Просто у меня все пошло кувырком. Знаете, когда на студии в течение многих лет с тобой обращаются так, словно ты — сам господь бог, заботясь буквально обо всем, то эта студия принимает в твоем представлении некий огромный материнский образ. Они делают абсолютно все: заказывают билеты на самолет, пишут тексты твоих выступлений, занимаются прессой… даже билеты на общественный транспорт за тебя покупают. И постепенно ты впадаешь в полную зависимость от них. Чувствуешь, что принадлежишь студии, что она защищает тебя. А потом, когда остаешься сама с собой, ощущаешь себя выброшенной вон, и становится страшно. Я почувствовала, что опять стала просто Нили.
— Как это «просто Нили»?
— Этель Агнесс О'Нил, которой приходилось делать всю грязную работу, стирать за собой белье и добиваться всего самой. А за Нили О'Хара все делали другие. Она внушала к себе уважение. Так и должно быть, если ты настоящий талант, чтобы ты могла всецело сосредоточиться только на своей работе. Вот почему я и потеряла голос: не могла совмещать и то, и другое.
— Но ведь Этель Агнесс О'Нил, очевидно, совмещала и то, и другое, — сказал он.
— Конечно. В семнадцать лет ты можешь делать все — тебе нечего терять. Начинаешь с нуля, поэтому можешь браться за что угодно. Сейчас мне тридцать два. Последнее время я не работала, но я нечто вроде живой легенды. Я не могу рисковать своей репутацией. Вот почему я действительно не смогла сниматься в этой голливудской картине. Контракт был заключен только на одну картину — за моей спиной не стояла никакая студия, которая заботилась бы о моем будущем и опекала бы меня. Они хотели просто использовать меня, быстро заработать деньги на моем имени. Я понимала, что картина паршивая, и они тоже это понимали, но рассчитывали, что она принесет доход. Поэтому я и потеряла голос — по-настоящему потеряла. Мне это доктор Мэссинджер объяснил. Но на студии объявили, что на меня нельзя положиться и что со мной невозможно работать.
— Но ведь вы, по-моему, сказали, что студия символизировала для вас образ большой заботливой матери? Она вздохнула.
— Все это в прошлом. Телевидение все изменило. Даже Шеф сейчас — всего лишь перепуганный старичок, которому приходится отчитываться перед акционерами за каждый свой шаг. Я слышала, они пытаются избавиться от него. Все изменилось.
— Тогда и вам тоже нужно измениться, вырасти.
— Может быть, — согласилась Нили. — Но это не значит, что я должна дрожать за свою шкуру. Я — звезда. И должна вести себя как звезда, что бы ни случилось.
Он проводил ее до двери.
— Продолжим завтра.
— Когда я смогу увидеться с Анной?
— Через две недели.
Две недели!
Нили вернулась в комнату отдыха. Она спрятала шесть сигарет в коробку с бумагой для писем, а пачку вернула медсестре. Правда, спичек нет, но она что-нибудь придумает.
Было время отдыха. Женщины писали письма, играли в карты. Затем наступило время для курения, и каждая из них, казалось, курила непрерывно, одну сигарету за другой. Нили написала Анне длинное, полное отчаяния письмо, в котором описала все происшедшее с нею, а в конце настоятельно потребовала немедленно вызволить ее отсюда. Сложив листки, она засунула их в конверт и начала было заклеивать его. К ней подошла медсестра с карточкой «Мисс Уэстон» на груди.
— Не запечатывайте, — предупредила она. — Просто напишите фамилию вашего врача в углу, где должна быть марка. Он прочтет письмо и, если одобрит содержание, то отправит его.
У Нили отвисла челюсть.
— Вы хотите сказать, что доктор Сил будет читать все, что я напишу?
— Такое у нас правило.
— Но так же нельзя. Должно же у человека быть хоть что-то личное.
— Это делается в интересах пациента, — мягко пояснила мисс Уэстон.
— «В интересах пациента»! Точнее, в интересах этой паршивой психушки!
— Нет, мисс О'Хара. Очень часто пациентка находится в состоянии депрессии и переносит свое враждебное отношение на того, кого она любит. Ну, скажем женщину поместил сюда ее муж. Она всегда была ему преданной и верной женой, но, находясь здесь, она испытывает галлюцинации и пишет мужу, что ненавидит его, что была ему неверна, и даже называет его друзей, которые, якобы, были ее любовниками. Все это неправда, но мужу-то откуда знать? Вот почему врач прочитывает письмо, прежде чем оно будет отправлено.
