Леон и Бургос – слишком высоко в горах, и не столь бедны, сколь скупы. Сантьяго – известно, галисийская штучка. Вальядолид был ей по душе, она уже хотела направиться туда, надеясь среди тамошней простоты найти правдивость, да вот беда – столица эта еще стойлом пахнет, деревней от нее разит.
О Памплоне и не поминали – домов много, умов мало, гориста да гонориста, словом, столица Наварры. Наконец, избрали императорский град Толедо , в согласии с католической королевой , говаривавшей, что нигде она не чувствовала себя глупой, кроме как в этой кузнице личностей, мастерской разума, школе красноречия, столице во всем, городе во всем, особливо после того, как толедские подонки впитал, как губка, Мадрид, – коли сюда и проникнет чернь, воли ей не дадут. У каких-нибудь немцев ум в руках, а уста немы, здесь же – златоусты. Правда, кое-кому Толедо не по вкусу, судят-де там мелковато, мало-де мы знаем толедцев с талантом глубоким и основательным. Все же Артемия решила твердо и молвила:
– Что говорить, в Толедо женщина выскажет больше одним словом, нежели в Афинах философ целой книгой. Отправимся же в этот город, сердце Испании, пусть не материальное, зато спиритуальное.
И направилась туда со всей своей ученой свитой. К великой для себя пользе последовали за нею и Критило с Андренио до того места, где ответвляется дорога на Мадрид. Тут они признались Артемии, что должны идти в столицу искать Фелисинду, и в награду за благодарность получили дозволение. Напутствуя их добрыми советами, Артемия предостерегла:
– Коль вам так уж надобно идти туда и ничего иного вы не желаете, глядите в оба, чтобы с пути не сбиться, ибо ведет туда много дорог.
– Стало быть, мы не можем заблудиться, – заметил Андренио.
– Еще как сможете! На королевской большой дороге и то многие заблудились. Итак, не идите по дороге торной – то дорога глупости; не идите и по дороге притязаний – она длинна и нет ей конца; дорога тяжб – чересчур дорога и тоже длинна; дорога гордыни – неблагодарна, ищешь уваженье, найдешь униженье; дорога выгоды – для немногих, и то чужестранцев; дорога нужды – опасна, много там хищных соколов с жезлом в лапе; дорога наслажденья так грязна, что из болота не вылезешь, по шею в грязи вымараешься и будешь ковылять еле-еле, жизнь идет быстро, но и к концу придешь быстро; по дороге услуженья идти – лучше умереть; по дороге чревоугодия никуда не дойдешь; дорогу добродетели никто не отыскал, даже сомневаются, есть ли она; остается лишь дорога сиюминутной надобности, пока та не прошла. Но, поверьте, на ней жизнь не жизнь и смерть не смерть. Примечайте также, через какой вход вы идете – это очень важно. Большинство входит через Ворота Святой Варвары и меньшинство – по улице Толедской; кое-кто, любители красоты, – по Сеговийскому мосту ; немало мужчин и женщин входят через Ворота Солнца и попадают к Антону Мартину ; через Лавапьес , сиречь Мой-Ноги, идут очень немногие, куда больше через Мажь-Руки. Но чаще всего не проходят через ворота, коих мало, да и те заперты, а пролезают через щели.
На том расстались: премудрая Артемия направилась к престолу своего почета, а двое наших странников – в лабиринт столицы.
Шли они и в приятной беседе восхищались изумительными достоинствами ученой Артемии, вспоминая чудеса, которые им удалось повидать, и благодаря небо за счастье знакомства с нею и пользу, от того полученную. Увлекшись разговором, они и не заметили, как очутились на месте, где им грозила опасность, поджидающая всех, одна из страшнейших бед жизни сей. Увидели они вокруг множество людей, как бы в плен взятых; были там и мужчины и женщины, руки у всех связаны, никто шевельнуться не смеет, а тем временем их обирают дочиста.
– Пропали мы! – ахнул Критило. – Видно, угодили в когти к разбойникам, а на этих столичных дорогах они славятся жестокостью. Конечно, это они грабят, и в этом несчастье было бы счастье, когда бы тем довольствовались; но нет, изверги лишают путников жизни да еще с лица кожу сдирают, так что человека и не узнаешь.
Андренио от страха похолодел, румянец исчез с его щек, дыхание пресеклось. Обретя, наконец, дар речи, он сказал:
– Что ж мы стоим? Почему не убегаем? Спрячемся, чтобы они нас не заметили.
– Слишком поздно! Совет твой истинно фригийский , то есть глупый, – отвечал Критило. – Нас уже увидели и кричат нам.
