- Придумай другой номер.
- Да как не выйдет… Вы что? - свирепея, кричал Димка, которому хотелось показать именно этот номер. - У Белки уже немного получается…
И мы снова начали прыгать.
Белке, наконец, удалось встать мне на спину.
- Вот так… - радостно подбадривал нас Димка. - Держись, держись, Белка… Помаши немного рукой! Главное - не напрягайся. Держись свободнее! Эх, ты! - удрученно произнес он, когда Белка все же бултыхнулась в солому.
Отдохнув немного, начали все снова. Белка уже легко запрыгивала ко мне на спину, оставалось только научиться держать равновесие.
- Вот увидите, все получится! - радостно говорил Димка, принимаясь за другие упражнения.
Он набрал камней и начал ими жонглировать.
- Знаешь что? - сказал я. - Мы, пожалуй, уже сегодня выступим. У тебя несколько номеров. У меня музыки - на полчаса.
Отправились в город и, выбрав большой дом с каменным двором, вошли в него.
- Как же мы начнем? - спросил я у Димки.
- Давайте крикнем сразу: «Гей, гей, гей!» и ты, Вася, заиграешь марш…
Так и сделали. Выстроились и гаркнули: «Гей, гей, гей!»
Удивленные жители выскочили к окнам, стали пялить глаза во двор. Я начал играть «Тоску по родине». Медленные звуки плыли по двору. Я повернулся к Димке и кивнул, Димка сразу пошел по двору на руках и, сделав несколько сальто-мортале, поднял вверх руки:
- Алле!
Я вышел на середину двора и громко прокричал:
- Внимание, внимание! Сейчас перед вами выступит знаменитый жонглер Дубленая Кожа!
Димка стал в позу и начал швырять камешек за камешком. Сначала их было три, потом четыре, пять и вот уже столько летало их в воздухе, что не сочтешь. Димка стоял, как индийский маг, окруженный порхающими камешками, пока они все один за другим не очутились в его руках. Это стоило посмотреть…
Люди в окнах, на балконах и на земле разразились аплодисментами.
- Господа! - провозгласил я. - Сейчас вы увидите знаменитый акробатический этюд.
Димка выступал со своим коронным номером. Он улегся на спину, я вскарабкался к нему на ноги и хлопнул руками, приглашая Белку. Она ловко вскочила на меня и стала выпрямляться. Вот Белка уже стоит, и рука ее приветственно машет зрителям. Но в это время Димка, увлеченный своим номером, поднялся на руки. Я не ожидал этого, пошатнулся, Белка кувыркнулась, а за ней и я.
Зрители хохотали и аплодировали.
Я подскочил к Белке. Она морщилась:
- Я, кажется, сломала ногу…
Но оказался просто сильный ушиб.
Все равно Белка не могла теперь ступать на ногу.
- Как-нибудь, Белка. Надо же собрать дань с этих немецких матрон, - шептал я.
Девочка с трудом поднялась и прихрамывая пошла по кругу с моей фуражкой. Нюра подходила к немкам или старому немцу, которых, правда, было немного, и с очаровательной улыбкой говорила:
- Битте шен, фрау!
Ей давали, может быть, даже больше, чем стоил весь наш балаган, давали за улыбку, за то, что она такая привлекательная.
Я сыграл еще вальс «На сопках Маньчжурии», и мы удалились со двора.
Уже вечером на пути к сараю, за городом, у нас было. много всякой еды. Начав есть, мы не могли остановиться.
- Это на завтрак, - умерила наш аппетит Белка.
Мы закопались в солому и через минуту уже спали, как мертвые.
ТРИ - БУЛЬДИ - ТРИ
Во всем зале один Ривера сохранял спокойствие.
Джек Лондон. «Мексиканец»
- Белка, скажи, сколько ты вчера собрала? - спросил Димка, когда мы позавтракали и готовились отправиться в город со своим представлением.
Белка вытащила из-под платья платочек и принялась считать деньги.
- Три марки и пятьдесят пфеннигов…
- Ма-ало, - протянул я. - Надо собрать хоть двадцать марок, и можно шагать дальше.
- Ничего, Молокоед, все будет в порядке, - утешил меня Димка. Он был рад, что его искусство пригодилось.
Мы почистили друг друга, выбрали из волос солому и направились в город. По дороге нас задирали мальчишки, но мы, не обращая внимания, шли в богатые кварталы, что были в другом конце города.
После одного из выступлений, когда наша кассирша собирала деньги, в фуражку вдруг свалилась крупная бумажка. Подняв глаза, Белка увидела небольшого толстого человека, который на ломаном немецком языке спокойно говорил ей:
- Скажи своим друзьям, чтобы они шли за мной.
Мы отправились за толстяком, и он ввел нас в чистенькую квартирку на втором этаже. Перед дверью висела табличка: «Адам Мальчевский»
Толстяк усадил нас, принялся расспрашивать о том, кто мы и откуда, что делаем в Конине. Пришлось, конечно, врать. Я сказал, что мы - немцы, родом из Грюнберга, что родители наши погибли при бомбежке, и вот мы остались одни и ходим по Германии, зарабатывая на хлеб. Мальчевский, видимо, очень обрадовался, потому что тут же приказал жене накрыть на стол.
