Она подняла голову и прижала нежным пальчиком пуговку звонка, стоявшего возле нее.
Дверь отворилась, и слуга появился опять.
— Огня, — сказала она.
Слуга вышел, но вскоре вернулся, держа в каждой руке по канделябру с пятью зажженными свечами из розового воска. Один канделябр он поставил на камин, другой на накрытый стол, потом взял два пледа со стула и завесил ими окна.
— Не прикажете ли подать обед? — почтительно спросил слуга. — Лилия просила доложить, что все готово, и она ждет только приказания подавать.
— Который час? — спросила баронесса.
— Шестой.
— Подайте через полчаса.
Слуга почтительно склонил голову и сделал движение к двери.
— Какова погода? — опять обратилась к нему баронесса.
— Вьюга сначала было стихла, но с час назад разыгралась с новою силой; ночь будет бурная.
— Какая скука! — заметила баронесса, подавив зевоту. — Идите, я позвоню, когда захочу есть.
Слуга поклонился и вышел. Баронесса опять задумалась.
Протекло с полчаса, молодая женщина томно подняла голову.
— Аппетита нет, — пробормотала она, — ураган задержал меня здесь, а мне должно бы уже быть далеко. Кто знает, какое непоправимое несчастье может причинить эта роковая задержка! Что делать?.. Пообедаем, — продолжала она спустя минуту, — все это займет около часа, и на столько будет выиграно время.
Она протянула руку к звонку, но в ту самую минуту послышался снаружи шум.
Она стала слушать, но ничего разобрать не могла, кроме смутного говора; ни одного явственного слова не долетало до ее слуха.
— Что там происходит? — пробормотала она. В дверь слегка постучали.
— Войдите! — сказала она.
В отворившейся двери опять показался ливрейныйлакей.
— Что вам надо? — спросила баронесса.
— Сейчас приехал путешественник.
— Путешественник? — вскричала изумленная молодая женщина. — В такую-то ужасную погоду!
— Точно так, и мокрый, окоченелый, просто жаль смотреть на него, до того он, кажется измучен.
— Верно, какой-нибудь бедняк, сбившийся с пути в эту страшную вьюгу.
— Прошу извинения, — возразил почтительно слуга, — путешественник вовсе не походит на бедного; он хорошо одет и приехал на добром муле. Судя по тому, что он говорил, один инстинкт животного спас его, примчав прямо сюда, когда он сам не знал, куда направиться.
— Странно. Кто этот незнакомец?
— Ничего еще не могу сказать о нем: он так закутан, что мы до сих пор не видали его лица.
— Какой вздор вы несете! Или, быть может, позволяете себе глупую шутку? — строго заметила баронесса. — По собственным вашим словам, вы разговаривали с путешественником, а теперь утверждаете, что не видели его в лицо.
— Это истинная правда, я никогда не позволил бы себе шутить в вашем присутствии.
— Так объяснитесь лучше, я ровно ничего не понимаю из вашей болтовни.
— Вот как было дело, баронесса. Когда незнакомец остановился у двери этого дома, он не мог сойти с мула, как мы приглашали его, окоченелые от стужи члены ему не повиновались. Тогда мы с Иоганном взяли его, каждый за ногу, и снесли в кухню. Он был прям и неподвижен, точно кол. Мы поместили его по возможности удобно возле очага, чтоб он у огня отошел, и теперь он понемногу оттаивает.
Слова эти, сказанные с невозмутимым хладнокровием, заставили баронессу улыбнуться.
— Хорошо, — ответила она, — окажите этому бедняге всякое попечение, а когда он совсем оттает, — прибавила она, закусив губу, — постарайтесь узнать, кто он. Если же он действительно человек простой, что возможно, то немедленно предупредите меня.
— Слушаю. Прикажете подавать кушанье?
— Нет, я немного подожду еще. Идите и в точностиисполните мое приказание.
Слуга вышел с почтительным поклоном.
Оставшись одна, баронесса протянула руку и, взяв со стола книгу, раскрыла ее, скорее для вида, чем для чтения. Мысли ее были далеко, — она думала о путешественнике, который не побоялся, несмотря на вьюгу и ураган, отправиться в горы один и вдали от всякой помощи отважно подвергался величайшей опасности, без сомнения, не послушав предостережений местных жителей внизу на равнине. Она говорила себе, что человек этот, подобно ей, должен иметь важные побудительные причины, чтобы действовать таким образом; конечно, любопытство баронессы, женщины в полном смысле слова, было пробуждено, и она задавала себе вопрос, что бы это был за человек и какие могли у него быть причины или дела, способные побудить его подвергаться ужасной и почти верной смерти.
