Мирные жители деревеньки, затерявшейся в глуши, выказывали величайшее изумление при виде прусского мундира.
Очевидно, они ничего подобного не ожидали.
Однако они оставались, спокойны, кротки и не выказывали ни малейшего испуга.
Немедленно приступили к строжайшему обыску домов, но это ни к чему не привело.
Не нашлось ни в одной из хижин ни ружья, ни сабли, ни даже пистолета.
Впрочем, это можно было предвидеть: анабаптисты люди мирные и войны гнушаются, на что им оружие?
Полковник, озабоченный, подергивал ус; не оружие он искал, зная очень хорошо, что не найдет, обыски имели для него иную цель — захватить мнимых убийц Поблеско, в особенности женщину, которая в предыдущую ночь явилась переодетая мужчиной. Однако напрасно обыскали дома сверху донизу, даже хлевы и конюшни: неизвестные путешественники исчезли, не оставив и следа.
Полковник приказал прочесать ближайшие окрестности, и эта мера оказалась безрезультатной.
Тогда он приказал собрать на площадь всех жителей, мужчин, женщин и детей.
Приказание это исполнили немедленно, и все население Конопляника в сто восемьдесят человек, включая детей, собралось в указанном месте.
Полковник ничего не мог понять; видно было, что все эти люди действительно крестьяне и что нет ни одного, который старался бы обмануть его; только он заметил, что все мужчины были стары. Между тем полковник нашел повод для притеснений, которые замышлял, и жадно за него ухватился.
— Где пленник? — спросил он.
— Тут, господин полковник, — ответил капитан Шимельман, движением руки приказывая старику выйти вперед.
Тот подошел к полковнику на расстояние двух шагов.
— Где мэр этой деревни? — грубо спросил полковник.
— Перед вами, — тихо ответил старик.
— Так ты мэр?
— Я, сударь.
— А! Прекрасно, — сказал он с нехорошей улыбкой. — Поручик Штейнберг!
— Что прикажете, господин полковник? — спросил молодой человек, подходя.
— Книгу.
— Вот она, господин полковник.
— Раскройте на слове «Конопляник» и читайте, а вы, — обратился он к старику, — слушайте, это касается вас.
Старик молча наклонил голову. Молодой офицер стал читать:
— «Конопляник, округ Нижнего Рейна, деревня в тридцать пять семейств на площадке Конопляник, число жителей сто восемьдесят семь, молодых людей, способных идти на службу, семнадцать, исповедуют учение перекрещенцев».
— Постойте, — остановил полковник и обратился к старику, — почему нет налицо молодых людей?
— Они в отсутствии.
— Где же?
— На службе, они должны были явиться в армию, когда объявили войну.
— Это неправда, ваша вера запрещает вам сражаться.
— Не все, входящие в состав армии, воины, я могу доказать вам это, — прибавил он, принимая из рук стоявшего возле него старика книгу, которую тот подавал ему.
— Любопытно бы узнать, что это за доказательство, французы так нуждаются в солдатах, что едва ли станут делать исключения в вашу пользу, особенно теперь.
— Когда исключение это было сделано, Франция боролась против всей Европы, в солдатах она нуждалась еще более, чем ныне.
— Подавай доказательство.
— Вот оно.
Открыв большую книгу, старик громким и твердым голосом прочел следующее:
— «Выписка из протокола постановлений комитета Общественного Спасения 18 августа 1793-го, II год Французской Республики.
Комитет Общественного Спасения постановляет разослать всем управлениям Республики следующий циркуляр:
Граждане! Французские анабаптисты прислали к нам депутатов от своих общин, представить, что вероисповедание их и правила воспрещают им браться за оружие, и потому они просят, чтоб в армии им давали другого рода обязанности.
Мы усмотрели в них сердца простые и думаем, что хорошее правительство должно пользоваться всеми добродетелями для общего блага. Потому мы и приглашаем вас обращаться с анабаптистами с кротостью, которая составляет их отличительную черту, не давать их в обиду и назначать им при армии такие обязанности, какие они пожелают, как-то: пионеров, или при обозе, или даже допускать, чтоб они отбывали военную повинность деньгами.
