А ему, казалось, очень нравится то, что я упряма и непочтительна, никого не слушаюсь, что он всегда во мне и подозревал.
Он заказал десерт, не посоветовавшись со мной. Я бы рассердилась, но это было нечто такое, что я никогда не заказала бы себе сама: шоколад, карамель, орехи, мороженое, настоящие взбитые сливки и тесто такое пышнее, что и оно сошло бы за шоколадное пирожное с орехами.
– Итак, – осведомился он, – когда я прикончила последний кусочек, – я прощен?
– Ты высокомерен и перешел все границы, – ответила я, показывая на него вилкой.
– Я старался, – произнес он с ложной скромностью. Глаза его потемнели. Он перегнулся через столик и провел большим пальцем по моей нижней губе. И следил за мной, слизывая с пальца карамель.
Я оперлась руками о стол и наклонилась.
– Это нечестно. Я ем твой десерт, и он мне нравится, но ты не можешь использовать секс, чтобы я не сердилась.
Он рассмеялся – тем мягким смехом, который начинается в животе и поднимается в грудь. Счастливый, расслабленный смех.
Ситуация развивалась несколько быстрее, чем хотелось бы для спокойствия, поэтому я решила сменить тему.
– Бран сказал мне, что велел тебе присматривать за мной.
Он перестал смеяться и приподнял обе брови.
– Да. А теперь спроси, присматривал ли я за тобой только ради Брана.
– Хорошо, я клюну. Ты присматривал за мной только ради Брана?
– Милая, – протяжно проговорил он, вспомнив о своих южных корнях. – Когда волк выслеживает овечку, он не думает об овечкиной мамочке.
Я улыбнулась. Ничего не могла собой поделать: Бран как овечкина мама – это очень забавно.
– Я не овечка, – заметила я. Он лишь усмехнулся.
«Пора снова менять тему», – подумала я, делая глоток воды.
– Уоррен сказал, что ты принял нашего серийного насильника в постоянные члены стаи.
– Он не был виноват в лондонских преступлениях.
Он был уверен в своих словах, а это значило, что он попросил Брана сообщить правду и получил ее. Тем не менее я слышала легкое раздражение в его голосе и решила еще немного подразнить его.
– Но насилия прекратились, когда он уехал.
– Он дважды приходил мне на выручку и второй раз лишь случайно получил шприц, а не пулю. У людей Джерри были серебряные пули, – ответил Адам.
Я улыбнулась, и он раздосадовано скомкал салфетку.
– Очко в твою пользу.
– Но я уверена, что ты не позволишь Джесси пойти с ним на свидание, – самодовольно заметила я.
Когда он привез меня домой, то обошел машину и открыл для меня дверцу. Может, потому, что я не могла сама этого сделать сломанной рукой, но мне показалось, что он так поступает по другой причине.
Он поднялся со мной на крыльцо и обхватил ладонями мое лицо. Постоял так недолго, потом оглянулся на луну, уже совсем близкую к полной. И когда повернулся, в глазах его мерцали желтые искорки.
Губы его были мягкими, они коснулись моих лишь слегка, и я прижалась к нему как можно теснее. Он рассмеялся низким грудным смехом и поцеловал меня по-настоящему.
Моя сломанная рука была зажата между нами, никакого языка жестов не было – только рот и руки. От него пахло одеколоном. Богатый тонкий аромат сливался с его экзотическим запахом. Когда он отстранился от меня, моя рука осталась на его щеке. Я наслаждалась легкими уколами щетины и гулом своего сердца. Мы молчали, и между нами росло что-то нежное и новое.
Но тут открылась дверь, и с улыбкой выглянул мой новый жилец.
– Эй, друзья, вы закончили? Я приготовил горячий какао, потому что посчитал, что на Мерси немного надето. Но, похоже, ты позаботился, чтобы она не замерзла.
Сэмюэль рассвирепел, когда я вернулась домой из гаража и сообщила ему, что иду обедать с Адамом. Я вынуждена была напомнить ему, что у него нет на меня никаких прав. Больше нет. Он находится у меня, пока не присмотрит себе подходящую квартиру, но это не дает ему права диктовать мне, с кем обедать.
Если бы я знала, что это будет настоящее свидание, я была бы снисходительнее, ведь Сэмюэль все еще интересуется мной – и часть меня еще любила его.
Когда сводня Джесси позвонила и сказала, что отец выехал и чтобы я о ней не тревожилась, потому что у нее все хорошо, Сэмюэль удалился дуться в свою комнату, напротив моей спальни. Но когда я попыталась надеть платье, он вошел ко мне. Я все равно не могла надеть платье сама. Но я не стонала болезненно, что бы он ни говорил. Но должна признать: одеваться со сложной повязкой, которую мне наложили в больнице, гораздо удобней, пользуясь тремя руками, а не одной.