Однако время шло; около часа протекло после прибытия незнакомца, а все она не получала о нем никакого сведения. Любопытство ее достигло крайней степени, нетерпение не знало пределов. Она невольно прислушивалась ко всякому неопределенному шуму в доме и пальцами стучала по столу в напряженном ожидании. Два-три раза она чуть было не встала сама осведомиться, что происходит, одно чувство приличия удерживало ее каждый раз, как она невольно порывалась встать.
Наконец отворилась дверь, и слуга вошел.
Баронессе понадобилась вся сила воли, чтоб подавить восклицание, готовое сорваться с ее губ.
— А! Это вы? — сказала она с притворным равнодушием, умерив блеск глаз. — Что нового? Оттаял ваш путешественник?
— Совершенно, баронесса, но и пора было: еще несколько минут, и все было бы кончено с ним. Теперь он говорит, пьет и движется как настоящий человек. Мы вылечили его на славу.
— Тем лучше, — улыбаясь, ответила она, — очень рада за него. Теперь вы, вероятно, видели его лицо?
— Разумеется, баронесса. Он снимал с себя верхнее платье по мере того, как отогревался и как ему возвращалась свобода движений. Тогда мы могли смотреть на его лицо сколько хотели. Это красивый и румяный мужчина с бакенами, подстриженными треугольником, обходительный и добрый малый, хотя в нем заметно некоторое коммерческое изящество.
— Что такое? Что вы называете коммерческим изяществом? — любопытно спросила баронесса, подняв голову.
— Прошу извинить мое странное выражение, я разумею под ним изящество не природное, но приобретаемое человеком в коммерции или даже в какой-либо промышленности, от постоянных деловых сношений с людьми благородными. Богатые торговцы, банкиры и тому подобные вообще имеют этого рода коммерческое изящество, которое с первого раза проведет, но слово или невольное движение тотчас выдаст простолюдина-выскочку.
— Словом, вы хотите сказать, что шила в мешке не утаишь? — с улыбкой сказала баронесса.
— Именно так. Этот незнакомец имеет веселый вид, толстый нос, большой рот, великолепные зубы, он богато одет, но золотая цепочка его чересчур массивна, а бриллиантовый перстень на мизинце так и бросается в глаза.
— Да, да, это также коммерческое щегольство, по вашему выражению. Однако ваше описание примет, как ни подробно, не открывает мне, кто он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Дверь отворилась, и слуга появился опять.
— Огня, — сказала она.
Слуга вышел, но вскоре вернулся, держа в каждой руке по канделябру с пятью зажженными свечами из розового воска. Один канделябр он поставил на камин, другой на накрытый стол, потом взял два пледа со стула и завесил ими окна.
— Не прикажете ли подать обед? — почтительно спросил слуга. — Лилия просила доложить, что все готово, и она ждет только приказания подавать.
— Который час? — спросила баронесса.
— Шестой.
— Подайте через полчаса.
Слуга почтительно склонил голову и сделал движение к двери.
— Какова погода? — опять обратилась к нему баронесса.
— Вьюга сначала было стихла, но с час назад разыгралась с новою силой; ночь будет бурная.
— Какая скука! — заметила баронесса, подавив зевоту. — Идите, я позвоню, когда захочу есть.
Слуга поклонился и вышел. Баронесса опять задумалась.
Протекло с полчаса, молодая женщина томно подняла голову.
— Аппетита нет, — пробормотала она, — ураган задержал меня здесь, а мне должно бы уже быть далеко. Кто знает, какое непоправимое несчастье может причинить эта роковая задержка! Что делать?.. Пообедаем, — продолжала она спустя минуту, — все это займет около часа, и на столько будет выиграно время.
Она протянула руку к звонку, но в ту самую минуту послышался снаружи шум.
Она стала слушать, но ничего разобрать не могла, кроме смутного говора; ни одного явственного слова не долетало до ее слуха.
— Что там происходит? — пробормотала она. В дверь слегка постучали.
— Войдите! — сказала она.
В отворившейся двери опять показался ливрейныйлакей.
— Что вам надо? — спросила баронесса.
— Сейчас приехал путешественник.
— Путешественник? — вскричала изумленная молодая женщина. — В такую-то ужасную погоду!
— Точно так, и мокрый, окоченелый, просто жаль смотреть на него, до того он, кажется измучен.
— Верно, какой-нибудь бедняк, сбившийся с пути в эту страшную вьюгу.
— Прошу извинения, — возразил почтительно слуга, — путешественник вовсе не походит на бедного; он хорошо одет и приехал на добром муле. Судя по тому, что он говорил, один инстинкт животного спас его, примчав прямо сюда, когда он сам не знал, куда направиться.
