Они прорыли семь тайных подземных выходов в стан врага, построили в центре города четвертый подземный городок, где могли укрыться от артиллерийского огня женщины, дети, старики и раненые воины, отрыли двенадцать глубоких колодцев, разделали все говяжьи туши, засолили мясо и сложили его в бочки. Запорожцы, калужане, москвичи и устюжане наковали горы холодного оружия: кинжалов, сабель, зубчаток, раздвигающихся ножей, копий, ошейников с острыми шипами. За одну только ночь словно чудом воздвиглись возле крепостных стен и домов каменные и деревянные навесы – укрытия.
Донские атаманы вели дело обороны, не зная отдыха, дружно, смело, размашисто. Они ободряли защитников Азова-города теплым словом, лаской, иной раз веселой и задиристой шуткой.
В полночь, когда в турецком лагере происходила ругань и неразбериха, когда их часовые не знали, кому подчиняться, кого слушать и сколько им еще стоять на посту, Дмитро Гуня по совету всех атаманов тихо вышел из крепости и незамеченным добрался до Водяной башни. Его сопровождал вооруженный саблей и двумя пистолями Томила Бобырев. Они засели на левом берегу Дона в малой траншейке и стали сторожко прислушиваться.
На правом берегу, на острой косе, там, где стояла Водяная башня, от которой недавно еще тянулись к другому берегу тяжелые турецкие цепи, преграждавшие путь казачьим чайкам в море, слышался приглушенный говор турецких янычар. Янычары облепили подошву Водяной башни и стерегли водный путь, по которому к осажденным войскам могло подойти подкрепление.
– Слышишь? – спросил Дмитро Гуня.
– Слышу, – ответил Томила Бобырев.
– Там их, пожалуй, не меньше тысячи… Задача!
– Тысячи-то не будет, а добрая половина есть, – шепотком ответил Томила. Оглянулся и в ночном мареве различил в соседней траншее две шевелящиеся человеческие тени.
– Дмитро! – Томила толкнул Гуню локтем. – Гляди… турки…
– Неужто турки? Как это их сюда, на левый берег, черт занес?
– Наверняка проворонили сторожа, – сказал Томила.
– А погляди-ка, – прошептал Гуня, – нет ли где поблизости еще турок?
Томила вгляделся в темноту, по нигде ничего не заметил.
– Как будто бы нет никого, – сказал он тихо.
– Давай-ка, брат Томилушка, ползи-ка к ним, да тихохонько, и прикончи нехристей. А то они, враги наши, такой гам поднимут, что всем нам тошно станет. Из-за них мы дела важного не сделаем – казаков в крепость не проведем.
– Больно тихо у них в траншее. Не спят ли? – тихо прошептал Томила. – Тише травы сидят, а все же, замечаю я, шевелятся.
– Ежели они полегли спать, – ответил Гуня, – то легче будет с ними управиться! Ежели они еще не спят, то тихо сидят только с перепугу. Должно быть, окромя их, на левом берегу никого больше нет.
– Я тоже так думаю, – сказал Томила.
– Ну, с богом, ползи поскорее. Кинжал возьми в руки и, упаси бог, не стреляй.
– Ладно, – сказал Томила Бобырев и, несмотря на свое богатырское сложение, пополз тихо и совсем незаметно.
Дмитро Гуня остался в траншее наблюдать за янычарами, укладывавшимися спать на земле вокруг Водяной башни.
С часу на час сверху по Дону должно было прийти чайками или стругами Запорожское войско в подкрепление, обещанное Богданом Хмельницким.
Дмитро Гуня послан был встретить то войско. А казачьи чайки и струги надлежало отправить обратно вверх по Дону в Черкасский городок и в Раздоры.
Томила Бобырев спрыгнул в траншею, как кошка. Два тощих турка словно очумели, глядя на его огромное тело, и сидели перед ним будто каменные, держа между ног длинные ружья. Этот русский как с неба свалился.
– Селям! – тихо сказал Томила Бобырев. – Что же мне с вами делать? Платье на вас неказистое, шапки у вас рваные, сапог на вас нет. Одно только богатство у вас – ружья огнестрельные. Кладите на землю ружья! – Томила Бобырев показал рукой на ружья. Они положили свои ружья на землю.
– Ятаганы есть? – В темноте Томила Бобырев не видел, есть ли. – Кладите на землю свои ятаганы!
Турки расстегнули пояса, положили на землю тяжелые зубчатые ятаганы.
– Бекчи? – спросил Томила.
– Бекчи! – ответили турки.
– Да, – задумался валуйский детина. – Отпустить? Шум поднимут, дело попортят. Придушить? Жалко. Прирезать кинжалом, кровь пролить – совсем неохота. Бичак вар?
– Бичак вар.
– Давайте сюда!
Турки покорно отдали свои ножи Томиле.
