Во Франции вижу, как убивают одного Генриха, а затем другого , вижу, как вновь подымает головы еретическая гидра. В Швеции вижу, что то, что произошло с Густавом Адольфом в Германии, точь-в-точь повторяется с его племянником в католической Польше .
– А здесь, в Риме?
– Что возвратился золотой век и давнее благоденствие, коими наслаждался Рим во времена Григориев и Пиев.
– Вот и посудите – -ныне все обстоит так же, как было; только памяти у нас нет. Ничего не происходит такого, чего не было, и нет ничего нового под солнцем 6.
– Кто вон тот старикан, – спросил Критило, – что идет, не останавливаясь? Все за ним следуют, а он никого не ждет, ни королей, ни императоров, знай, делает свое дело да помалкивает? Ты, Андренио, его не видишь?
– Как же, вижу, приметный, несет, как бродяга, сумы переметные.
– О, – сказал Придворный, – Старик этот много знает, потому что много повидал, и в конце концов всегда всю правду скажет.
– А в сумах-то у него много помещается?
– Даже и не поверите сколько. Целый город, многие города, целые королевства; одни несет он спереди, другие сзади, а когда устанет, перекидывает сумы наоборот, сзаду наперед, переворачивает весь мир, невесть как и невесть почему, только чтоб по-иному было. Как вы думаете, почему власть переходит от одного государя к другому, почему то одна страна возвышается, то другая, то одна нация, то другая? А это Время перекидывает свои сумы переметные: нынче империя здесь, завтра вон где; нынче вырвались вперед те, кто вчера плелся позади; авангард стал арьергардом. Вот поглядите – Африка, которая в прежние времена была матерью дивных талантов, Августина, Тертуллиана, Апулея, ныне – кто бы этому поверил? – стала сплошь варварской, порождает лишь полчища арабов. И что особенно прискорбно, Греция, родоначальница величайших умов, изобретательница наук и искусств, дававшая всему миру законы разума, мать красноречия, ныне стала неким солецизмом во власти свирепых турок. Так во всем мире идут перемены. Италия, в древности повелевавшая всеми народами, владевшая всеми странами, ныне – всем служит: Время переметнуло сумы.
Но еще более удивительное и поучительное зрелище представляло огромное колесо, которое катилось по всей окружности земного шара, с Востока на Запад. На колесе этом находилось все, что есть, было и будет в мире, причем так размещено, что одна половина была ясно видна и возвышалась над горизонтом, а другая, глубоко внизу, вовсе не была видна. Колесо непрестанно катилось, вращалось наподобие ворота, потому что внутри колеса старикан Время, перескакивая со спицы одного дня на спицу другого, крутил колесо, а с ним все, что на нем было: вот покажется что-то новое, вот скроется устарелое, а потом, некоторое время спустя, опять поднимется – то же, что и прежде, только одно уходило, другое уже ушло, потом опять появилось. Даже реки – через тыщу лет возвращались на свой след; а слезы, те возвращались на глаза куда чаще, ибо плакать приходится много.
– О, здесь есть на что поглядеть, – молвил Критило.
– И над чем подумать-, – молвил Придворный. – Советую хорошенько усвоить этот урок. Глядите, как все проходит, гонимое колесом превратностей: одно уходит, другое появляется. Монархии возникают, потом сникают, ничего нет постоянного, всегда либо подъем, либо упадок.
На уходившем вниз отрезке обода увидели наши странники нескольких мужей и государей, не бедных, но бережливых, расточавших свою кровь, но берегших владения. Одеты они были в простую шерсть и умели гладить против шерсти, в дни праздничные щеголяли в шелках и кольцах, зато весь год – в кольчугах.
– Кто они? – спросил Критило. – Чем проще вид, тем прекрасней облик.
– Все эти мужи, – отвечал Придворный, – были завоевателями королевств. Смотри получше, увидишь здесь дона Хайме Арагонского , дона Фердинанда Святого Кастильского и дона Афонсу Энрикеша Португальского . Гляди, как бедны нарядами и как богаты славой! Они превосходно сыграли свою роль – заполнили страницы истории своими подвигами и удалились во всеобщую гардеробную покрыться саваном, но не забвением.
В то же время, на противоположной стороне колеса, поднимались вверх другие – совсем другие! – в богатых, блестящих, роскошных нарядах, шурша шелками, волоча мантии и наслаждаясь тем, что приобрели их предки. Но вот и эти проделали свой путь и, провалив все как есть, сами провалились, а те, первые, снова стали подниматься – пошла другая игра. В таком чередовании и коловращении являлись дела человеческие, дела быстротечные.
