Задернув штору, Теодозия Петровна вернулась к столу...
Раскладывая в ряды карты, иногда поглядывая на экран телевизора,
Теодозия Петровна вместе с тем прислушивалась, желая поймать момент, когда
заявится Богдан Григорьевич. Но его все не было, и все больше смущало ее,
что в комнате соседа горит свет. И тут вдруг вспомнила, что на подстилке у
порога было пусто. Он обычно оставлял там шлепанцы, когда надев туфли,
уходил, а вернувшись, ставил на подстилку туфли, а надевал эти зеленые
суконные шлепанцы со сломанным уже задником... Странно... Но тут начался
фильм, а из колоды пальцы достали того самого бубнового короля, и к
радости Теодозии Петровны ему сразу же нашлось место. Всякий раз,
раскладывая пасьянс, она делала ставку - что-нибудь загадывала. Нынче
загадала на далекое - на двадцать первое ноября. Это Михайлов день.
Священника из села, где она родилась, звали Михаил, в детстве вместе пасли
гусей. Сегодня встретились случайно в церкви Петра и Павла, он приехал в
Подгорск по делам, пожурил, что давно не заглядывала в родные места, там
ведь родительские могилы, пригласил...
В какой-то миг показалось, что стукнула входная дверь, щелкнул замок.
Теодозия Петровна вышла в свой коридорчик, прислушалась, ловя шаги Богдана
Григорьевича. Но все было тихо. Она вернулась в комнату и услышала, как в
ночной тишине раздался металлический удар захлопнувшейся дверцы
автомобиля, как заворчал, а потом взревел мотор. Когда подошла к окну,
успела увидеть, что машина, стоявшая двумя колесами на тротуаре, отъехала,
удалялись ее красно-желтые задние огни.
Примерно через полчаса раздался телефонный звонок. Теодозия Петровна
вздрогнула от неожиданности. В такую пору никто не звонил ни ей, ни
Богдану Григорьевичу. Аппарат висел в прихожей. Запахнув халат, Теодозия
Петровна нехотя поднялась.
- Алло! Кого надо? - зло спросила она, одной рукой держа трубку,
другой застегивая верхнюю пуговицу.
В ответ раздался звонкий мальчишеский голос:
- Тетя, через полчаса начнется атомная война! Копайте бомбоубежище!..
Там, откуда звонили, раздался смех, какие-то веселые восклицания, и
она поняла, что звонили из автомата, что их несколько в будке -
подростков, вот так набирающих по ночам шесть любых пришедших на ум цифр,
чтоб кого-то разбудить, позабавиться глупостью. В телефонной трубке пошли
короткие гудки.
- А чтоб вас градом побило! - сказала Теодозия Петровна и уставилась
на дверь Богдана Григорьевича, находившуюся напротив. "Почему же он не
вышел на звонок? - подумала она, заметив свет в его комнате, сочившийся из
щели под дверью. - Не спит же! Неужто выпил и заснул?" - Она сердито
вздернула плечами и направилась к себе...
В три закончился фильм. Теодозия Петровна выключила телевизор и как
человек, следующий всем правилам, выдернула шнур из розетки, затем сложила
в ларец карты, расстелила постель. Но мысль о странном поведении Богдана
Григорьевича не давала покоя. Теодозия Петровна вышла в свой коридорчик,
через прихожую направилась к двери Богдана Григорьевича. Тихонько
постучала. Но никто не окликнулся. Постучала еще раз, громче, подождала и
осторожно открыла дверь. В полумраке комнаты, освещенной низкой настольной
лампой с тяжелым матовым стеклом абажура, она увидела лежащего на полу
Богдана Григорьевича. Лежал он, чуть повернувшись набок. Теодозия Петровна
вскрикнула, зажала рот ладонью, словно испугавшись, что ее кто-то _т_у_т
может услышать. Ей стало вдруг холодно, она сжала на груди руки, со
страхом приблизилась к Богдану Григорьевичу, не зная, жив он или мертв. Ей
почему-то сразу бросилось в глаза, что он был в _ш_л_е_п_а_н_ц_а_х_. Она с
ужасом наклонилась над ним, ощутила слабый запах пива, увидела, что веки
широко открыты, взгляд неподвижен, словно в глазницы кто-то вставил
искусственные стеклянные глаза, из-под головы растеклось небольшое темное
пятно.
- Богдан Григорьевич, Богдан Григорьевич, - тихо позвала Теодозия
Петровна, боясь прикоснуться к нему.
"Это у него удар... Или сердце, - подумала она. - Упал, разбил
голову... Господи, смилуйся, не дай ему умереть", - родились в уме слова.
Пятясь, она вышла из комнаты и позвонила в "скорую"...