Мисс Уэстон улыбнулась, увидев, как Нили зажала письмо в руке.
— Послушайте, если вы написали, что вам здесь все ненавистно или даже обидные слова в адрес доктора Сила, не волнуйтесь. Он все поймет, и письмо будет отправлено. Единственное, чего он хочет, — защитить ваши же интересы. Вот для этого и установлено такое правило.
Нили протянула ей письмо. Значит, доктор Сил прочтет, что он, по ее мнению, похож на баклажан. Ну и поделом ему со всеми его правилами! Она обхватила голову. Господи, ей необходимо вырваться отсюда! Мэри Джейн тронула ее за плечо и посоветовала:
— Не сиди так. А то напишут, что ты впадаешь в депрессию.
Нили горько расхохоталась.
— И не смейся так, — предупредила ее Мэри Джейн. — Это похоже на истерику. Если смеешься, смейся нормально. И не уходи в себя. А то напишут, что ты нелюдимая и замкнутая, ни с кем не общаешься…
— Да полно тебе! — воскликнула Нили. — Видит бог, это ух чересчур.
— Но это правда. Почему, думаешь, они держат по шесть медсестер всего на двадцать пациентов? Мы всегда находимся под постоянным наблюдением. Два раза в неделю старшие сестры идут к врачам и все о тебе докладывают. Здесь все докладывают — и преподаватель трудотерапии и спортивный тренер… У тебя уже есть две плохие пометки: дулась в спортзале и отказалась что-либо делать в отделении трудотерапии, не хотела лепить маленькие керамические пепельницы. Ты должна всегда помнить:
«Старший Брат присутствует повсюду, он постоянно следит за тобой». Понимаешь?
Когда днем они опять пришли в отделение трудотерапии, Нили принялась мастерить коробочку для сигарет. «Буду всем показывать ее и говорить, что она обошлась мне в полторы тысячи долларов», — решила про себя Нили. Она яростно полировала деревянные поверхности шкатулки в надежде, что преподавательница наблюдает за ней.
В пять часов всех повели в массажную — массах, обычный душ, душ Шарко. Все это могло бы быть приятно, однако она ненавидела каждую минуту, вынужденно проведенную здесь. Она завидовала женщинам, которые вели себя так, словно находились в летнем лагере отдыха, испытывая удовольствие от всего этого. Возможно, для некоторых из них это и было спасительным прибежищем от скучной и монотонной жизни, но для нее это был отнюдь не праздник. Страшно болит спина, трясутся руки. Если она в ближайшее время не примет «куколку», она снова закричит. К горлу подкатывала тошнота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
— Как это «просто Нили»?
— Этель Агнесс О'Нил, которой приходилось делать всю грязную работу, стирать за собой белье и добиваться всего самой. А за Нили О'Хара все делали другие. Она внушала к себе уважение. Так и должно быть, если ты настоящий талант, чтобы ты могла всецело сосредоточиться только на своей работе. Вот почему я и потеряла голос: не могла совмещать и то, и другое.
— Но ведь Этель Агнесс О'Нил, очевидно, совмещала и то, и другое, — сказал он.
— Конечно. В семнадцать лет ты можешь делать все — тебе нечего терять. Начинаешь с нуля, поэтому можешь браться за что угодно. Сейчас мне тридцать два. Последнее время я не работала, но я нечто вроде живой легенды. Я не могу рисковать своей репутацией. Вот почему я действительно не смогла сниматься в этой голливудской картине. Контракт был заключен только на одну картину — за моей спиной не стояла никакая студия, которая заботилась бы о моем будущем и опекала бы меня. Они хотели просто использовать меня, быстро заработать деньги на моем имени. Я понимала, что картина паршивая, и они тоже это понимали, но рассчитывали, что она принесет доход. Поэтому я и потеряла голос — по-настоящему потеряла. Мне это доктор Мэссинджер объяснил. Но на студии объявили, что на меня нельзя положиться и что со мной невозможно работать.
— Но ведь вы, по-моему, сказали, что студия символизировала для вас образ большой заботливой матери? Она вздохнула.
— Все это в прошлом. Телевидение все изменило. Даже Шеф сейчас — всего лишь перепуганный старичок, которому приходится отчитываться перед акционерами за каждый свой шаг. Я слышала, они пытаются избавиться от него. Все изменилось.
— Тогда и вам тоже нужно измениться, вырасти.
— Может быть, — согласилась Нили. — Но это не значит, что я должна дрожать за свою шкуру. Я — звезда. И должна вести себя как звезда, что бы ни случилось.
