Кроме того имелась расшифровка
и "прочие". Это оказались две телеграммы, отправленные Шимановичем по
телефону, обе адресатам в Подгорске, и один телефонный разговор с Ужвой.
- Надо установить, кто есть кто? - спросил Скорик. Деловитость Щербы
передалась и ему: можно заняться хоть чем-то конкретным, что имело начало
и конец. Разумеется, все это могло завершиться пустыми хлопотами, как и
прежние усилия, но важно было делать хоть что-то осязаемое, а не блуждать
в потемках натужных размышлений, сидя за столом.
- Да, - кто есть кто, - Щерба еще раз перечитал принесенные Скориком
данные. - В Киев и Тернополь я позвоню сам. У меня там приятели в
Прокуратуре республики и в УВД. Вы возьмите на себя Черновцы, телеграммы и
Ужву...
Щерба шел на работу в хорошем настроении. Даже не мог объяснить себе,
в чем причина. Просто было хорошо: выспался, затылок не болел, синь неба
словно закостенела, ни дуновения, ни облачка, воздух еще не задушен
выхлопами автомашин, ничто не жало, не давило, не мешало идти свободно.
Правда, забыл вычистить туфли. Вспомнил слова жены: "Что бы ты ни надел,
даже самое лучшее и дорогое, внимание обратят на твои вечно грязные туфли.
Почему ты не чистишь обувь?" - "Забываю. Ты напоминай..."
Войдя к себе, он сел за стол, закурил и сразу потянулся к листку
бумаги, оставленному с вечера в центре стола. Там были записаны результаты
вчерашних звонков в Киев и Тернополь. Выяснилось, что киевский номер, по
которому звонил Шиманович, принадлежит одному из отделов Центрального
государственного архива УССР; приятелем Щербы в Прокуратуре республики был
найден человек, с которым Шиманович разговаривал по поводу каких-то
документов, относящихся к 1912 году. Тернопольский разговор Шимановича
состоялся с адвокатом-пенсионером, ровесником Шимановича.
Поразмыслив, Щерба решил не посылать пока отдельные поручения ни в
Киев, ни в Тернополь с просьбой поглубже допросить этих двух абонентов.
В полдень явился Скорик. Он был свеж, как младенец после купания,
тщательно выбрит, как всегда наглажен, в кабинете сразу запахло каким-то
мягким лосьоном. Щерба не переносил эти, как он называл, "парикмахерские"
запахи. Когда-то, в молодости, он кропил себя "Шипром", потом, женившись,
прекратил, жена невзлюбила резкий дух этого одеколона.
- Садитесь. Ну что? - Щерба по-воловьи вскинул глаза.
- Я все сделал, Михаил Михайлович. Сперва Черновцы. Шиманович звонил
своему однокашнику по гимназии. Теперь телеграммы. Обе отправлены по
Подгорским адресам. Одна - поздравительная, с днем рождения, знакомому нам
директору букинистического магазина Зубареву. Вторая - тоже известному нам
человеку, директору облархива Ковач Надежде Францевне, и тоже
поздравительная... А мы даже не знали, что они знакомы...
- Вам надо будет встретиться с нею. Поговорите.
- Хорошо... Наконец, Ужва. Шиманович разговаривал десятого августа.
Телефон принадлежит некой Бабич Ульяне Васильевне. Пенсионерка. Связаться
с ней не удалось. Я звонил несколько раз, никто не снимал трубку. Может,
позвоним в Ужвинскую прокуратуру, пусть они встретятся с нею?
"Это самое естественное", - подумал Щерба. Но тут же засомневался:
давая следователю прокуратуры или милиции в Ужве перечень вопросов,
интересующих его, придется довольно подробно вводить их в курс дела, о
чем-то предупреждать, чтоб не напутали, короче - посвящать и просвещать.
- Я, наверное, сам съезжу туда. Так проще... Немного мы добыли из
нашей затеи, а, Виктор Борисович? - быстрым движением пальцев Щерба
поскреб пухлую щеку.
- Так я пойду в облархив?
- Сходите, - как-то равнодушно ответил Щерба.
И поняв это, как то, что Щерба не видел особого проку в его походе к
директору архива, Скорик спросил:
- А что потом будем делать, Михаил Михайлович?
- Давить Соколянского и его сыщиков.
Скорик кивнул и вышел.
В Ужву Щерба решил ехать к концу дня, полагая, что так большая
вероятность застать кого-нибудь дома. Кого? Он и сам толком не знал, кто
конкретно ему нужен. Просто в конце дня люди возвращаются с работы - вот и
весь расчет. Единственное, что он точно знал - это кому принадлежал
телефон 3-15-21: Бабич Ульяне Васильевне, проживающей по улице Черешневая,
5. Номер квартиры не указывался, вероятно, дом частный.
