— Ну, дитя! — Всадник остановился и снял шлем. Она узнала лорда Уичмана. Его глаза возбужденно блестели. — Это тебя нашли солдаты в лесу? Почему ты не ушла с беженцами? Из-за тебя наш рейд мог провалиться!
У него были сытое лицо человека, который даже в тяжелые времена не испытывает недостатка в пище. Она не знала, как к нему следует обращаться. Никогда еще ни один лорд не обращал на нее внимания.
Заикаясь, она ответила:
— Мастер Гельвидиус — мой дедушка, милорд. — Она солгала не моргнув глазом. — Я должна была остаться с ним: он был слишком слаб, чтобы идти так далеко.
Лорд ухмыльнулся, вкладывая меч в ножны:
— Сегодня он сможет спеть славную песню. Мы отбили добрых шесть десятков коров и быков да столько же коз. — Он казался ничуть не уставшим. — Домой, домой. — Он махнул рукой па запад. Белые снежинки кружились вокруг него. — До Стелесхейма отсюда далеко.
Он повернулся к своим всадникам. Они отправлялись на восток. Анна взбежала на холм и там…
Дыхание перехватило, как будто ее ударили в живот. Она закричала:
— Матиас! Вместе с другими освобожденными рабами он помогал солдатам сгонять стадо животных. Услышав ее голос, он вздрогнул, обернулся и, прихрамывая, заковылял вверх по склону.
Она заплакала и побежала навстречу. О Владычица, он был похож на скелет, обтянутый кожей.
— Ты такая худая! — ужасался он, обнимая ее. — Анна, Анна, я уж не чаял тебя увидеть снова.
Она только всхлипывала в ответ.
— Все, все, — успокаивал он. — Все позади.
— Ничего не все! Они никогда не уйдут! Они все время будут преследовать нас, вот увидишь!
— Анна, перестань! — сказал он уже строго. Привыкнув его слушаться, Анна замолчала. — Я как раз подумал о папе Отто. Он ведь смог выжить, потеряв всю свою семью. Я тем более смог бы, зная, что ты жива.
— Но ты не знал, что я жива. Ты же видел, как они напали.
— Я должен был верить в это. Она затихла.
— Пошли. — Он взял ее за руку. Стадо медленно пошло на запад. — Эйка, конечно же, заинтересуются, куда подевались животные. Нам надо уйти подальше. Бог над нами, Анна, почему ты здесь, с солдатами? Что, в Стелесхейме осталось так мало народу, что солдаты берут в рейды детей?
Он сильно изменился, это был уже не тот Матиас, которого она знала прежде. Он больше не был маленьким мальчиком.
— Хоть собак здесь нет, — сказала она тихо. Возбуждение прошло, ее начало трясти. Ноги болели.
Она пошли вдоль стада. Матиас не давал козам отбиться.
— Собаки убивают коров, и Эйка пришлось бы охранять коров от собак, вместо того чтобы стеречь скот от рейдов вроде этого.
— Что с твоей ногой?
Он только покачал головой.Остаток дня они провели в дороге. Матиас хромал все больше. Наконец один из всадников сжалился над ним и взял к себе в седло.
Увидев скот, госпожа Гизела не могла скрыть радости и тут же приказала слугам готовить пир.
Анна привела Матиаса в сарай, где они теперь жили. После нападения Эйка было выстроено несколько таких хижин.
Гельвидиус оставил Хелен на попечение Анны и занялся ногой Матиаса, отпуская нелицеприятные замечания в адрес госпожи Гизелы.
— Пиры в то время, когда не хватает пищи для слабых. Епископ Гента кормила бедных, благословение ее памяти!
Матиаса лихорадило, желудок не принял ничего, кроме глотка эля и корки хлеба. Наконец он уснул с крошкой Хелен, свернувшейся калачиком на его груди. Анна укрыла его всеми одеялами, которые у них были.
— Нет, так не пойдет, — возмутился Гельвидиус. — Пойдешь со мной в зал. Не хватает тебе заболеть, когда надо ухаживать за ними обоими. А там подадут жареную говядину, могу спорить.
Анна неохотно оставила Матиаса и девочку.
Разомлевшая от тепла и сытости, Анна уже засыпала, сидя у очага, когда на нее вновь накатила волна холода.
Совсем уже пьяные солдаты завели непристойную песню, госпожа Гизела удалилась в дальнюю часть зала. Анна услышала сердитые голоса, а через некоторое время хозяйка возвратилась, ведя за собой награду для лорда Уичмана.
Мертвенно-бледная племянница Гизелы, красавица, каких Анна прежде не видывала, покорно следовала за своей теткой. Она казалась скорее статуей, чем живым существом. Лорд Уичман этого не заметил. Он произнес витиеватый тост, затем взял ее за руку и под приветственные выкрики солдат повел к своему ложу, устроенному за занавесом.
Слуга вышел с ведром помоев для свиней, через открывшуюся дверь ворвался холодный ветер.Дверь закрылась, солдаты вернулись к выпивке.
Много позже, когда солдаты уже храпели, а Гельвидиус замер, уронив голову на руку, Анна услышала тихий женский плач.
4
Воистину неистребима человеческая похоть. Какой бы холодной и промозглой ни была погода, какая бы теснота и скученность ни царили в помещениях, при дворе постоянно завязывались любовные интриги. Молодые клирики Росвиты давно привыкли перемывать кости придворным и следить, кто с кем спит.
— А Виллам завел новую любовницу, что, вообще-то говоря, не новость. Кроме того, — своими глазами видел! — она дарит свою благосклонность еще и лорду Амальфреду. — Брат Фортунатус, один из многочисленных сыновей графини Эсбе, сплетничал без конца.
— Если лорд Амальфред захватит с собой любовницу, возвращаясь в Салию, то он спасет бедного Виллама от мук ревности, — заметила сестра Амабилия.
— Но Виллам уже нацелился на более крупную дичь. Я видел, как он смотрит на одну «орлиху».
— Наш друг — «ястреб»? — тихо спросила сестра Одила.
— Вовсе нет. Брюнетка. Но «орлы» ведь ведут себя иначе. Кроме того, у них присяга. Они ни с кем не путаются, кроме своих. А вот в других местах наблюдал я интересное развитие событий. Руки, встречающиеся при застольном омовении…
Сестра Амабилия глубоко вздохнула, ничего не сказав. Брат Фортунатус разочарованно замолчал.
— Вся жизнь при дворе стала вялой и неинтересной, когда погиб принц Санглант.
— Я прошу вас почтительнее отзываться об умерших, — сурово одернула ее Росвита.
— Брат Константин поднял глаза от ступки, в которой толок киноварь для красных чернил: Я никогда не видел принца Сангланта. Его уже не было, когда я здесь появился.
— Ну, двор кипел жизнью, когда он был здесь, — настаивала Амабилия.
— Я прошу вас не упоминать его имя, когда поблизости король, — сказала Росвита, потрогав пальцем кончик пера, и взяла нож.
— Но ведь он был воин, — сказал брат Константин. — Не мог же он быть таким элегантным и обворожительным, таким ученым и любезным, как отец Хью.
Амабилия фыркнула:
— Отцу Хью следовало бы заниматься своим монастырем, а не отираться при дворе. Я уже восемь лет при королевском дворе, брат Константин…
— О чем неустанно мне напоминаете, — хихикнул юный клирик.
— …и я вспоминаю отца Хью еще в школе. Утку можно нарядить в павлиньи перья, но от этого она не перестанет быть уткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148