– О, какие перемены! – удивлялся Андренио. – И что ж, неужели всегда так было?
– Всегда, – отвечал Придворный, – в каждом крае, в каждом королевстве. Оглянись назад и увидишь, как воздержаны были первые готы в Испании, какой-нибудь Атаульф , Сисемунд или король Вамба. Но вот появляется сластолюбец Родриго и губит цветущее королевство. Затем очень медленно восстанавливается то, что было потеряно так быстро. И снова – падение, а затем воскресение при короле доне Фердинанде Католическом. Так чередуются выигрыши и проигрыши, удачи и неудачи.
– О, сколь поучительно, – говорил Критило, – глядеть на те первые одежды, суконные, и на другие, парчевые, на тех мужей, бряцавших сталью, и на других, шуршащих шелками; у тех тело наго, зато душа нарядна; эти блистают нарядами, но нищи духом, не хотят ученья, – одни развлеченья!
Скрывались из виду жены доброчестные, дамы знатные и даже венценосные с прялками на поясе, с веретеном в руке, и возносились наверх другие, держа дорогие веера с алмазными ручками, – меха, раздувающие их суетность; у тех пелеринки суконные, у этих собольи да горностаевые, но соболя-то не из горней стаи; те станом сухощавы, эти полные и, как колокол, полые. И однако, о тех, худых, слава была куда громче.
– Потому-то я и говорю, – заметил Критило, – что прошлое было не в пример лучше.
Андренио, вытягивая шею, старался разглядеть восходящую часть колеса, Придворный спросил:
– Что ты там ищешь? Что потерял?
И Андренио:
– Смотрю, не явится ли снова достолюбезный король дон Педро Арагонский , прозванный «дубинкой для французов», ибо с ними одними был жесток. О, как бы помог он Испании расфранцузиться! Каких щелчков надавал бы ее врагам! Как посшибал бы гребешки у этих галльских петухов! Но увы, Время переметнуло сумы.
А колесо все вертелось и вертелось – и с ним все сущее на земле. Вот наверху город с домами из глины и дворцами из дикого камня, по улицам на колесницах проезжали рыцари, даже сам Нуньо Расура, a дам, скромниц и затворниц, на улицах не увидишь и не услышишь, они, самое большее, выходили из дому как паломницы – «ломаками» их еще не называли. Завидев одного мужчину, женщина в те времена покрывалась румянцем гуще, чем ныне встретив целый полк;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
– А здесь, в Риме?
– Что возвратился золотой век и давнее благоденствие, коими наслаждался Рим во времена Григориев и Пиев.
– Вот и посудите – -ныне все обстоит так же, как было; только памяти у нас нет. Ничего не происходит такого, чего не было, и нет ничего нового под солнцем 6.
– Кто вон тот старикан, – спросил Критило, – что идет, не останавливаясь? Все за ним следуют, а он никого не ждет, ни королей, ни императоров, знай, делает свое дело да помалкивает? Ты, Андренио, его не видишь?
– Как же, вижу, приметный, несет, как бродяга, сумы переметные.
– О, – сказал Придворный, – Старик этот много знает, потому что много повидал, и в конце концов всегда всю правду скажет.
– А в сумах-то у него много помещается?
– Даже и не поверите сколько. Целый город, многие города, целые королевства; одни несет он спереди, другие сзади, а когда устанет, перекидывает сумы наоборот, сзаду наперед, переворачивает весь мир, невесть как и невесть почему, только чтоб по-иному было. Как вы думаете, почему власть переходит от одного государя к другому, почему то одна страна возвышается, то другая, то одна нация, то другая? А это Время перекидывает свои сумы переметные: нынче империя здесь, завтра вон где; нынче вырвались вперед те, кто вчера плелся позади; авангард стал арьергардом. Вот поглядите – Африка, которая в прежние времена была матерью дивных талантов, Августина, Тертуллиана, Апулея, ныне – кто бы этому поверил? – стала сплошь варварской, порождает лишь полчища арабов. И что особенно прискорбно, Греция, родоначальница величайших умов, изобретательница наук и искусств, дававшая всему миру законы разума, мать красноречия, ныне стала неким солецизмом во власти свирепых турок. Так во всем мире идут перемены. Италия, в древности повелевавшая всеми народами, владевшая всеми странами, ныне – всем служит: Время переметнуло сумы.