Итак, оба пошли вперед, сами устремились в западню для свободы, в петлю для своей шеи. Смотрят направо, смотрят налево – путников множество несметное, люди всякого звания: дворяне, простолюдины, богачи, бедняки, и женщин немало, все молодые, и у каждого руки к туловищу прикручены, как к позорному столбу. Критило вздыхал, Андренио ахал, оба дивились ужасному зрелищу и не могли понять, где ж эти жестокие разбойники; глядят на одного, глядят на другого – все, сколько ни есть, связаны. Но кто ж их связал? Приметив кого-нибудь со злобным лицом – а таких было большинство, – они начинали его подозревать.
– Не этот ли, – сказал Андренио, – что глядит косо? У него, верно, и душа такая.
– От косого взгляда жди беды, – отвечал Критило, – но я больше опасаюсь вон того, кривого, такие люди никогда ничего не сделают прямо, полагала католическая королева, а она была женщина мудрая. Берегись и того, губастого да языкатого, он губами своими погубит любого. А тот, с приплюснутым носом, жесток и гневлив, лицо желтей айвы, точно мулат-надсмотрщик галерный.
– Может, вон тот, со свирепым взглядом, в нем столько злобы, что за палача сойдет.
– А чего супится этот бровастый, что глядит тучей, грозит бурей?
Услыхали они, кто-то шепелявит, и сказали:
– Ну ясно, всем шипит «ша-ша», чтоб помалкивали и не ерепенились. Нет, верно тот, кто сопит, будто с каждым вздохом кого-нибудь глотает.
Потом бросились наутек от гнусавого, догадавшись, что это гнусный раб Бахуса и Венеры. А там наткнулись еще на худшую образину – этот хрипел так, что без кувшина не разберешь. Кто говорил с сердцем, думали на него; а кто бессердечно – сиречь по-каталонски, – того тоже подозревали. Так осмотрели одного за другим и убедились, что все – потерпевшие, а преступников нет.
– Что за диво? – говорили они. – Столько ограбленных, а где же грабители? Не видно здесь тех, кто обирает, щелкая ножницами; ни тех, кто, обувая, босыми оставляет; ни тех, кто, украшая перьями, ощипывает догола; ни тех, кто, меряя, обмеривает и, взвешивая, обвешивает. Кто тут вымогает, кто берет взаймы, кто взимает долги, кто сажает в яму? Никто никого не укрывает, нет блюстителей правосудия, Нет писцов. Так кто же грабит? Где они, тираны, лишающие людей свободы?
Так говорил Критило. И тут отозвалась величавая красавица, с виду истинный ангел.
– Сейчас иду. Погодите немного, пока свяжу вот этих двух гордецов, они явились раньше вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
О Памплоне и не поминали – домов много, умов мало, гориста да гонориста, словом, столица Наварры. Наконец, избрали императорский град Толедо , в согласии с католической королевой , говаривавшей, что нигде она не чувствовала себя глупой, кроме как в этой кузнице личностей, мастерской разума, школе красноречия, столице во всем, городе во всем, особливо после того, как толедские подонки впитал, как губка, Мадрид, – коли сюда и проникнет чернь, воли ей не дадут. У каких-нибудь немцев ум в руках, а уста немы, здесь же – златоусты. Правда, кое-кому Толедо не по вкусу, судят-де там мелковато, мало-де мы знаем толедцев с талантом глубоким и основательным. Все же Артемия решила твердо и молвила:
– Что говорить, в Толедо женщина выскажет больше одним словом, нежели в Афинах философ целой книгой. Отправимся же в этот город, сердце Испании, пусть не материальное, зато спиритуальное.
И направилась туда со всей своей ученой свитой. К великой для себя пользе последовали за нею и Критило с Андренио до того места, где ответвляется дорога на Мадрид. Тут они признались Артемии, что должны идти в столицу искать Фелисинду, и в награду за благодарность получили дозволение. Напутствуя их добрыми советами, Артемия предостерегла:
– Коль вам так уж надобно идти туда и ничего иного вы не желаете, глядите в оба, чтобы с пути не сбиться, ибо ведет туда много дорог.
– Стало быть, мы не можем заблудиться, – заметил Андренио.
– Еще как сможете! На королевской большой дороге и то многие заблудились. Итак, не идите по дороге торной – то дорога глупости; не идите и по дороге притязаний – она длинна и нет ей конца; дорога тяжб – чересчур дорога и тоже длинна; дорога гордыни – неблагодарна, ищешь уваженье, найдешь униженье; дорога выгоды – для немногих, и то чужестранцев; дорога нужды – опасна, много там хищных соколов с жезлом в лапе; дорога наслажденья так грязна, что из болота не вылезешь, по шею в грязи вымараешься и будешь ковылять еле-еле, жизнь идет быстро, но и к концу придешь быстро; по дороге услуженья идти – лучше умереть; по дороге чревоугодия никуда не дойдешь; дорогу добродетели никто не отыскал, даже сомневаются, есть ли она; остается лишь дорога сиюминутной надобности, пока та не прошла. Но, поверьте, на ней жизнь не жизнь и смерть не смерть. Примечайте также, через какой вход вы идете – это очень важно. Большинство входит через Ворота Святой Варвары и меньшинство – по улице Толедской; кое-кто, любители красоты, – по Сеговийскому мосту ; немало мужчин и женщин входят через Ворота Солнца и попадают к Антону Мартину ; через Лавапьес , сиречь Мой-Ноги, идут очень немногие, куда больше через Мажь-Руки. Но чаще всего не проходят через ворота, коих мало, да и те заперты, а пролезают через щели.