Подписали:
Кутон, Барер, Геро, Сен-Жюст, Тюрио, Робеспьер.
С подлинным верно:
Г. Кутон, Л. Карно, Геро, Барер, Сен-Жюст».
Старик закрыл книгу и молчал.
Чтение было выслушано в глубоком безмолвии.
— Я не полагал этих террористов такими филантропами, — сказал полковник посмеиваясь.
— Это были люди с душой, преданные благу человечества, — твердо ответил старик.
— Положим, но декрет их недолго оставался в силе, он, вероятно, уже уничтожен.
— Нисколько, сударь, все правления соблюдали его до теперешнего времени, даже Наполеон I пощадил нас в дни страшных бедствий.
— Очень хорошо, мы сентиментальностью не занимаемся, гуманность не по нашей части, эти глупые теории мы предоставляем французам; когда вы будете пруссаками, то покоритесь общему закону.
— Наша судьба в руках Божьих, но мы и теперь еще французы.
Полковник закусил губу и обратился к поручику.
— Продолжайте, — приказал он грубо. Молодой человек поклонился и продолжал читать:
— «Скот: быков 22, коров 35, баранов 227, лошадей, ослов и мулов 18, телег 12, кур, уток, гусей около 200. Фураж: соломы ржаной и овсяной около 3000 вязанок, хлеба 285 сетье, овса 431. Деньги жителям почти неизвестны; они редко имеют сношения с соседями; население тихое, честное, мирное, безвредное, мэра зовут Иоганом Шипером».
— Довольно, довольно! — с живостью перебил полковник. — Не к чему читать дальше.
Молодой офицер опять кивнул и закрыл книгу.
— Как видите, — продолжал полковник, — я имею верные сведения о вашем имуществе.
— Если бы вы потребовали от меня отчета о небольшом достоянии нашем, — возразил старик с достоинством, — я исполнил бы это со строгой точностью, мы не лжем.
— Дело возможное, теперь же вы мне выдадите половину всего, что упомянуто в списке. Даю вам полчаса, чтоб исполнить мое приказание, в случае неповиновения деревня будет сожжена.
— Позвольте почтительно заметить вам, что требование ваше заставит нас умирать с голоду, эти съестные припасы нам необходимы. Во имя человеколюбия умоляю вас довольствоваться третью или четвертью. Мы ведь беззащитные христиане. В чем можете вы упрекнуть жителей этой бедной деревни? Они не сделали никакого зла ни вам, ни кому-либо из ваших; во имя Бога, которому молитесь и вы, отмените ваше варварское приказание.
— Вы с ума сошли, честное слово! — посмеиваясь, возразил полковник. — Я могу отнять все у вас, а довольствуюсь половиною, и вы еще недовольны! Полноте! Я никогда не отменяю данного приказания; повинуйтесь, если не хотите видеть свои лачуги объятыми пламенем. Впрочем, мне еще надо свести счет лично с вами, батюшка мой, вместо того, чтобы заступаться за других, вы хорошо сделаете, если позаботитесь о себе, понимаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Очевидно, они ничего подобного не ожидали.
Однако они оставались, спокойны, кротки и не выказывали ни малейшего испуга.
Немедленно приступили к строжайшему обыску домов, но это ни к чему не привело.
Не нашлось ни в одной из хижин ни ружья, ни сабли, ни даже пистолета.
Впрочем, это можно было предвидеть: анабаптисты люди мирные и войны гнушаются, на что им оружие?
Полковник, озабоченный, подергивал ус; не оружие он искал, зная очень хорошо, что не найдет, обыски имели для него иную цель — захватить мнимых убийц Поблеско, в особенности женщину, которая в предыдущую ночь явилась переодетая мужчиной. Однако напрасно обыскали дома сверху донизу, даже хлевы и конюшни: неизвестные путешественники исчезли, не оставив и следа.
