Глава двадцать седьмая

Четырнадцатый день Месяца Собаки года Собаки.
Девятый год царствования Верховного Правителя Кирона.
Сто шестьдесят второй год Династии Комира.
Семьсот тридцать шестой год от Катаклизма.
Гостиница «Джандетокан», Морианд.
Наленир.
Переступив порог гостиницы, Нирати откинула с лица капюшон белого траурного одеяния. Собравшиеся в общей зале на первом этаже люди притихли, увидев её. Так как она сняла капюшон, и на её набелённом лице не было заметно дорожек от слез, траур не относился к кому-то из членов семьи. Присутствовавшие снова загомонили, но уже тише, приглушёнными голосами. Нирати знала, что они будут вести себя сдержанно, пока она не уйдёт.
Ей пришлось по душе такое почтительное отношение. Нирати все ещё не пришла в себя от жуткого потрясения. Случившееся с ней было ужасно, хотя она и слышала всего лишь обрывки слухов и разговоров. Её родственники мгновенно замолкали при одном появлении Нирати, полагая, что подробности совсем не подходят для ушей юной женщины, и она оставалась в полном неведении. Воображение рисовало ей картины одну страшнее другой. Нирати хотелось бы увериться, что её выдумки ужаснее правды, — но каким-то образом знала, что все обстоит в точности до наоборот.
К тому же Нирати чувствовала себя немного виноватой. Когда-то она пыталась стать Маджиате подругой. Маджиата была младше и всегда немного сторонилась постороннего общества. Нирати старалась полюбить её, когда Келес начал ухаживать за Маджиатой, но подругами они так и не стали. Нирати быстро поняла, что они с Маджиатой никогда не станут близки, словно сестры. А вскоре и вовсе разобралась, что молодая женщина просто использует её брата.
Её не слишком удивляло, что Келес не замечает, как отвратительно Маджиата с ним обращается. Брат имел склонность замечать в людях только хорошее, и вёл себя так, словно окружающие были ожившими идеальными картинками. Подчас он сильно ошибался.
Но, по крайней мере, обращаться с Маджиатой он научился. Их ссора на приёме у Правителя вдохновила Нирати. Она означала некую перемену в характере Келеса. Нирати очень надеялась, что приобретённые качества пригодятся брату в Пустошах. В то же время с трепетом думала, что случится, если вернувшийся Келес поссорится с Киро.
Нирати при всём желании не могла предсказать, как Келес отнесётся к смерти Маджиаты. Если бы не тот случай во дворце Правителя, она бы считала — ему будет очень больно. Келес мог бы решить, что это его вина, и попытался её загладить. Семейство Фозель, скажем, заполучило бы карты на самых выгодных условиях, выиграв от смерти Маджиаты даже больше, чем от её помолвки с Келесом.
Теперь же брат перестал быть настолько предсказуемым. Возможно, он вернулся бы к своим прежним привычкам и решил покровительствовать семье Маджиаты, но Нирати в этом сильно сомневалась. Хотя в любом случае он не рассмеётся и не поднимет тост во славу убийцы. И не поклянётся отомстить, вот от Джорима она могла бы ожидать чего-то подобного. Но, что бы он ни чувствовал, она обязательно будет рядом с ним.
Нирати выкинула из головы размышления о брате и принялась подниматься по ступенькам на второй этаж, где помещались сдаваемые внаём комнаты. Прежде она здесь не бывала, но безошибочно двигалась в верном направлении. Кто-то мог бы решить, что дело в семейном таланте, но все гораздо проще. Её информатор не забыл ни об одной подробности и добавил, что интересующий Нирати постоялец не хочет, чтобы его беспокоили.
Наверху она повернула налево и подошла к средней двери. Тихо постучала и подождала.
Никто не отозвался, и Нирати снова постучала, уже громче. Ответа не последовало, и она что было силы ударила кулаком по двери, а потом громко произнесла:
— Это Нирати Антураси. Я не уйду, не поговорив с вами, и буду колотить в эту дверь, пока не разобью кулаки в кровь!
Внутри раздался какой-то шелест, внизу, у порога, появилась полоска света, словно в комнате кто-то отдёрнул с окон плотные шторы. За дверью кто-то тяжело, хрипло дышал. Явно слишком много выпил и мало спал.
— Открыто.
Нирати повернула ручку и открыла дверь, но на мгновение задержалась на пороге. Несмотря на открытые окна, в комнате стоял удушливый запах пота и немытого тела. Нирати, в общем-то, предполагала, что будет куда хуже. Посередине комнаты на полу валялись высокие сапоги, перчатки были разбросаны по противоположным углам, возле постели лежал опрокинутый винный бочонок. И это был весь беспорядок.
С графом Эйриннором дела обстояли хуже. Он сидел на постели, сгорбившись, одетый в грязную, покрытую какими-то пятнами ночную рубашку, лицо покрывала двухдневная щетина. Волосы явно нуждалась в хорошем гребне, под красными, воспалёнными глазами темнели круги. Он был так бледен, что Нирати не удивилась бы, если бы прямо сейчас его стошнило. Ей захотелось на всякий случай поднять пустую бадью и поставить перед графом. Нирати прикрыла дверь и подошла к небольшому креслу возле окна.
— Я не хотела показаться назойливой и помешать вам в вашем горе, граф Эйриннор. Но, насколько мне известно, у вас здесь больше никого нет.
Он поднял лицо. Губы его скорбно кривились.
— Семейство Фозель не пожелало навестить меня. Я принёс им дурные вести. Отец Маджиаты попросил рассказать, что я видел, и я сказал правду. У нас на севере прямота ценится по достоинству.
Нирати присела, не дожидаясь приглашения.
— Я слышала об этом. Вас попросили опознать её вместо родных?
Он прикрыл глаза правой рукой.
— Это звучит так… просто. Один из констеблей, присутствовавший при порке, узнал её. По дороге к дому Фозель он случайно встретил меня. Я согласился его сопровождать, но лучше бы этого не делал!
Джанел уронил руку на простыни и уставился в пространство за спиной Нирати невидящими глазами.
— Некоторых вещей людям лучше не видеть.
Нирати кивнула. По телу её пробежал холодок.
— Что я могу для вас сделать? Если хотите рассказать…
Он поперхнулся.
— Кто-то другой мог бы попросить об этом из любопытства. Начались бы сплетни… Только не вы, Нирати. Вы никому не проболтаетесь.
— Так расскажите.
Джанел покачал головой.
— Нет. Тогда вам тоже пришлось бы держать в себе эту ношу, как приходится мне. Я не хочу ни с кем делиться тяготами.
Она расстегнула пряжку на плаще и позволила накидке соскользнуть на кресло.
— Полагаю, мой господин, я сильнее, чем кажусь. Вы один несёте эту тяжесть. Представьте, насколько вам станет легче. Поделитесь со мной. Я не буду винить вас.
Он криво улыбнулся.
— Я знаю, что Антураси отважнее Фозелей, однако…
— Мне кажется, вы чувствуете вину за то, что не сумели предотвратить несчастье. Но вы ни в чём не виноваты.
— Откуда вам знать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141