— Сапристи! Как умно я сделал, что не послушал вас, командир, — говорил сержант на ходу, — я подозревал недоброе. Всегда надо быть настороже с этими разбойниками-пруссаками. Хуже бедуинов они, право! Нежданно, негаданно — трах! — убьют женщину, ребенка! Вот кто стрелял, командир! Вы слышали, как запело мое ружьецо? Это в него я палил, к несчастью поздно; недостаточно я остерегся его и, потом, стрелял-то наугад. Все равно попортил лапку маленько. Поглядите-ка, командир, на эту рожу, узнаете вы ее? А видели недавно. Ну, оборачивайся, молодец, чтоб тебя узнали.
Говоря так, неумолимый сержант дошел до командира, встряхнул без всякой пощады субъекта, которого тащил за собою, и быстро перевернул его на спину.
Несчастный испустил болезненный стон и закрыл глаза.
— Жейер! — вскричал Мишель с ужасом.
— Самолично, командир. Порядочный мошенник, честное слово! Что с ним делать?
— Прострели ему голову, это убийца, он заслужил смерть.
— Понял, командир, не занимайтесь им больше, лучше извольте оказать помощь бедной дамочке.
Мишель бросился к баронессе, укоряя себя в том, что так долго оставлял ее без пособия в ее опасном положении.
Сержант лукаво поглядел ему вслед и, когда убедился, что начальник не обращает на него более внимания, насмешливо, по своему обыкновению, пробормотал:
— Убийца-то он убийца, но прострелить ему голову — ни-ни! Не смешно вовсе и скоро кончено. Надо, чтоб он почувствовал приближение смерти; это утешит дамочку. Бедняжка, такая красивая, такая добрая, не гнусность ли подстрелить ее как куропатку!
Бормоча, таким образом, сержант исподтишка следил взором за движениями Мишеля; когда же он удостоверился, что тот поглощен уходом за раненой и не думает о нем вовсе, то удалился потихоньку, волоча за собою несчастного банкира и повторяя с насмешливым выражением любимую свою фразу:
— Мы посмеемся.
Он шел медленно, озираясь вокруг с пристальным вниманием и порой взглядывая наверх, как будто искал чего-то и найти не мог.
— Вот что мне надо! — вскричал он, наконец, с движением удовольствия, обратившись к банкиру, который опять жалобно застонал. — Потерпи, молодец, я позабочусь о тебе, — сказал он тоном таким грозным, что несчастный содрогнулся.
Он выпустил ногу раненого, у которого опять вырвался стон, и подошел к высокому дереву, черешне со стволом в пятнадцать футов высоты, совершенно гладкой и без ветвей.
Сержант осмотрел это дерево с очевидным удовольствием и снял с себя тонкую, но прочную веревку, которая обмотана была у него вокруг пояса.
— Что значит быть предусмотрительным! — проворчал он. — Вот моя веревочка и кстати пришлась.
Размотав веревку, он привязал камушек к одному концу и перебросил его через одну из вертикальных ветвей черешни; камушек упал по другую сторону, и сержант потянул веревку, а когда конец оказался в двух или трех футах от земли, он навязал на нем петлю с величайшим тщанием.
Вдруг в кустарнике произошел шум.
Паризьен поднял голову.
Сержант Петрус и человек восемь стрелков выбежали на прогалину.
— Та, та, та! Милости прошу, — сказал Паризьен шутливо.
— Благодарю! Что вы тут хлопочете?
— Как видите, товарищ, устраиваю виселицу, чтобы рассчитаться с этим господином, — ответил Паризьен, указывая на банкира, буквально лежащего врастяжку на земле.
— Вот фантазия! Что это за субъект?
— Всмотритесь-ка лучше. — Петрус ткнул его ногою.
— Банкир Жейер! — сказал он.
— Собственною особою к услугам вашим… для некоторого развлечения, — подтвердил Паризьен все более и более насмешливо. — Но как попали вы сюда, товарищ?
— Услышал два выстрела, друг любезный, а командир Мишель был здесь, разумеется, это испугало меня, и я бросился на поиски.
— Вы хорошо сделали, сержант, сперва стрелял вот этот человек, а потом я.
— Да, да, я узнал звук вашего ружья. И командир не ранен?
— К счастью, нет, но этот негодяй ранил и, пожалуй, убил прелестную даму, с которою командир беседовал в то время по-дружески.
— Что вы говорите?
— Правду.
— Как! Этот подлец стрелял в баронессу фон Штейнфельд?
— Как в кролика — да, товарищ, пройдите немного дальше, и вы найдете бедную женщину, лежащую в дупле мертвого дерева.
— Бегу сейчас, бедная женщина! — вскричал Петрус. — Надеюсь, вы не помилуете этого мошенника?
— Кажется, не похоже на это, — ответил Паризьен посмеиваясь.
Знаком, запретив волонтерам следовать за ним, Петрус помчался по направлению, указанному ему зуавом.
Тот спокойно принялся опять за свое дело с помощью уже волонтеров.
Прогалина, где остановился зуав, имела порядочный объем; до войны она была центром большой порубки леса, что доказывалось множеством помеченных для срубки деревьев и пней, торчащих из земли; срубленные деревья были очищены от ветвей и сложены в кучу, совсем готовые для перевоза. Нагрянула война, работы остановились, и, разумеется, бревна и ветви лежали тут в ожидании лучших дней.
По приказанию Паризьена вольные стрелки устроили из этого леса нечто вроде платформы у самого подножия дерева, предназначенного служить виселицей.
Исполнив это, Жейера поставили на платформу, прислонив спиной к дереву, на шею ему накинули петлю, два волонтера приподняли его, и Паризьен сунул ему под ноги толстую чурку, потом веревку прикрепили так, чтобы она не соскользнула.
— Вот и готово, — сказал Паризьен, потирая руки, — механика на славу, надеюсь.
Три вольных стрелка сошли с платформы, предоставив несчастного банкира его судьбе.
Вот каково было его положение: туловищем прислоненный к стволу дерева, он ногами опирался на чурку, и веревка с петлей, накинутой ему на шею, была натянута не настолько, чтобы сильно спирать дыхание, но при малейшем движении, которое он сделает, чурка неминуемо выкатится из-под его ног, он потеряет равновесие и будет повешен безвозвратно.
Паризьен великодушно предупредил его об этом.
— Ради Бога, убейте меня сейчас! — вскричал несчастный. — Не осуждайте меня на эту пытку.
— Души мы губить не хотим, — холодно возразил сержант, — вы большой грешник, пользуйтесь немногими минутами, которые вам остаются, молитесь и кайтесь пред Господом.
— Разве нескольких минут достаточно, чтоб вымолить прощение моих проступков? — вскричал осужденный в отчаянии.
— Это ваше дело и до меня не касается.
— Увы! Мои силы истощаются, пощадите во имя всего святого!
— Вы приговорены к казни, молитесь, если смеете.
— Сжальтесь, сжальтесь! — кричал повешенный, хрипя. — Убейте меня скорее!
— Нет.
— Я богат, на мне более миллиона золотом и банковыми билетами; возьмите все, я отдаю вам, только жизнь оставьте мне, жизнь, жизнь, самую жалкую жизнь, но только не эту ужасную смерть. Сжальтесь, я выбился из сил!
— Молитесь, ваше золото не спасет вас, нам оно не нужно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141