Но еще более удивительное и поучительное зрелище представляло огромное колесо, которое катилось по всей окружности земного шара, с Востока на Запад. На колесе этом находилось все, что есть, было и будет в мире, причем так размещено, что одна половина была ясно видна и возвышалась над горизонтом, а другая, глубоко внизу, вовсе не была видна. Колесо непрестанно катилось, вращалось наподобие ворота, потому что внутри колеса старикан Время, перескакивая со спицы одного дня на спицу другого, крутил колесо, а с ним все, что на нем было: вот покажется что-то новое, вот скроется устарелое, а потом, некоторое время спустя, опять поднимется – то же, что и прежде, только одно уходило, другое уже ушло, потом опять появилось. Даже реки – через тыщу лет возвращались на свой след; а слезы, те возвращались на глаза куда чаще, ибо плакать приходится много.
– О, здесь есть на что поглядеть, – молвил Критило.
– И над чем подумать-, – молвил Придворный. – Советую хорошенько усвоить этот урок. Глядите, как все проходит, гонимое колесом превратностей: одно уходит, другое появляется. Монархии возникают, потом сникают, ничего нет постоянного, всегда либо подъем, либо упадок.
На уходившем вниз отрезке обода увидели наши странники нескольких мужей и государей, не бедных, но бережливых, расточавших свою кровь, но берегших владения. Одеты они были в простую шерсть и умели гладить против шерсти, в дни праздничные щеголяли в шелках и кольцах, зато весь год – в кольчугах.
– Кто они? – спросил Критило. – Чем проще вид, тем прекрасней облик.
– Все эти мужи, – отвечал Придворный, – были завоевателями королевств. Смотри получше, увидишь здесь дона Хайме Арагонского , дона Фердинанда Святого Кастильского и дона Афонсу Энрикеша Португальского . Гляди, как бедны нарядами и как богаты славой! Они превосходно сыграли свою роль – заполнили страницы истории своими подвигами и удалились во всеобщую гардеробную покрыться саваном, но не забвением.
В то же время, на противоположной стороне колеса, поднимались вверх другие – совсем другие! – в богатых, блестящих, роскошных нарядах, шурша шелками, волоча мантии и наслаждаясь тем, что приобрели их предки. Но вот и эти проделали свой путь и, провалив все как есть, сами провалились, а те, первые, снова стали подниматься – пошла другая игра. В таком чередовании и коловращении являлись дела человеческие, дела быстротечные.
– О, какие перемены! – удивлялся Андренио. – И что ж, неужели всегда так было?
– Всегда, – отвечал Придворный, – в каждом крае, в каждом королевстве. Оглянись назад и увидишь, как воздержаны были первые готы в Испании, какой-нибудь Атаульф , Сисемунд или король Вамба. Но вот появляется сластолюбец Родриго и губит цветущее королевство. Затем очень медленно восстанавливается то, что было потеряно так быстро. И снова – падение, а затем воскресение при короле доне Фердинанде Католическом. Так чередуются выигрыши и проигрыши, удачи и неудачи.
– О, сколь поучительно, – говорил Критило, – глядеть на те первые одежды, суконные, и на другие, парчевые, на тех мужей, бряцавших сталью, и на других, шуршащих шелками; у тех тело наго, зато душа нарядна; эти блистают нарядами, но нищи духом, не хотят ученья, – одни развлеченья!
Скрывались из виду жены доброчестные, дамы знатные и даже венценосные с прялками на поясе, с веретеном в руке, и возносились наверх другие, держа дорогие веера с алмазными ручками, – меха, раздувающие их суетность; у тех пелеринки суконные, у этих собольи да горностаевые, но соболя-то не из горней стаи; те станом сухощавы, эти полные и, как колокол, полые. И однако, о тех, худых, слава была куда громче.
– Потому-то я и говорю, – заметил Критило, – что прошлое было не в пример лучше.
Андренио, вытягивая шею, старался разглядеть восходящую часть колеса, Придворный спросил:
– Что ты там ищешь? Что потерял?
И Андренио:
– Смотрю, не явится ли снова достолюбезный король дон Педро Арагонский , прозванный «дубинкой для французов», ибо с ними одними был жесток. О, как бы помог он Испании расфранцузиться! Каких щелчков надавал бы ее врагам! Как посшибал бы гребешки у этих галльских петухов! Но увы, Время переметнуло сумы.
А колесо все вертелось и вертелось – и с ним все сущее на земле. Вот наверху город с домами из глины и дворцами из дикого камня, по улицам на колесницах проезжали рыцари, даже сам Нуньо Расура, a дам, скромниц и затворниц, на улицах не увидишь и не услышишь, они, самое большее, выходили из дому как паломницы – «ломаками» их еще не называли. Завидев одного мужчину, женщина в те времена покрывалась румянцем гуще, чем ныне встретив целый полк;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204