«Ох, лисий хвост, ох, волчий рот! – подумал царь, прищурив левый глаз. – Сейчас пойдет крутить, вертеть, опутывать».
– Мы рады тебя видеть, великий государь, в полном здравии. Дозволь узнать, что писано в письме?
– В письме все писано: от аза до ижицы!..
Сухощавый, остроносый дьяк Василий Атарский изогнулся, протянул тонкую руку к письму. Эта рука наделала дел много и в Москве, и во многих других городах. В лысоватой голове дьяка бродили хитрые мысли, а рука его выводила на бумаге тонкие узоры. Умен Атарский. Пронырлив, сметлив, красноречив Атарский. Учен грамоте он пошибче всяких чинов и родовитостей. Задумает что дьяк Лихачев, а Атарский уже обо всем дознается, пронюхает все.
Атарский знал все дела боярские и царские. Опасный был человек дьяк Василий Атарский.
Не успел дьяк взять письмо. Царь сказал:
– Не трожь, другие поднимут.
– Повели, государь, прочесть письмо, – сказал будущий тесть царевича Алексея Михайловича Илья Данилович Милославский. – Нам совсем негоже топтаться в Столовой палате, словно во храме. И времени ушло вон сколько, почти полдня. Пора бы и освежиться, освободиться, осведомиться…
– Осведомишься. Эй ты, донец! – Царь живо указал на есаула Порошина. – Подыми-ка письмо, прочти-ка поскладнее, пограмотнее. Бояре тем временем освежатся, освободятся и, глядишь, еще думать начнут. Меня-то вы освежили малость, едва богу душу не отдал. А теперь пора… Мне с ними надо совет держать. А вы, донцы, сами писали еже письмо на Дону, сами и читайте его.
Бояре злобно пронизали взглядами есаула Порошина, который поднимал с пола бумагу. Василий Атарский знал, что это письмо писал на Дону сам есаул Федька Порошин, ведающий канцелярией, что он сам оставил его там только затем, чтобы оно пришло позже их приезда в Москву и снова напомнило царю и боярам о тех грозных и тяжелых днях, которые пережили казаки.
Порошин стал читать письмо внятно и громко, особо выделяя те слова, которые имели наибольший смысл и большее значение. Голос его, чистый и ровный, звучал под сводами палаты то необычайно грозно и сильно, то мягко и милостиво.
– «Осиянный царь! Освященный собором государь! Да не осквернятся перед тобою наши души казачьи и во веки веков. Ослиные уши да пускай не слышат нас… Они по всякий день останутся осмеянными народом русским, самим великим царем и всевышним богом!»
Бояре вздрогнули, засверкали злыми глазами, заерзали на лавках. Такие слова им не по нраву пришлись. Они поняли, что есаул, кроме писаных, вставлял свои слова, чернившие больших бояр.
– «Возьми, государь, Азов! В Азове людям, защитникам твоим, ни пить, ни есть стало нечего! Они помирают голодной смертью! Они остались наги и босы, без глаз, без рук, без свинца и пороха, без приютства!»
Царь содрогался своим немощным телом.
– «В твоих силах, царь, – читал Порошин, – творить такие дивные чудеса, от которых ты можешь приобрести не токмо у русского, но и у многих народов, бессмертную славу, а у бога после земного царствования – царство небесное!»
Боярам стало невмоготу. Они застучали палками, закашляли, закричали:
– Почто завираешь? Почто…
– Эк, складно врет есаулишко…
– Разжалобил царя…
– Обласкал!
А Порошин читал письмо еще громче и еще строже:
– «Вели, государь, прислать в Азов своего воеводу!»
– Просит! – выкрикнул кто-то. – Заехали с жалобами к царю. В Столовую палату заехали!..
– «Пришли в Азов ратных людей!»
Василий Атарский потер руки.
– «Срок давно прошел!»
– Да ты, есаул, чего пугаешь нас? – с ехидством спросил Милославский. – Мы, казак, не пугливые люди, и царь наш тоже тебя не боится. Эко хватил!
– Я не хватил! Я читаю то, что пишет царю Донское войско. А пишет оно истинную правду, – отвечал Порошин.
Наум Васильев ободрил есаула теплым взглядом.
– Читай, дочитывай, скоморошище! – басисто сказал Илья Милославский. – Не дочитался бы до кремлевской плахи! Дело туда склоняешь. Читай!
– А ты, знатный и степенный боярин, не припугивай меня кремлевской плахой. Никому не ведомо, боярин, которому из нас она первой достанется!
– Скажи, помилуй! – всплеснув руками, закричал Милославский. – Экая дерзость! Да за такую дерзость языки раскаленными клещами рвут!
– Рвали уже, и знаем о том не только мы. На Дону о том всякий, старый и малый, знает. Савва Языков трудов для этого положил немало. Но тот был пристав, а ты же – боярин! Поставит тебя царь приставом, ну тогда и рви наши языки калеными клещами.
– Великий государь, – зло сказал Илья Милославский, обращаясь к царю. – Уйми сатанинскую вольницу, распустившуюся в твоих палатах. А не уймешь, я покину палату!
Царь, видно, не слышал тех слов, которые произнес боярин Милославский.
– Великий государь, уйми разбойника! – домогаясь своего, кричал Милославский. – Уйми вора!
– Уймись сам, боярин Милославский, – слабым голосом ответил царь. – Не озоруй. Пускай дочитает письмо.
– «Не будет воеводы, не будет ратного войска царского, не будет хлебных запасов, свинца и пороха, все разбредемся из города!»
– Опять пугает?! Бояре, что же это такое делается?
– Опять остервенел есаул! Орет-то как! Остепенись! Не подстрекай государя!..
– «Возьми Азов, царь-государь! Смилуйся!»
Подойдя к царю, есаул поклонился, отдал в его дрожащие руки донское письмо, отошел и стал на свое место рядом с атаманом. Царь отдал письмо Лихачеву.
В Столовой избе поднялся такой шум, что царь заткнул уши. Боярские лица перекосились, бороды тряслись. Боярские палки ходуном ходили по полу. Больше всех и злее всех кричал, надрывая глотку, боярин Милославский:
– Эко загнули: смилуйся! А смилуешься, что они с тобою, государем, сделают в тот же час? Воистину, сатаны, а не холопы царские. Холопы царские с такой вот гордыней, – он указал на Порошина, – любому человеку голову снимут, прирежут, где им захочется. Куда же ты смотришь, государь? Кому ты доверил стеречь нашу Русь?
Царь, склонив голову, слушал. А бояре еще громче кричали, прижав к стене Федьку Порошина, Томилу Бобырева и Наума Васильева.
– Не своего ли царя хотите поставить на Москве? – размахивал кулаками Милославский.
– Не атаманом ли хотите, волки лютые, избрать у себя на Дону великого князя и государя всея Руси Михаила Федоровича Романова? – запальчиво вопрошал другой боярин – Мстиславский. – Не в острог ли сами проситесь, воры?!
– Просят государя! – выкрикивал Борис Салтыков, ведавший Судным приказом. – Сажать вас надобно без суда в тюрьмы дальние. Мы с братом моим при блаженной памяти матушке государя Марфе Ивановне из-за вас же, донских казаков, в острогах сидели. Легко ли нам было? Не вызволила бы нас Марфа Ивановна, и по сю пору сидели бы.
– Сидели вы из-за Марьи Хлоповой, – резко сказал Наум Васильев, выйдя вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106