На том расстались: премудрая Артемия направилась к престолу своего почета, а двое наших странников – в лабиринт столицы.
Шли они и в приятной беседе восхищались изумительными достоинствами ученой Артемии, вспоминая чудеса, которые им удалось повидать, и благодаря небо за счастье знакомства с нею и пользу, от того полученную. Увлекшись разговором, они и не заметили, как очутились на месте, где им грозила опасность, поджидающая всех, одна из страшнейших бед жизни сей. Увидели они вокруг множество людей, как бы в плен взятых; были там и мужчины и женщины, руки у всех связаны, никто шевельнуться не смеет, а тем временем их обирают дочиста.
– Пропали мы! – ахнул Критило. – Видно, угодили в когти к разбойникам, а на этих столичных дорогах они славятся жестокостью. Конечно, это они грабят, и в этом несчастье было бы счастье, когда бы тем довольствовались; но нет, изверги лишают путников жизни да еще с лица кожу сдирают, так что человека и не узнаешь.
Андренио от страха похолодел, румянец исчез с его щек, дыхание пресеклось. Обретя, наконец, дар речи, он сказал:
– Что ж мы стоим? Почему не убегаем? Спрячемся, чтобы они нас не заметили.
– Слишком поздно! Совет твой истинно фригийский , то есть глупый, – отвечал Критило. – Нас уже увидели и кричат нам.
Итак, оба пошли вперед, сами устремились в западню для свободы, в петлю для своей шеи. Смотрят направо, смотрят налево – путников множество несметное, люди всякого звания: дворяне, простолюдины, богачи, бедняки, и женщин немало, все молодые, и у каждого руки к туловищу прикручены, как к позорному столбу. Критило вздыхал, Андренио ахал, оба дивились ужасному зрелищу и не могли понять, где ж эти жестокие разбойники; глядят на одного, глядят на другого – все, сколько ни есть, связаны. Но кто ж их связал? Приметив кого-нибудь со злобным лицом – а таких было большинство, – они начинали его подозревать.
– Не этот ли, – сказал Андренио, – что глядит косо? У него, верно, и душа такая.
– От косого взгляда жди беды, – отвечал Критило, – но я больше опасаюсь вон того, кривого, такие люди никогда ничего не сделают прямо, полагала католическая королева, а она была женщина мудрая. Берегись и того, губастого да языкатого, он губами своими погубит любого. А тот, с приплюснутым носом, жесток и гневлив, лицо желтей айвы, точно мулат-надсмотрщик галерный.
– Может, вон тот, со свирепым взглядом, в нем столько злобы, что за палача сойдет.
– А чего супится этот бровастый, что глядит тучей, грозит бурей?
Услыхали они, кто-то шепелявит, и сказали:
– Ну ясно, всем шипит «ша-ша», чтоб помалкивали и не ерепенились. Нет, верно тот, кто сопит, будто с каждым вздохом кого-нибудь глотает.
Потом бросились наутек от гнусавого, догадавшись, что это гнусный раб Бахуса и Венеры. А там наткнулись еще на худшую образину – этот хрипел так, что без кувшина не разберешь. Кто говорил с сердцем, думали на него; а кто бессердечно – сиречь по-каталонски, – того тоже подозревали. Так осмотрели одного за другим и убедились, что все – потерпевшие, а преступников нет.
– Что за диво? – говорили они. – Столько ограбленных, а где же грабители? Не видно здесь тех, кто обирает, щелкая ножницами; ни тех, кто, обувая, босыми оставляет; ни тех, кто, украшая перьями, ощипывает догола; ни тех, кто, меряя, обмеривает и, взвешивая, обвешивает. Кто тут вымогает, кто берет взаймы, кто взимает долги, кто сажает в яму? Никто никого не укрывает, нет блюстителей правосудия, Нет писцов. Так кто же грабит? Где они, тираны, лишающие людей свободы?
Так говорил Критило. И тут отозвалась величавая красавица, с виду истинный ангел.
– Сейчас иду. Погодите немного, пока свяжу вот этих двух гордецов, они явились раньше вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204