Чтобы еще больше расположить его к себе, попросил ребят всячески выказывать ко мне в присутствии горбуна злобу, жаловаться на мою грубость, притеснения и вообще делать вид, что я - изверг и заел им жизнь.
Это подействовало. Однажды Камелькранц отозвал меня в сторону:
- Я знаю, тебе плохо живется с лодырями. Но завтра я поселю тебя отдельно. Я думаю сделать тебя своим помощником.
Как раз то, что мне требовалось! Надо было обязательно вырваться из-под замка, иначе - какой же побег!
Вечером я уже перебирался в отведенную мне каморку. По договоренности, ребята во все горло кричали вслед:
- Иуда! Предатель!
А Димка до того вошел в раж, что запустил в меня деревянной туфлей.
Поляки с изумлением смотрели на эту комедию, и во многих глазах я читал презрение к себе и даже откровенную ненависть. Из окна кухни на миг высунулась Белка. Она злобно сощурилась и плюнула в мою сторону.
Утром Белка принесла мне завтрак: бутерброд с ветчиной и стакан настоящего кофе.
- А тебя собираются хорошо кормить, - ехидно заметила она, не глядя в мое лицо. - Наверное, заслужил…
- Белка, послушай… - пытался я задержать Нюрину руку.
Но Нюра вырвалась и убежала, громко хлопнув дверью.
«Ну, - подумалось, - и жизнь у тебя начинается. Молокоед!»
А Камелькранц, видимо, желая окончательно оторвать меня от батраков, сразу же после кофе велел запрягать лошадей и ехать с поручением баронессы в соседнее имение.
Невольники шли на работу, когда застоявшиеся лошади вынесли бричку со двора и помчали по дороге. Я пытался придержать лошадей, чтобы не пришлось обгонять товарищей, но потом подумал, что будет даже хорошо, если обгоню колонну на полном ходу. Хлестнул лошадей, и они понесли меня, как Илью-Пророка.
- Гей, - разухабисто крикнул я, нагоняя работников, и вихрем помчался сквозь раздавшуюся толпу.
Вслед понеслись свист, улюлюкание, крики. Солидный кусок кирпича угодил в бричку, обдав меня колючими брызгами.
«Наверно, Димка старается», - подумал я. За поворотом дороги перевел лошадей на рысь.
Торопиться было не к чему. Впервые, после многих дней, я был совсем один. Никто за мной не следил - почти свободный человек!
Скоро поля кончились, и повозка нырнула под густую тень дубов и каких-то неизвестных деревьев. Приятно пахло лесной сыростью и прелью.
Мне хотелось поваляться на траве и, выбрав небольшую зеленую полянку, я свернул с дороги, растянулся на мягком, как перина, мху. Здесь было хорошо, но все же не так, как у нас дома. Чужими и неприветливыми казались деревья, отдаленно напоминавшие наши красивые клены. Но вдруг я чуть не вскрикнул: незабудки! Они выглядывали из осоки и таращили на меня чистые, голубые, как у Белки, глаза.
Как попали в это болото наши русские цветы? Скорее всего их семена принесла сюда на лапках дикая утка. Говорила же нам ботаничка, что так расселяются по земле некоторые растения.
Я встал и принялся собирать незабудки, чтобы привезти в подарок Белке.
Неожиданно меня окликнули по-немецки:
- Эй, что здесь делаешь?
Полицейский в противной каске с длинным козырьком решительно сворачивал буланого коня на поляну:
- Откуда сбежал?
Пришлось долго доказывать, что я не беглец, а батрак баронессы фон Фогель и служу в помощниках у Камелькранца. Чтобы убедить недоверчивого полицейского, я вытащил письмо, которое мне дали в замке. Немец бесцеремонно разорвал конверт, прочитал записку и протянул мне обратно.
- Как объяснить баронессе, кто вскрыл письмо? - спросил я.