Машину Щерба выпросил у криминалистов. Шофер гнал по шоссе, словно
был один на нем, - ни параллельного, ни встречного движения, - а идя на
обгон, включал "мигалку"-сирену. Щерба не любил такой езды, тем более, что
прошел короткий мелкий дождик, смешался с пылью, и дорога была скользкая,
как намазанная мылом.
- Ты что, всегда так ездишь? - спросил Щерба у водителя, лихо
державшего баранку левой рукой, локоть по-пижонски наружу, за опущенное
стекло, а правой - ручку коробки передач.
- Всегда, Михаил Михайлович. А что?
- Так вози своего хозяина, а я больше восьмидесяти не выдерживаю,
начинается ощущение невесомости. И выключи, пожалуйста, мигалку.
- А мой шеф любит при полном параде. Как только на трассу выскочим,
так он и говорит: "Включай, Володя, рок-музыку!" Это значит - сирену и
мигалку...
- А девок вы еще не возите с собой на место происшествия?
- Ну вы даете, Михаил Михайлович! - смеялся шофер...
Небо светлело, облака медленно сползали к горизонту, там, где сняли
пшеничный клин, уже загустевала желтизной стерня, но еще зеленело
картофельное поле, над ним гоношилась шустрая воронья стая...
Шоссе вбегало прямо в центр Ужвы, на площадь, окаймленную невысокими
домами - райком партии и райисполком, сиял стеклами новый стандартный
трехэтажный Дом быта, - при нем ресторанчик, магазин проми продтоваров,
рядом почта, автобусная остановка, аптека, магазинчик "Семена и травы". В
центре площади Доска почета.
У прохожего узнали, что улица Черешневая в глубине, где начинаются
сады. Она пошла с запекшихся за лето колдобин. Разноцветные заборы и
заборчики, ворота - деревянные и железные, - на калитках висели номера и
почтовые ящики, за этими оградами густые ухоженные сады, нарядные фасады
домиков с мансардами, с верандами, металлическими или блочными гаражами.
Дом номер пять оказался строением из белого силикатного кирпича.
Стоял он сразу за штакетником, за высокими кустами сирени, остатки ее
несрезанных, уже усохших цветов пробивались сквозь зелень ржавыми
гроздьями. Недокрашенные сосновые брусья и вагонка еще светились свежестью
снятой стружки. Калитка из толстых плах оказалась запертой. Щерба
топтался, заглядывал в окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
и "прочие". Это оказались две телеграммы, отправленные Шимановичем по
телефону, обе адресатам в Подгорске, и один телефонный разговор с Ужвой.
- Надо установить, кто есть кто? - спросил Скорик. Деловитость Щербы
передалась и ему: можно заняться хоть чем-то конкретным, что имело начало
и конец. Разумеется, все это могло завершиться пустыми хлопотами, как и
прежние усилия, но важно было делать хоть что-то осязаемое, а не блуждать
в потемках натужных размышлений, сидя за столом.
- Да, - кто есть кто, - Щерба еще раз перечитал принесенные Скориком
данные. - В Киев и Тернополь я позвоню сам. У меня там приятели в
Прокуратуре республики и в УВД. Вы возьмите на себя Черновцы, телеграммы и
Ужву...
Щерба шел на работу в хорошем настроении. Даже не мог объяснить себе,
в чем причина. Просто было хорошо: выспался, затылок не болел, синь неба
словно закостенела, ни дуновения, ни облачка, воздух еще не задушен
выхлопами автомашин, ничто не жало, не давило, не мешало идти свободно.
Правда, забыл вычистить туфли. Вспомнил слова жены: "Что бы ты ни надел,
даже самое лучшее и дорогое, внимание обратят на твои вечно грязные туфли.
Почему ты не чистишь обувь?" - "Забываю. Ты напоминай..."
Войдя к себе, он сел за стол, закурил и сразу потянулся к листку
бумаги, оставленному с вечера в центре стола. Там были записаны результаты
вчерашних звонков в Киев и Тернополь. Выяснилось, что киевский номер, по
которому звонил Шиманович, принадлежит одному из отделов Центрального
государственного архива УССР; приятелем Щербы в Прокуратуре республики был
найден человек, с которым Шиманович разговаривал по поводу каких-то
документов, относящихся к 1912 году. Тернопольский разговор Шимановича
состоялся с адвокатом-пенсионером, ровесником Шимановича.
Поразмыслив, Щерба решил не посылать пока отдельные поручения ни в
Киев, ни в Тернополь с просьбой поглубже допросить этих двух абонентов.
В полдень явился Скорик. Он был свеж, как младенец после купания,
тщательно выбрит, как всегда наглажен, в кабинете сразу запахло каким-то
мягким лосьоном. Щерба не переносил эти, как он называл, "парикмахерские"
запахи. Когда-то, в молодости, он кропил себя "Шипром", потом, женившись,
прекратил, жена невзлюбила резкий дух этого одеколона.