Он не был счастлив, когда я отбыла, но я не позволила чувству вины решать, с кем мне ходить на свидания. Я не играю с теми, кто мне небезразличен, и не позволяю им играть с собой. Я пообещала, что у меня с Адамом будет не больше секса, чем с ним, Сэмюэлем. Только когда сама пойму, что чувствую и что чувствуют они. Но дальше этого я заходить не желала.
Судя по всему, согласившись на обед, я обнадежила Адама. Это было ошибкой. Вероятно, мне следовало сказать Адаму, что Сэмюэль живет у меня, как только я поняла, что он этого не знает. То, что мы испытали сегодня вечером, все еще слишком хрупко.
Адам был огорошен, встретив Сэмюэля – любовника, живущего у любовницы.
– Нехорошо, Сэмюэль, – произнесла я и повернулась к Адаму. – Он здесь, пока не найдет квартиру. – Я взглянула на Сэмюэля. – Надеюсь, это будет очень скоро.
– Мне казалось, у вас практика в Монтане, доктор Корник, – осведомился Адам.
Когда открылась дверь, он выпустил меня, но теперь положил руку мне на талию – таким жестом собственника, каким парни щеголяют друг перед другом.
Сэмюэль кивнул и отступил, давая возможность нам войти. И как только мы оказались в закрытом помещении, я почувствовала поток исходящей от них обоих Силы.
– Я работаю в клинике посменно с тремя другими врачами, – ответил Сэмюэль, идя перед нами на кухню. – Они без меня справятся. Я покинул Осиновый Ручей неделю назад, и теперь понял, что больше там не останусь. Попробую устроиться где-нибудь поближе к Техасу.
Адам принял исходящую паром чашку и задумчиво подул на нее.
– Ты хочешь сказать, что просишься в мою стаю? Улыбка Сэмюэля, которая не покидала его лица с того момента, как он открыл дверь, стала еще шире.
– Об этом я и не мечтаю. Я стану одиноким волком – вероятно, ты получишь об этом официальное письмо Брана на следующей неделе.
Я оставила их. Они все равно не обращали на меня внимания. Снять платье без посторонней помощи нелегко, и я заправила его в тренировочные брюки. Свободный свитер прикрыл и сломанную руку, и перевязь. С обувью трудней, но я отыскала пару старых теннисных туфель, которые не развязывала, и натянула их на ноги.
Когда я вернулась в гостиную, мужчины все еще были заняты одной из тех приятных, но смертоносных бесед, которые обычно плохо заканчиваются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Он заказал десерт, не посоветовавшись со мной. Я бы рассердилась, но это было нечто такое, что я никогда не заказала бы себе сама: шоколад, карамель, орехи, мороженое, настоящие взбитые сливки и тесто такое пышнее, что и оно сошло бы за шоколадное пирожное с орехами.
– Итак, – осведомился он, – когда я прикончила последний кусочек, – я прощен?
– Ты высокомерен и перешел все границы, – ответила я, показывая на него вилкой.
– Я старался, – произнес он с ложной скромностью. Глаза его потемнели. Он перегнулся через столик и провел большим пальцем по моей нижней губе. И следил за мной, слизывая с пальца карамель.
Я оперлась руками о стол и наклонилась.
– Это нечестно. Я ем твой десерт, и он мне нравится, но ты не можешь использовать секс, чтобы я не сердилась.
Он рассмеялся – тем мягким смехом, который начинается в животе и поднимается в грудь. Счастливый, расслабленный смех.
Ситуация развивалась несколько быстрее, чем хотелось бы для спокойствия, поэтому я решила сменить тему.
– Бран сказал мне, что велел тебе присматривать за мной.
Он перестал смеяться и приподнял обе брови.
– Да. А теперь спроси, присматривал ли я за тобой только ради Брана.
– Хорошо, я клюну. Ты присматривал за мной только ради Брана?
– Милая, – протяжно проговорил он, вспомнив о своих южных корнях. – Когда волк выслеживает овечку, он не думает об овечкиной мамочке.
Я улыбнулась. Ничего не могла собой поделать: Бран как овечкина мама – это очень забавно.
– Я не овечка, – заметила я. Он лишь усмехнулся.
«Пора снова менять тему», – подумала я, делая глоток воды.
– Уоррен сказал, что ты принял нашего серийного насильника в постоянные члены стаи.
– Он не был виноват в лондонских преступлениях.
Он был уверен в своих словах, а это значило, что он попросил Брана сообщить правду и получил ее. Тем не менее я слышала легкое раздражение в его голосе и решила еще немного подразнить его.
– Но насилия прекратились, когда он уехал.
– Он дважды приходил мне на выручку и второй раз лишь случайно получил шприц, а не пулю. У людей Джерри были серебряные пули, – ответил Адам.
Я улыбнулась, и он раздосадовано скомкал салфетку.
– Очко в твою пользу.
