача. — Не могу. Что мне делать?
— Одна прядь льна ничего не держит. — Он наворачивает прядку льна на палец, слегка натягивает — она рвется. Затем он оборачивает вокруг руки свитую веревку. — Свитые вместе, они выдерживают много. Но для того, чтобы свить веревку, нужно время, как и для того, чтобы пряди знания свить в мудрость.
Он резко встает, оглядываясь, как будто что-то услыхав.
— Они приближаются.
В этот момент она видит за ним тропу, прихотливо вьющуюся между деревьями. Вдоль тропы растянулась короткая процессия, вроде походной колонны короля Генриха, только много короче. Яркие краски настолько ошеломляют ее зрение, что она не может понять, из кого состоит этот кортеж. Она видит лишь золотой диск на древке, окруженный радужно-зелеными перьями на ширину размаха рук рослого воина. Диск вращается, поражая ее своим сиянием.
— Тебе пора, — твердо говорит волшебник. Коснувшись пальцем языка, он протягивает руку вперед, к Лиат, как будто хочет погасить мокрым пальцем свечку. Шипит, испаряясь, влага, горячая вода брызжет ей в лицо. Она отшатывается, потом снова приближается к огню, но завеса задернута, занавес опущен.
Она стоит перед огнем, из которого вверх, в прохладный весенний воздух, взвивается остаток влажной дымки.
— Лиат! — На локоть ее ложится рука, но это лишь Алан, стоящий на коленях за ее спиной. — Мне показалось, ты сейчас шагнешь в огонь.
Она лизнула палец и протянула его к огню — никакого действия.
— Если бы только я могла…
— Ну, ну, не расстраивайся, — успокаивал он, не обращая внимания на собак, рычащих на пламя.
Она увернулась от его руки и шагнула назад. Кожа лица уже, кажется, испеклась, к ней было не прикоснуться.
— Я видела волшебника Аои. Он сказал, что будет меня учить, если я смогу пробраться к нему.
Он с подозрением посмотрел на огонь:
— Следует ли доверять Погибшей Душе? Они ведь не верят в Бога Единства.
— Может быть, именно поэтому, — медленно промолвила она, сама пытаясь понять причину. — Я для него просто любопытная вещица. Он ничего от меня не хочет, в отличие от остальных.
— Но как ты можешь видеть сквозь огонь?
— Этого я не знаю.
— Это тайна, как и мои сны, — согласился Алан, оставляя этот вопрос. Он заслонился от жара рукой. — Как жжет! — воскликнул он, и Лиат опустила голову, пристыженная, думая, что он теперь понимает, какие ужасные вещи она творит, что он будет презирать невежественное, неученое, нетренированное дитя колдуна. — Подумать только, что бы ты могла сделать таким огнем!
— Я уже достаточно натворила, — горько пробормотала она. В памяти всплыло лицо «льва», одного из погибших при пожаре.Никто из нас не без греха, — заметил он. — Но если ты научишься делать что-то полезное…
— Вызвать огонь на Эйка? Сжечь Гент и всех бедняг, которые гниют в нем?
— Нет, перестань. Если хотя бы испугать их огнем, обратить в бегство…
— Алан, ты же воевал против Эйка. Ты же знаешь, что они не боятся огня.
— Да. Я знаю, в городе рабы. Так, во всяком случае, говорят. Если сгорит город, сгорят и они. — Он нахмурился, посмотрел на нее: — Надо сказать отцу.
— Нет! — В этом вопросе у нее не было сомнений. — Если король узнает, что я сожгла дворец в Аугенсбурге, если узнают епископы, — как ты думаешь, что они со мной сделают?
Он озабоченно отряхивал плащ от пепла.
— Они арестуют тебя как злодейку и пошлют на суд скопоса, — согласился он.
— Но я буду тебя защищать. Я тебе верю.
— Это только добавит еще одно обвинение: что я околдовала тебя. Нет, они ни за что не поверят злодейке, вызывающей огонь. Кроме того, они не поверят, что я не могу им управлять. Они будут уверены, что я просто не хочу или что я еще опаснее из-за того, что разучилась управлять огнем.
— А ты совсем не можешь управлять им? — Он нервно посмотрел на бушующее пламя.
— Я даже не могу его погасить, — сказала она с отвращением. — Я могу только зажечь его.
— Но отцу сказать надо, Лиат. Он тебя не осудит. У него слишком много на совести, чтобы осуждать других.
— Но он может приказать мне сжечь Гент. Если он это сделает и если это сделаю я, сколько погибнет рабов?
Он заколебался. Он достаточно хорошо знал графа, чтобы понимать, что она права. Исходя из военно-тактических соображений, граф без колебаний пожертвует рабами, да и вообще мирными жителями, ради взятия Гента. Да еще к тому же за Гентом маячила благородная невеста для сына.
Из завесы дождя и тумана послышались крики.
— Они обнаружили мое отсутствие, — сказал Алан. — Срежь путь, тогда они вообще не заметят, что тебя не было. Если они и найдут огонь, тебя никто не заподозрит.
— Хорошо, милорд. — Она сама не поняла, была ли она ему благодарна за заботу или ее смешило вдруг проявившееся в нем высокомерие. У Алана совершенно не было присущего аристократам зазнайства, но, как и у Па, было у него какое-то чувство собственного достоинства, заставлявшее и других уважать его.
Рванувшись к огню, он схватил две горящие ветви в обе руки и отпрыгнул.
— Мы разожжем еще пару костров, нечего бедным солдатам мерзнуть. Пошли!
— Как вы это объясните? — указала она на огонь в его руках, но он лишь улыбнулся, потешаясь больше над собой, чем над ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148