- Садитесь. Ну что? - Щерба по-воловьи вскинул глаза.
- Я все сделал, Михаил Михайлович. Сперва Черновцы. Шиманович звонил
своему однокашнику по гимназии. Теперь телеграммы. Обе отправлены по
Подгорским адресам. Одна - поздравительная, с днем рождения, знакомому нам
директору букинистического магазина Зубареву. Вторая - тоже известному нам
человеку, директору облархива Ковач Надежде Францевне, и тоже
поздравительная... А мы даже не знали, что они знакомы...
- Вам надо будет встретиться с нею. Поговорите.
- Хорошо... Наконец, Ужва. Шиманович разговаривал десятого августа.
Телефон принадлежит некой Бабич Ульяне Васильевне. Пенсионерка. Связаться
с ней не удалось. Я звонил несколько раз, никто не снимал трубку. Может,
позвоним в Ужвинскую прокуратуру, пусть они встретятся с нею?
"Это самое естественное", - подумал Щерба. Но тут же засомневался:
давая следователю прокуратуры или милиции в Ужве перечень вопросов,
интересующих его, придется довольно подробно вводить их в курс дела, о
чем-то предупреждать, чтоб не напутали, короче - посвящать и просвещать.
- Я, наверное, сам съезжу туда. Так проще... Немного мы добыли из
нашей затеи, а, Виктор Борисович? - быстрым движением пальцев Щерба
поскреб пухлую щеку.
- Так я пойду в облархив?
- Сходите, - как-то равнодушно ответил Щерба.
И поняв это, как то, что Щерба не видел особого проку в его походе к
директору архива, Скорик спросил:
- А что потом будем делать, Михаил Михайлович?
- Давить Соколянского и его сыщиков.
Скорик кивнул и вышел.
В Ужву Щерба решил ехать к концу дня, полагая, что так большая
вероятность застать кого-нибудь дома. Кого? Он и сам толком не знал, кто
конкретно ему нужен. Просто в конце дня люди возвращаются с работы - вот и
весь расчет. Единственное, что он точно знал - это кому принадлежал
телефон 3-15-21: Бабич Ульяне Васильевне, проживающей по улице Черешневая,
5. Номер квартиры не указывался, вероятно, дом частный.
Машину Щерба выпросил у криминалистов. Шофер гнал по шоссе, словно
был один на нем, - ни параллельного, ни встречного движения, - а идя на
обгон, включал "мигалку"-сирену. Щерба не любил такой езды, тем более, что
прошел короткий мелкий дождик, смешался с пылью, и дорога была скользкая,
как намазанная мылом.
- Ты что, всегда так ездишь? - спросил Щерба у водителя, лихо
державшего баранку левой рукой, локоть по-пижонски наружу, за опущенное
стекло, а правой - ручку коробки передач.
- Всегда, Михаил Михайлович. А что?
- Так вози своего хозяина, а я больше восьмидесяти не выдерживаю,
начинается ощущение невесомости. И выключи, пожалуйста, мигалку.
- А мой шеф любит при полном параде. Как только на трассу выскочим,
так он и говорит: "Включай, Володя, рок-музыку!" Это значит - сирену и
мигалку...
- А девок вы еще не возите с собой на место происшествия?
- Ну вы даете, Михаил Михайлович! - смеялся шофер...
Небо светлело, облака медленно сползали к горизонту, там, где сняли
пшеничный клин, уже загустевала желтизной стерня, но еще зеленело
картофельное поле, над ним гоношилась шустрая воронья стая...
Шоссе вбегало прямо в центр Ужвы, на площадь, окаймленную невысокими
домами - райком партии и райисполком, сиял стеклами новый стандартный
трехэтажный Дом быта, - при нем ресторанчик, магазин проми продтоваров,
рядом почта, автобусная остановка, аптека, магазинчик "Семена и травы". В
центре площади Доска почета.
У прохожего узнали, что улица Черешневая в глубине, где начинаются
сады. Она пошла с запекшихся за лето колдобин. Разноцветные заборы и
заборчики, ворота - деревянные и железные, - на калитках висели номера и
почтовые ящики, за этими оградами густые ухоженные сады, нарядные фасады
домиков с мансардами, с верандами, металлическими или блочными гаражами.
Дом номер пять оказался строением из белого силикатного кирпича.
Стоял он сразу за штакетником, за высокими кустами сирени, остатки ее
несрезанных, уже усохших цветов пробивались сквозь зелень ржавыми
гроздьями. Недокрашенные сосновые брусья и вагонка еще светились свежестью
снятой стружки. Калитка из толстых плах оказалась запертой. Щерба
топтался, заглядывал в окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62