– Возиться мне с вами некогда, время совсем позднее, да и дело у нас поважнее ваших дурьих дел. Зачем под Азов пошли? Резать нас, продавать наши головы?
– Ёк! Ёк! – зашептали турки.
– Оно и видно. Ну, прощайте! – Томила Бобырев взял одной рукой за горло одного турка, другой рукой – другого, сжал пальцы и придушил врагов, которые не успели и пикнуть.
Забрал Томила турецкие ружья, ятаганы и, осторожно переступая, пошел к глубокой траншее Гуни. По дороге он заметил, что в сторонке, еще в одной траншее, как и в первой, пошевеливались живые тени.
– Вот чертовщина! – сказал он. – Тут их, видно, немало будет!
Томила Бобырев положил на землю турецкие ружья, ятаганы и во весь рост пошел прямо к глубокой траншее. Подошел, стал, смотрит. А турки сидят, держа ружья, и дрожат от страха.
– Кладите ружья! – сказал он грозно.
Они беспрекословно положили ружья.
– Кладите ятаганы!
Они положили ятаганы.
– Кладите ножи!
Они положили ножи.
– Воины вы собачьего султана Ибрагима! Зачем вы приперлись сюда, на чужую землю?
Один что-то пробормотал, но Томиле Бобыреву было уже все равно. Война требует жертв. Если ты их пощадишь, то они тебя не пощадят, убьют.
Томила, не задумываясь, придушил их так же, как и первых двух, собрал все турецкие ружья, ножи, ятаганы и пришел в траншею к Дмитру Гуне.
– Э, брат! – встретил его Гуня. – Ловко ты обделал дело: целый арсенал оружия приволок. Молодчина!
– Жалковато было кончать ихние жизни, – сказал Томила, – а иной судьбы для них не дано было. Вывел я четыре души на дорогу вечности. Замарал я руки. – Томила старательно вытер ладони о траву и тяжело вздохнул.
– Ты, брат Томила, не жалей о том. Еще не такое будет. Они нас не пощадят. Запомни мое слово.
– Да я-то знаю, запомню. Но на душе больно гадостно…
На Дону выше Водяной башни послышались тихие-тихие всплески весел.
– Плывут? – прислушался Гуня.
– Плывут, – словно близким и глуховатым эхом ответил Томила. – Надобно нам подобраться поближе к берегу.
Подобрались. Легли рядом, стали ждать.
Пятнадцать казачьих стругов доставили тысячу запорожцев. Всего тремя верстами выше их встретил Иван Подкова.
Струги, не шлепнув по воде веслами, тихо прибились к пологому берегу Дона.
Иван Подкова не спеша вышел на берег, два раза закричал по-совиному. Дмитро Гуня и Томила Бобырев тотчас подошли к Ивану Подкове.
– Здорово, Иван! – сказали они.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Донские атаманы вели дело обороны, не зная отдыха, дружно, смело, размашисто. Они ободряли защитников Азова-города теплым словом, лаской, иной раз веселой и задиристой шуткой.
В полночь, когда в турецком лагере происходила ругань и неразбериха, когда их часовые не знали, кому подчиняться, кого слушать и сколько им еще стоять на посту, Дмитро Гуня по совету всех атаманов тихо вышел из крепости и незамеченным добрался до Водяной башни. Его сопровождал вооруженный саблей и двумя пистолями Томила Бобырев. Они засели на левом берегу Дона в малой траншейке и стали сторожко прислушиваться.
На правом берегу, на острой косе, там, где стояла Водяная башня, от которой недавно еще тянулись к другому берегу тяжелые турецкие цепи, преграждавшие путь казачьим чайкам в море, слышался приглушенный говор турецких янычар. Янычары облепили подошву Водяной башни и стерегли водный путь, по которому к осажденным войскам могло подойти подкрепление.
– Слышишь? – спросил Дмитро Гуня.
– Слышу, – ответил Томила Бобырев.
– Там их, пожалуй, не меньше тысячи… Задача!
– Тысячи-то не будет, а добрая половина есть, – шепотком ответил Томила. Оглянулся и в ночном мареве различил в соседней траншее две шевелящиеся человеческие тени.
– Дмитро! – Томила толкнул Гуню локтем. – Гляди… турки…
– Неужто турки? Как это их сюда, на левый берег, черт занес?
– Наверняка проворонили сторожа, – сказал Томила.
– А погляди-ка, – прошептал Гуня, – нет ли где поблизости еще турок?
Томила вгляделся в темноту, по нигде ничего не заметил.
– Как будто бы нет никого, – сказал он тихо.
– Давай-ка, брат Томилушка, ползи-ка к ним, да тихохонько, и прикончи нехристей. А то они, враги наши, такой гам поднимут, что всем нам тошно станет. Из-за них мы дела важного не сделаем – казаков в крепость не проведем.
– Больно тихо у них в траншее. Не спят ли? – тихо прошептал Томила. – Тише травы сидят, а все же, замечаю я, шевелятся.