– Но я уверена, что ты не позволишь Джесси пойти с ним на свидание, – самодовольно заметила я.
Когда он привез меня домой, то обошел машину и открыл для меня дверцу. Может, потому, что я не могла сама этого сделать сломанной рукой, но мне показалось, что он так поступает по другой причине.
Он поднялся со мной на крыльцо и обхватил ладонями мое лицо. Постоял так недолго, потом оглянулся на луну, уже совсем близкую к полной. И когда повернулся, в глазах его мерцали желтые искорки.
Губы его были мягкими, они коснулись моих лишь слегка, и я прижалась к нему как можно теснее. Он рассмеялся низким грудным смехом и поцеловал меня по-настоящему.
Моя сломанная рука была зажата между нами, никакого языка жестов не было – только рот и руки. От него пахло одеколоном. Богатый тонкий аромат сливался с его экзотическим запахом. Когда он отстранился от меня, моя рука осталась на его щеке. Я наслаждалась легкими уколами щетины и гулом своего сердца. Мы молчали, и между нами росло что-то нежное и новое.
Но тут открылась дверь, и с улыбкой выглянул мой новый жилец.
– Эй, друзья, вы закончили? Я приготовил горячий какао, потому что посчитал, что на Мерси немного надето. Но, похоже, ты позаботился, чтобы она не замерзла.
Сэмюэль рассвирепел, когда я вернулась домой из гаража и сообщила ему, что иду обедать с Адамом. Я вынуждена была напомнить ему, что у него нет на меня никаких прав. Больше нет. Он находится у меня, пока не присмотрит себе подходящую квартиру, но это не дает ему права диктовать мне, с кем обедать.
Если бы я знала, что это будет настоящее свидание, я была бы снисходительнее, ведь Сэмюэль все еще интересуется мной – и часть меня еще любила его.
Когда сводня Джесси позвонила и сказала, что отец выехал и чтобы я о ней не тревожилась, потому что у нее все хорошо, Сэмюэль удалился дуться в свою комнату, напротив моей спальни. Но когда я попыталась надеть платье, он вошел ко мне. Я все равно не могла надеть платье сама. Но я не стонала болезненно, что бы он ни говорил. Но должна признать: одеваться со сложной повязкой, которую мне наложили в больнице, гораздо удобней, пользуясь тремя руками, а не одной.
Он не был счастлив, когда я отбыла, но я не позволила чувству вины решать, с кем мне ходить на свидания. Я не играю с теми, кто мне небезразличен, и не позволяю им играть с собой. Я пообещала, что у меня с Адамом будет не больше секса, чем с ним, Сэмюэлем. Только когда сама пойму, что чувствую и что чувствуют они. Но дальше этого я заходить не желала.
Судя по всему, согласившись на обед, я обнадежила Адама. Это было ошибкой. Вероятно, мне следовало сказать Адаму, что Сэмюэль живет у меня, как только я поняла, что он этого не знает. То, что мы испытали сегодня вечером, все еще слишком хрупко.
Адам был огорошен, встретив Сэмюэля – любовника, живущего у любовницы.
– Нехорошо, Сэмюэль, – произнесла я и повернулась к Адаму. – Он здесь, пока не найдет квартиру. – Я взглянула на Сэмюэля. – Надеюсь, это будет очень скоро.
– Мне казалось, у вас практика в Монтане, доктор Корник, – осведомился Адам.
Когда открылась дверь, он выпустил меня, но теперь положил руку мне на талию – таким жестом собственника, каким парни щеголяют друг перед другом.
Сэмюэль кивнул и отступил, давая возможность нам войти. И как только мы оказались в закрытом помещении, я почувствовала поток исходящей от них обоих Силы.
– Я работаю в клинике посменно с тремя другими врачами, – ответил Сэмюэль, идя перед нами на кухню. – Они без меня справятся. Я покинул Осиновый Ручей неделю назад, и теперь понял, что больше там не останусь. Попробую устроиться где-нибудь поближе к Техасу.
Адам принял исходящую паром чашку и задумчиво подул на нее.
– Ты хочешь сказать, что просишься в мою стаю? Улыбка Сэмюэля, которая не покидала его лица с того момента, как он открыл дверь, стала еще шире.
– Об этом я и не мечтаю. Я стану одиноким волком – вероятно, ты получишь об этом официальное письмо Брана на следующей неделе.
Я оставила их. Они все равно не обращали на меня внимания. Снять платье без посторонней помощи нелегко, и я заправила его в тренировочные брюки. Свободный свитер прикрыл и сломанную руку, и перевязь. С обувью трудней, но я отыскала пару старых теннисных туфель, которые не развязывала, и натянула их на ноги.
Когда я вернулась в гостиную, мужчины все еще были заняты одной из тех приятных, но смертоносных бесед, которые обычно плохо заканчиваются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75