- Вы, верно, проголодались? - говорил Мальчевский, потирая руки и бегая вокруг стола на своих коротких ножках. - Сейчас вас накормят.
Когда мы поели, поляк перешел к делу. Он объявил, что является хозяином цирка, но сейчас настали плохие времена, все артисты взяты в армию, и он очень хотел бы, чтобы мы выступили у него на арене.
- Что вы, что вы… - начал ломаться я, выгадывая время. - Да какие же мы цирковые артисты!
- Он, - показал пан на Димку, - очень хорош! Мы с ним сделаем настоящий гешефт. Могу вам предложить пять процентов сбора.
- Нет, - возразил я. - Если уж выступать, то не меньше, чем за десять процентов.
- Хорошо, - протянул жирную ладонь Мальчевский. - Восемь процентов, и получайте задаток.
На том и согласились. Поляк протянул мне десять марок.
- Завтра в цирк! Вы где остановились?
Узнав, что мы нигде не успели устроиться, предложил переночевать у него.
Пан Мальчевский, видимо, тяжело зарабатывал свой хлеб и потому вынужден был вставать рано. Нас тоже разбудили в шесть часов утра.
- Ну-с, мои молодые друзья, с добрым утром. А сейчас - мыться, бриться и марш-марш на арену!
Поляк привел нас к деревянному зданию, которое куполообразной крышей и широкими воротами напоминало цирк. В центре располагалась небольшая арена.
- Вот тут вы и будете работать, - беспрерывно сыпал пан Мальчевский немецкими словами, зачастую сдабривая их изрядной порцией польских. - Неправда ли, хорошо? А пока я вас попрошу навести здесь порядок.
Мы вооружились метлами и принялись выметать мусор, лежавший на арене, видимо, несколько месяцев, сыпать песок. Пришел портной. Он снял с нас мерки и, низко кланяясь, заверил, что к вечеру костюмы будут готовы.
- Только, милый мой, поэффектнее, поэффектнее, - говорил пан Мальчевский. - Не забывай, что успех представления - это, прежде всего, успех портного.
Когда мы все вычистили, я отправился докладывать хозяину об окончании работы. Пан Мальчевский сидел в маленькой клетушке у входа и что-то чертил на бумаге.
- Ну-с, молодой человек, как? - спросил он, отодвигая от себя пестро раскрашенный лист, на котором выделялись огромные буквы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
- Да как не выйдет… Вы что? - свирепея, кричал Димка, которому хотелось показать именно этот номер. - У Белки уже немного получается…
И мы снова начали прыгать.
Белке, наконец, удалось встать мне на спину.
- Вот так… - радостно подбадривал нас Димка. - Держись, держись, Белка… Помаши немного рукой! Главное - не напрягайся. Держись свободнее! Эх, ты! - удрученно произнес он, когда Белка все же бултыхнулась в солому.
Отдохнув немного, начали все снова. Белка уже легко запрыгивала ко мне на спину, оставалось только научиться держать равновесие.
- Вот увидите, все получится! - радостно говорил Димка, принимаясь за другие упражнения.
Он набрал камней и начал ими жонглировать.
- Знаешь что? - сказал я. - Мы, пожалуй, уже сегодня выступим. У тебя несколько номеров. У меня музыки - на полчаса.
Отправились в город и, выбрав большой дом с каменным двором, вошли в него.
- Как же мы начнем? - спросил я у Димки.
- Давайте крикнем сразу: «Гей, гей, гей!» и ты, Вася, заиграешь марш…
Так и сделали. Выстроились и гаркнули: «Гей, гей, гей!»
Удивленные жители выскочили к окнам, стали пялить глаза во двор. Я начал играть «Тоску по родине». Медленные звуки плыли по двору. Я повернулся к Димке и кивнул, Димка сразу пошел по двору на руках и, сделав несколько сальто-мортале, поднял вверх руки:
- Алле!
Я вышел на середину двора и громко прокричал:
- Внимание, внимание! Сейчас перед вами выступит знаменитый жонглер Дубленая Кожа!
Димка стал в позу и начал швырять камешек за камешком. Сначала их было три, потом четыре, пять и вот уже столько летало их в воздухе, что не сочтешь. Димка стоял, как индийский маг, окруженный порхающими камешками, пока они все один за другим не очутились в его руках. Это стоило посмотреть…
Люди в окнах, на балконах и на земле разразились аплодисментами.
- Господа! - провозгласил я. - Сейчас вы увидите знаменитый акробатический этюд.
Димка выступал со своим коронным номером. Он улегся на спину, я вскарабкался к нему на ноги и хлопнул руками, приглашая Белку. Она ловко вскочила на меня и стала выпрямляться. Вот Белка уже стоит, и рука ее приветственно машет зрителям. Но в это время Димка, увлеченный своим номером, поднялся на руки. Я не ожидал этого, пошатнулся, Белка кувыркнулась, а за ней и я.