– Ежели они полегли спать, – ответил Гуня, – то легче будет с ними управиться! Ежели они еще не спят, то тихо сидят только с перепугу. Должно быть, окромя их, на левом берегу никого больше нет.
– Я тоже так думаю, – сказал Томила.
– Ну, с богом, ползи поскорее. Кинжал возьми в руки и, упаси бог, не стреляй.
– Ладно, – сказал Томила Бобырев и, несмотря на свое богатырское сложение, пополз тихо и совсем незаметно.
Дмитро Гуня остался в траншее наблюдать за янычарами, укладывавшимися спать на земле вокруг Водяной башни.
С часу на час сверху по Дону должно было прийти чайками или стругами Запорожское войско в подкрепление, обещанное Богданом Хмельницким.
Дмитро Гуня послан был встретить то войско. А казачьи чайки и струги надлежало отправить обратно вверх по Дону в Черкасский городок и в Раздоры.
Томила Бобырев спрыгнул в траншею, как кошка. Два тощих турка словно очумели, глядя на его огромное тело, и сидели перед ним будто каменные, держа между ног длинные ружья. Этот русский как с неба свалился.
– Селям! – тихо сказал Томила Бобырев. – Что же мне с вами делать? Платье на вас неказистое, шапки у вас рваные, сапог на вас нет. Одно только богатство у вас – ружья огнестрельные. Кладите на землю ружья! – Томила Бобырев показал рукой на ружья. Они положили свои ружья на землю.
– Ятаганы есть? – В темноте Томила Бобырев не видел, есть ли. – Кладите на землю свои ятаганы!
Турки расстегнули пояса, положили на землю тяжелые зубчатые ятаганы.
– Бекчи? – спросил Томила.
– Бекчи! – ответили турки.
– Да, – задумался валуйский детина. – Отпустить? Шум поднимут, дело попортят. Придушить? Жалко. Прирезать кинжалом, кровь пролить – совсем неохота. Бичак вар?
– Бичак вар.
– Давайте сюда!
Турки покорно отдали свои ножи Томиле.
– Возиться мне с вами некогда, время совсем позднее, да и дело у нас поважнее ваших дурьих дел. Зачем под Азов пошли? Резать нас, продавать наши головы?
– Ёк! Ёк! – зашептали турки.
– Оно и видно. Ну, прощайте! – Томила Бобырев взял одной рукой за горло одного турка, другой рукой – другого, сжал пальцы и придушил врагов, которые не успели и пикнуть.
Забрал Томила турецкие ружья, ятаганы и, осторожно переступая, пошел к глубокой траншее Гуни. По дороге он заметил, что в сторонке, еще в одной траншее, как и в первой, пошевеливались живые тени.
– Вот чертовщина! – сказал он. – Тут их, видно, немало будет!
Томила Бобырев положил на землю турецкие ружья, ятаганы и во весь рост пошел прямо к глубокой траншее. Подошел, стал, смотрит. А турки сидят, держа ружья, и дрожат от страха.
– Кладите ружья! – сказал он грозно.
Они беспрекословно положили ружья.
– Кладите ятаганы!
Они положили ятаганы.
– Кладите ножи!
Они положили ножи.
– Воины вы собачьего султана Ибрагима! Зачем вы приперлись сюда, на чужую землю?
Один что-то пробормотал, но Томиле Бобыреву было уже все равно. Война требует жертв. Если ты их пощадишь, то они тебя не пощадят, убьют.
Томила, не задумываясь, придушил их так же, как и первых двух, собрал все турецкие ружья, ножи, ятаганы и пришел в траншею к Дмитру Гуне.
– Э, брат! – встретил его Гуня. – Ловко ты обделал дело: целый арсенал оружия приволок. Молодчина!
– Жалковато было кончать ихние жизни, – сказал Томила, – а иной судьбы для них не дано было. Вывел я четыре души на дорогу вечности. Замарал я руки. – Томила старательно вытер ладони о траву и тяжело вздохнул.
– Ты, брат Томила, не жалей о том. Еще не такое будет. Они нас не пощадят. Запомни мое слово.
– Да я-то знаю, запомню. Но на душе больно гадостно…
На Дону выше Водяной башни послышались тихие-тихие всплески весел.
– Плывут? – прислушался Гуня.
– Плывут, – словно близким и глуховатым эхом ответил Томила. – Надобно нам подобраться поближе к берегу.
Подобрались. Легли рядом, стали ждать.
Пятнадцать казачьих стругов доставили тысячу запорожцев. Всего тремя верстами выше их встретил Иван Подкова.
Струги, не шлепнув по воде веслами, тихо прибились к пологому берегу Дона.
Иван Подкова не спеша вышел на берег, два раза закричал по-совиному. Дмитро Гуня и Томила Бобырев тотчас подошли к Ивану Подкове.
– Здорово, Иван! – сказали они.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106