Немец рассмеялся и потрепал меня по плечу:
- Сержант Думмкопф… Мы со старушкой - приятели, она не будет в обиде…
Меня заинтересовало содержание письма баронессы, и я прочитал следующее:
«Дорогой Карл!
Рада поздравить тебя с возвращением на нашу милую родину.
Я и Фридрих надеемся видеть тебя сегодня у нас в гостях, дабы обнять и прижать к нашему сердцу.
Этот мальчик - мой слуга. Он и лошади в твоем распоряжении.
Твоя сестра Марта».
«Какой же это еще Карл?» - думал я, подъезжая к двухэтажному дому - точной копии замка Фогелей. Вся разница была лишь в гербах. Вместо зубра с кольцом в ноздре на гербе виднелись скрещенные стрелы.
Меня впустили во двор, взяли письмо и просили обождать.
Мы уже привыкли у Фогелей не терять свободного времени даром. Я прикорнул в повозке и уснул. То ли поляна в лесу, то ли другое тому причиной, но я увидел во сне Золотую Долину. Мы с Димкой будто бродим по лесу и я спрашиваю:
- Ты не помнишь, Димка, незабудки относятся к съедобным или несъедобным растениям?
Дубленая Кожа ворчит что-то невнятное, я тянусь рукой к незабудке, а она вдруг смеется Белкиным смехом и хлопает меня ладонью по руке. И тут я в самом деле почувствовал, что меня трясет кто-то за руку. Открыл глаза и чуть не свалился с повозки: передо мной - Карл Паппенгейм!
Он чисто выбрит. На нем черный, хорошо сшитый костюм, в левом кармашке видна золотая цепочка от часов. Новая велюровая шляпа на затылке чуть скрывает коротко остриженные волосы.
При виде моего лица Паппенгейм вздрагивает, как от электрического тока. Нижняя губа у старика отвисает, глаза останавливаются. Впечатление такое, будто старый хрыч узрел перед собой привидение.
Но вдруг он просиял и радостно, как родному, которого давно не видел, сказал по-русски:
- Здравштвуй, Вашька!
Черт те что, не разберешь, оде тут сон, где - явь!
- Мне очень приятно, что к шештре повезешь меня ты, - говорит Паппенгейм, усаживаясь в коляску.
- Можно ехать? - спрашиваю я, отводя в сторону комплименты.
- Пожалуйшта, милый, пожалуйшта!
«Милый»! Даже вот как! Нет, думаю, Молокоеда ты не проведешь, старая обезьяна!
А Паппенгейм, словно не замечая моей враждебности, продолжал бормотать:
- Дело прошлое, Вашя, но ты нравилшя мне даже в Золотой Долине. Ты - отважный и храбрый человек! А таких у наш любят. Между нами было прошто недоразумение.
Ничего себе, недоразумение! Я вспомнил, как он палил в нас с Димкой из ружья, когда мы собирали халькопирит, и невольно улыбнулся.
- Ты мне не веришь? - воскликнул старик.
- Нет, я просто вспомнил забавный случай, - улыбнулся я, поглядывая на старика. - Скажите, господин Паппенгейм, это вы тогда стреляли в нас, когда мы были наверху ручья?
- Штрелял? Я? - ужаснулся Паппенгейм. - Не понимаю, о чем ты говоришь?
- Понимаете! - рассмеялся я ему в лицо. - Но учтите, что вас тоже понимают.
Он забормотал что-то про себя, а я подумал о том, как легко мог бы разделаться сейчас с нашим врагом, если бы у нас все было подготовлено к бегству. Ведь один на один я, пожалуй, осилил бы хлипкого старикашку.
Я всерьез усомнился в словах Паппенгейма.
- Какой же он вам брат? Вы - Паппенгейм, он - Камелькранц.
- Ах, ты вот о чем, - рассып?лся Паппенгейм. - Мы с Мартой родные, а с Фрицем - родные только по отцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58