— Странно. Кто этот незнакомец?
— Ничего еще не могу сказать о нем: он так закутан, что мы до сих пор не видали его лица.
— Какой вздор вы несете! Или, быть может, позволяете себе глупую шутку? — строго заметила баронесса. — По собственным вашим словам, вы разговаривали с путешественником, а теперь утверждаете, что не видели его в лицо.
— Это истинная правда, я никогда не позволил бы себе шутить в вашем присутствии.
— Так объяснитесь лучше, я ровно ничего не понимаю из вашей болтовни.
— Вот как было дело, баронесса. Когда незнакомец остановился у двери этого дома, он не мог сойти с мула, как мы приглашали его, окоченелые от стужи члены ему не повиновались. Тогда мы с Иоганном взяли его, каждый за ногу, и снесли в кухню. Он был прям и неподвижен, точно кол. Мы поместили его по возможности удобно возле очага, чтоб он у огня отошел, и теперь он понемногу оттаивает.
Слова эти, сказанные с невозмутимым хладнокровием, заставили баронессу улыбнуться.
— Хорошо, — ответила она, — окажите этому бедняге всякое попечение, а когда он совсем оттает, — прибавила она, закусив губу, — постарайтесь узнать, кто он. Если же он действительно человек простой, что возможно, то немедленно предупредите меня.
— Слушаю. Прикажете подавать кушанье?
— Нет, я немного подожду еще. Идите и в точностиисполните мое приказание.
Слуга вышел с почтительным поклоном.
Оставшись одна, баронесса протянула руку и, взяв со стола книгу, раскрыла ее, скорее для вида, чем для чтения. Мысли ее были далеко, — она думала о путешественнике, который не побоялся, несмотря на вьюгу и ураган, отправиться в горы один и вдали от всякой помощи отважно подвергался величайшей опасности, без сомнения, не послушав предостережений местных жителей внизу на равнине. Она говорила себе, что человек этот, подобно ей, должен иметь важные побудительные причины, чтобы действовать таким образом; конечно, любопытство баронессы, женщины в полном смысле слова, было пробуждено, и она задавала себе вопрос, что бы это был за человек и какие могли у него быть причины или дела, способные побудить его подвергаться ужасной и почти верной смерти.
Однако время шло; около часа протекло после прибытия незнакомца, а все она не получала о нем никакого сведения. Любопытство ее достигло крайней степени, нетерпение не знало пределов. Она невольно прислушивалась ко всякому неопределенному шуму в доме и пальцами стучала по столу в напряженном ожидании. Два-три раза она чуть было не встала сама осведомиться, что происходит, одно чувство приличия удерживало ее каждый раз, как она невольно порывалась встать.
Наконец отворилась дверь, и слуга вошел.
Баронессе понадобилась вся сила воли, чтоб подавить восклицание, готовое сорваться с ее губ.
— А! Это вы? — сказала она с притворным равнодушием, умерив блеск глаз. — Что нового? Оттаял ваш путешественник?
— Совершенно, баронесса, но и пора было: еще несколько минут, и все было бы кончено с ним. Теперь он говорит, пьет и движется как настоящий человек. Мы вылечили его на славу.
— Тем лучше, — улыбаясь, ответила она, — очень рада за него. Теперь вы, вероятно, видели его лицо?
— Разумеется, баронесса. Он снимал с себя верхнее платье по мере того, как отогревался и как ему возвращалась свобода движений. Тогда мы могли смотреть на его лицо сколько хотели. Это красивый и румяный мужчина с бакенами, подстриженными треугольником, обходительный и добрый малый, хотя в нем заметно некоторое коммерческое изящество.
— Что такое? Что вы называете коммерческим изяществом? — любопытно спросила баронесса, подняв голову.
— Прошу извинить мое странное выражение, я разумею под ним изящество не природное, но приобретаемое человеком в коммерции или даже в какой-либо промышленности, от постоянных деловых сношений с людьми благородными. Богатые торговцы, банкиры и тому подобные вообще имеют этого рода коммерческое изящество, которое с первого раза проведет, но слово или невольное движение тотчас выдаст простолюдина-выскочку.
— Словом, вы хотите сказать, что шила в мешке не утаишь? — с улыбкой сказала баронесса.
— Именно так. Этот незнакомец имеет веселый вид, толстый нос, большой рот, великолепные зубы, он богато одет, но золотая цепочка его чересчур массивна, а бриллиантовый перстень на мизинце так и бросается в глаза.
— Да, да, это также коммерческое щегольство, по вашему выражению. Однако ваше описание примет, как ни подробно, не открывает мне, кто он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141