Он проводил ее до двери.
— Продолжим завтра.
— Когда я смогу увидеться с Анной?
— Через две недели.
Две недели!
Нили вернулась в комнату отдыха. Она спрятала шесть сигарет в коробку с бумагой для писем, а пачку вернула медсестре. Правда, спичек нет, но она что-нибудь придумает.
Было время отдыха. Женщины писали письма, играли в карты. Затем наступило время для курения, и каждая из них, казалось, курила непрерывно, одну сигарету за другой. Нили написала Анне длинное, полное отчаяния письмо, в котором описала все происшедшее с нею, а в конце настоятельно потребовала немедленно вызволить ее отсюда. Сложив листки, она засунула их в конверт и начала было заклеивать его. К ней подошла медсестра с карточкой «Мисс Уэстон» на груди.
— Не запечатывайте, — предупредила она. — Просто напишите фамилию вашего врача в углу, где должна быть марка. Он прочтет письмо и, если одобрит содержание, то отправит его.
У Нили отвисла челюсть.
— Вы хотите сказать, что доктор Сил будет читать все, что я напишу?
— Такое у нас правило.
— Но так же нельзя. Должно же у человека быть хоть что-то личное.
— Это делается в интересах пациента, — мягко пояснила мисс Уэстон.
— «В интересах пациента»! Точнее, в интересах этой паршивой психушки!
— Нет, мисс О'Хара. Очень часто пациентка находится в состоянии депрессии и переносит свое враждебное отношение на того, кого она любит. Ну, скажем женщину поместил сюда ее муж. Она всегда была ему преданной и верной женой, но, находясь здесь, она испытывает галлюцинации и пишет мужу, что ненавидит его, что была ему неверна, и даже называет его друзей, которые, якобы, были ее любовниками. Все это неправда, но мужу-то откуда знать? Вот почему врач прочитывает письмо, прежде чем оно будет отправлено.
Мисс Уэстон улыбнулась, увидев, как Нили зажала письмо в руке.
— Послушайте, если вы написали, что вам здесь все ненавистно или даже обидные слова в адрес доктора Сила, не волнуйтесь. Он все поймет, и письмо будет отправлено. Единственное, чего он хочет, — защитить ваши же интересы. Вот для этого и установлено такое правило.
Нили протянула ей письмо. Значит, доктор Сил прочтет, что он, по ее мнению, похож на баклажан. Ну и поделом ему со всеми его правилами! Она обхватила голову. Господи, ей необходимо вырваться отсюда! Мэри Джейн тронула ее за плечо и посоветовала:
— Не сиди так. А то напишут, что ты впадаешь в депрессию.
Нили горько расхохоталась.
— И не смейся так, — предупредила ее Мэри Джейн. — Это похоже на истерику. Если смеешься, смейся нормально. И не уходи в себя. А то напишут, что ты нелюдимая и замкнутая, ни с кем не общаешься…
— Да полно тебе! — воскликнула Нили. — Видит бог, это ух чересчур.
— Но это правда. Почему, думаешь, они держат по шесть медсестер всего на двадцать пациентов? Мы всегда находимся под постоянным наблюдением. Два раза в неделю старшие сестры идут к врачам и все о тебе докладывают. Здесь все докладывают — и преподаватель трудотерапии и спортивный тренер… У тебя уже есть две плохие пометки: дулась в спортзале и отказалась что-либо делать в отделении трудотерапии, не хотела лепить маленькие керамические пепельницы. Ты должна всегда помнить:
«Старший Брат присутствует повсюду, он постоянно следит за тобой». Понимаешь?
Когда днем они опять пришли в отделение трудотерапии, Нили принялась мастерить коробочку для сигарет. «Буду всем показывать ее и говорить, что она обошлась мне в полторы тысячи долларов», — решила про себя Нили. Она яростно полировала деревянные поверхности шкатулки в надежде, что преподавательница наблюдает за ней.
В пять часов всех повели в массажную — массах, обычный душ, душ Шарко. Все это могло бы быть приятно, однако она ненавидела каждую минуту, вынужденно проведенную здесь. Она завидовала женщинам, которые вели себя так, словно находились в летнем лагере отдыха, испытывая удовольствие от всего этого. Возможно, для некоторых из них это и было спасительным прибежищем от скучной и монотонной жизни, но для нее это был отнюдь не праздник. Страшно болит спина, трясутся руки. Если она в ближайшее время не примет «куколку», она снова закричит. К горлу подкатывала тошнота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152