Ночь медленно ползла к рассвету. Теодозия Петровна не знала, что
делать, не находила себе места в ожидании. И у себя усидеть не могла, и в
комнате Богдана Григорьевича, боялась, будто кто-то там притаился. Она
вынесла из кухни табурет, поставила в прихожей под телефоном и уселась,
вся сжавшись.
"Скорая" прибыла минут через сорок. Вошел тучный высокий немолодой
человек с измученным одутловатым лицом. Белый халат его был явно тесен,
туго обтягивал тяжелые плечи.
- Вы вызывали? - спросил он.
- Я, - робко отозвалась Теодозия Петровна, только сейчас увидев за
спиной врача юношу-санитара, несшего деревянный сундучок.
- Где больной? - спросил врач.
Теодозия Петровна указала на открытую дверь. Они вошли. Она осталась
в дверном проеме и видела, как врач присел на корточки у тела Богдана
Григорьевича, почти заслонив его, рядом стоял санитар. Теодозию Петровну
бил озноб, она никак не могла унять дрожавшую челюсть, мелкое постукивание
зубов.
- Тут, уважаемая, не скорая помощь нужна, а милиция, - врач подошел к
ней, вытирая руки носовым платком. - Он мертв. Где у вас телефон?
Она указала на аппарат, чувствуя, что ноги стали соломенные,
захотелось немедленно сесть, но она оперлась спиной о стену и слушала, как
врач говорил кому-то, называя ее адрес:
- Да-да... Труп... Доктор Тисляк из тринадцатой бригады... Т-и-с-ляк,
- повторил он... - Хорошо... понял... - и повесив трубку, сказал Теодозии
Петровне: - До их приезда вы туда не входите и ничего не трогайте... До
свидания.
Когда они ушли, она уселась на табурет перед раскрытой дверью в
комнату Богдана Григорьевича, тупо уставившись в ее глубину, где в
полумраке виднелся край письменного стола, кушетка и часть стеллажей...
Такими предстали перед Щербой рассказ Теодозии Петровны и в какой-то
мере она сама. Что ж, все было гладко, достоверно, убедительно. По словам
соседки Шимановича, ее насторожили два факта: отсутствие туфель на
подстилке у двери, и в то же время свет, горевший в комнате Шимановича,
никогда не входившего по ее словам к себе в туфлях. И туфли эти,
"банкетные", как она сказала, действительно исчезли. А надевал он их по
особым случаям, для какого-нибудь визита. Куда же он в этот день ходил? По
какому _д_е_л_о_в_о_м_у_ поводу облачился в эти "банкетные"?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Раскладывая в ряды карты, иногда поглядывая на экран телевизора,
Теодозия Петровна вместе с тем прислушивалась, желая поймать момент, когда
заявится Богдан Григорьевич. Но его все не было, и все больше смущало ее,
что в комнате соседа горит свет. И тут вдруг вспомнила, что на подстилке у
порога было пусто. Он обычно оставлял там шлепанцы, когда надев туфли,
уходил, а вернувшись, ставил на подстилку туфли, а надевал эти зеленые
суконные шлепанцы со сломанным уже задником... Странно... Но тут начался
фильм, а из колоды пальцы достали того самого бубнового короля, и к
радости Теодозии Петровны ему сразу же нашлось место. Всякий раз,
раскладывая пасьянс, она делала ставку - что-нибудь загадывала. Нынче
загадала на далекое - на двадцать первое ноября. Это Михайлов день.
Священника из села, где она родилась, звали Михаил, в детстве вместе пасли
гусей. Сегодня встретились случайно в церкви Петра и Павла, он приехал в
Подгорск по делам, пожурил, что давно не заглядывала в родные места, там
ведь родительские могилы, пригласил...
В какой-то миг показалось, что стукнула входная дверь, щелкнул замок.
Теодозия Петровна вышла в свой коридорчик, прислушалась, ловя шаги Богдана
Григорьевича. Но все было тихо. Она вернулась в комнату и услышала, как в
ночной тишине раздался металлический удар захлопнувшейся дверцы
автомобиля, как заворчал, а потом взревел мотор. Когда подошла к окну,
успела увидеть, что машина, стоявшая двумя колесами на тротуаре, отъехала,
удалялись ее красно-желтые задние огни.
Примерно через полчаса раздался телефонный звонок. Теодозия Петровна
вздрогнула от неожиданности. В такую пору никто не звонил ни ей, ни
Богдану Григорьевичу. Аппарат висел в прихожей. Запахнув халат, Теодозия
Петровна нехотя поднялась.
- Алло! Кого надо? - зло спросила она, одной рукой держа трубку,
другой застегивая верхнюю пуговицу.
В ответ раздался звонкий мальчишеский голос:
- Тетя, через полчаса начнется атомная война! Копайте бомбоубежище!..