Зрители хохотали и аплодировали.
Я подскочил к Белке. Она морщилась:
- Я, кажется, сломала ногу…
Но оказался просто сильный ушиб.
Все равно Белка не могла теперь ступать на ногу.
- Как-нибудь, Белка. Надо же собрать дань с этих немецких матрон, - шептал я.
Девочка с трудом поднялась и прихрамывая пошла по кругу с моей фуражкой. Нюра подходила к немкам или старому немцу, которых, правда, было немного, и с очаровательной улыбкой говорила:
- Битте шен, фрау!
Ей давали, может быть, даже больше, чем стоил весь наш балаган, давали за улыбку, за то, что она такая привлекательная.
Я сыграл еще вальс «На сопках Маньчжурии», и мы удалились со двора.
Уже вечером на пути к сараю, за городом, у нас было. много всякой еды. Начав есть, мы не могли остановиться.
- Это на завтрак, - умерила наш аппетит Белка.
Мы закопались в солому и через минуту уже спали, как мертвые.
ТРИ - БУЛЬДИ - ТРИ
Во всем зале один Ривера сохранял спокойствие.
Джек Лондон. «Мексиканец»
- Белка, скажи, сколько ты вчера собрала? - спросил Димка, когда мы позавтракали и готовились отправиться в город со своим представлением.
Белка вытащила из-под платья платочек и принялась считать деньги.
- Три марки и пятьдесят пфеннигов…
- Ма-ало, - протянул я. - Надо собрать хоть двадцать марок, и можно шагать дальше.
- Ничего, Молокоед, все будет в порядке, - утешил меня Димка. Он был рад, что его искусство пригодилось.
Мы почистили друг друга, выбрали из волос солому и направились в город. По дороге нас задирали мальчишки, но мы, не обращая внимания, шли в богатые кварталы, что были в другом конце города.
После одного из выступлений, когда наша кассирша собирала деньги, в фуражку вдруг свалилась крупная бумажка. Подняв глаза, Белка увидела небольшого толстого человека, который на ломаном немецком языке спокойно говорил ей:
- Скажи своим друзьям, чтобы они шли за мной.
Мы отправились за толстяком, и он ввел нас в чистенькую квартирку на втором этаже. Перед дверью висела табличка: «Адам Мальчевский»
Толстяк усадил нас, принялся расспрашивать о том, кто мы и откуда, что делаем в Конине. Пришлось, конечно, врать. Я сказал, что мы - немцы, родом из Грюнберга, что родители наши погибли при бомбежке, и вот мы остались одни и ходим по Германии, зарабатывая на хлеб. Мальчевский, видимо, очень обрадовался, потому что тут же приказал жене накрыть на стол.
- Вы, верно, проголодались? - говорил Мальчевский, потирая руки и бегая вокруг стола на своих коротких ножках. - Сейчас вас накормят.
Когда мы поели, поляк перешел к делу. Он объявил, что является хозяином цирка, но сейчас настали плохие времена, все артисты взяты в армию, и он очень хотел бы, чтобы мы выступили у него на арене.
- Что вы, что вы… - начал ломаться я, выгадывая время. - Да какие же мы цирковые артисты!
- Он, - показал пан на Димку, - очень хорош! Мы с ним сделаем настоящий гешефт. Могу вам предложить пять процентов сбора.
- Нет, - возразил я. - Если уж выступать, то не меньше, чем за десять процентов.
- Хорошо, - протянул жирную ладонь Мальчевский. - Восемь процентов, и получайте задаток.
На том и согласились. Поляк протянул мне десять марок.
- Завтра в цирк! Вы где остановились?
Узнав, что мы нигде не успели устроиться, предложил переночевать у него.
Пан Мальчевский, видимо, тяжело зарабатывал свой хлеб и потому вынужден был вставать рано. Нас тоже разбудили в шесть часов утра.
- Ну-с, мои молодые друзья, с добрым утром. А сейчас - мыться, бриться и марш-марш на арену!
Поляк привел нас к деревянному зданию, которое куполообразной крышей и широкими воротами напоминало цирк. В центре располагалась небольшая арена.
- Вот тут вы и будете работать, - беспрерывно сыпал пан Мальчевский немецкими словами, зачастую сдабривая их изрядной порцией польских. - Неправда ли, хорошо? А пока я вас попрошу навести здесь порядок.
Мы вооружились метлами и принялись выметать мусор, лежавший на арене, видимо, несколько месяцев, сыпать песок. Пришел портной. Он снял с нас мерки и, низко кланяясь, заверил, что к вечеру костюмы будут готовы.
- Только, милый мой, поэффектнее, поэффектнее, - говорил пан Мальчевский. - Не забывай, что успех представления - это, прежде всего, успех портного.
Когда мы все вычистили, я отправился докладывать хозяину об окончании работы. Пан Мальчевский сидел в маленькой клетушке у входа и что-то чертил на бумаге.
- Ну-с, молодой человек, как? - спросил он, отодвигая от себя пестро раскрашенный лист, на котором выделялись огромные буквы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58