Там, откуда звонили, раздался смех, какие-то веселые восклицания, и
она поняла, что звонили из автомата, что их несколько в будке -
подростков, вот так набирающих по ночам шесть любых пришедших на ум цифр,
чтоб кого-то разбудить, позабавиться глупостью. В телефонной трубке пошли
короткие гудки.
- А чтоб вас градом побило! - сказала Теодозия Петровна и уставилась
на дверь Богдана Григорьевича, находившуюся напротив. "Почему же он не
вышел на звонок? - подумала она, заметив свет в его комнате, сочившийся из
щели под дверью. - Не спит же! Неужто выпил и заснул?" - Она сердито
вздернула плечами и направилась к себе...
В три закончился фильм. Теодозия Петровна выключила телевизор и как
человек, следующий всем правилам, выдернула шнур из розетки, затем сложила
в ларец карты, расстелила постель. Но мысль о странном поведении Богдана
Григорьевича не давала покоя. Теодозия Петровна вышла в свой коридорчик,
через прихожую направилась к двери Богдана Григорьевича. Тихонько
постучала. Но никто не окликнулся. Постучала еще раз, громче, подождала и
осторожно открыла дверь. В полумраке комнаты, освещенной низкой настольной
лампой с тяжелым матовым стеклом абажура, она увидела лежащего на полу
Богдана Григорьевича. Лежал он, чуть повернувшись набок. Теодозия Петровна
вскрикнула, зажала рот ладонью, словно испугавшись, что ее кто-то _т_у_т
может услышать. Ей стало вдруг холодно, она сжала на груди руки, со
страхом приблизилась к Богдану Григорьевичу, не зная, жив он или мертв. Ей
почему-то сразу бросилось в глаза, что он был в _ш_л_е_п_а_н_ц_а_х_. Она с
ужасом наклонилась над ним, ощутила слабый запах пива, увидела, что веки
широко открыты, взгляд неподвижен, словно в глазницы кто-то вставил
искусственные стеклянные глаза, из-под головы растеклось небольшое темное
пятно.
- Богдан Григорьевич, Богдан Григорьевич, - тихо позвала Теодозия
Петровна, боясь прикоснуться к нему.
"Это у него удар... Или сердце, - подумала она. - Упал, разбил
голову... Господи, смилуйся, не дай ему умереть", - родились в уме слова.
Пятясь, она вышла из комнаты и позвонила в "скорую"...
Ночь медленно ползла к рассвету. Теодозия Петровна не знала, что
делать, не находила себе места в ожидании. И у себя усидеть не могла, и в
комнате Богдана Григорьевича, боялась, будто кто-то там притаился. Она
вынесла из кухни табурет, поставила в прихожей под телефоном и уселась,
вся сжавшись.
"Скорая" прибыла минут через сорок. Вошел тучный высокий немолодой
человек с измученным одутловатым лицом. Белый халат его был явно тесен,
туго обтягивал тяжелые плечи.
- Вы вызывали? - спросил он.
- Я, - робко отозвалась Теодозия Петровна, только сейчас увидев за
спиной врача юношу-санитара, несшего деревянный сундучок.
- Где больной? - спросил врач.
Теодозия Петровна указала на открытую дверь. Они вошли. Она осталась
в дверном проеме и видела, как врач присел на корточки у тела Богдана
Григорьевича, почти заслонив его, рядом стоял санитар. Теодозию Петровну
бил озноб, она никак не могла унять дрожавшую челюсть, мелкое постукивание
зубов.
- Тут, уважаемая, не скорая помощь нужна, а милиция, - врач подошел к
ней, вытирая руки носовым платком. - Он мертв. Где у вас телефон?
Она указала на аппарат, чувствуя, что ноги стали соломенные,
захотелось немедленно сесть, но она оперлась спиной о стену и слушала, как
врач говорил кому-то, называя ее адрес:
- Да-да... Труп... Доктор Тисляк из тринадцатой бригады... Т-и-с-ляк,
- повторил он... - Хорошо... понял... - и повесив трубку, сказал Теодозии
Петровне: - До их приезда вы туда не входите и ничего не трогайте... До
свидания.
Когда они ушли, она уселась на табурет перед раскрытой дверью в
комнату Богдана Григорьевича, тупо уставившись в ее глубину, где в
полумраке виднелся край письменного стола, кушетка и часть стеллажей...
Такими предстали перед Щербой рассказ Теодозии Петровны и в какой-то
мере она сама. Что ж, все было гладко, достоверно, убедительно. По словам
соседки Шимановича, ее насторожили два факта: отсутствие туфель на
подстилке у двери, и в то же время свет, горевший в комнате Шимановича,
никогда не входившего по ее словам к себе в туфлях. И туфли эти,
"банкетные", как она сказала, действительно исчезли. А надевал он их по
особым случаям, для какого-нибудь визита. Куда же он в этот день ходил? По
какому _д_е_л_о_в_о_м_у_ поводу облачился в эти "банкетные"?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62