Полковник приказал прочесать ближайшие окрестности, и эта мера оказалась безрезультатной.
Тогда он приказал собрать на площадь всех жителей, мужчин, женщин и детей.
Приказание это исполнили немедленно, и все население Конопляника в сто восемьдесят человек, включая детей, собралось в указанном месте.
Полковник ничего не мог понять; видно было, что все эти люди действительно крестьяне и что нет ни одного, который старался бы обмануть его; только он заметил, что все мужчины были стары. Между тем полковник нашел повод для притеснений, которые замышлял, и жадно за него ухватился.
— Где пленник? — спросил он.
— Тут, господин полковник, — ответил капитан Шимельман, движением руки приказывая старику выйти вперед.
Тот подошел к полковнику на расстояние двух шагов.
— Где мэр этой деревни? — грубо спросил полковник.
— Перед вами, — тихо ответил старик.
— Так ты мэр?
— Я, сударь.
— А! Прекрасно, — сказал он с нехорошей улыбкой. — Поручик Штейнберг!
— Что прикажете, господин полковник? — спросил молодой человек, подходя.
— Книгу.
— Вот она, господин полковник.
— Раскройте на слове «Конопляник» и читайте, а вы, — обратился он к старику, — слушайте, это касается вас.
Старик молча наклонил голову. Молодой офицер стал читать:
— «Конопляник, округ Нижнего Рейна, деревня в тридцать пять семейств на площадке Конопляник, число жителей сто восемьдесят семь, молодых людей, способных идти на службу, семнадцать, исповедуют учение перекрещенцев».
— Постойте, — остановил полковник и обратился к старику, — почему нет налицо молодых людей?
— Они в отсутствии.
— Где же?
— На службе, они должны были явиться в армию, когда объявили войну.
— Это неправда, ваша вера запрещает вам сражаться.
— Не все, входящие в состав армии, воины, я могу доказать вам это, — прибавил он, принимая из рук стоявшего возле него старика книгу, которую тот подавал ему.
— Любопытно бы узнать, что это за доказательство, французы так нуждаются в солдатах, что едва ли станут делать исключения в вашу пользу, особенно теперь.
— Когда исключение это было сделано, Франция боролась против всей Европы, в солдатах она нуждалась еще более, чем ныне.
— Подавай доказательство.
— Вот оно.
Открыв большую книгу, старик громким и твердым голосом прочел следующее:
— «Выписка из протокола постановлений комитета Общественного Спасения 18 августа 1793-го, II год Французской Республики.
Комитет Общественного Спасения постановляет разослать всем управлениям Республики следующий циркуляр:
Граждане! Французские анабаптисты прислали к нам депутатов от своих общин, представить, что вероисповедание их и правила воспрещают им браться за оружие, и потому они просят, чтоб в армии им давали другого рода обязанности.
Мы усмотрели в них сердца простые и думаем, что хорошее правительство должно пользоваться всеми добродетелями для общего блага. Потому мы и приглашаем вас обращаться с анабаптистами с кротостью, которая составляет их отличительную черту, не давать их в обиду и назначать им при армии такие обязанности, какие они пожелают, как-то: пионеров, или при обозе, или даже допускать, чтоб они отбывали военную повинность деньгами.
Подписали:
Кутон, Барер, Геро, Сен-Жюст, Тюрио, Робеспьер.
С подлинным верно:
Г. Кутон, Л. Карно, Геро, Барер, Сен-Жюст».
Старик закрыл книгу и молчал.
Чтение было выслушано в глубоком безмолвии.
— Я не полагал этих террористов такими филантропами, — сказал полковник посмеиваясь.
— Это были люди с душой, преданные благу человечества, — твердо ответил старик.
— Положим, но декрет их недолго оставался в силе, он, вероятно, уже уничтожен.
— Нисколько, сударь, все правления соблюдали его до теперешнего времени, даже Наполеон I пощадил нас в дни страшных бедствий.
— Очень хорошо, мы сентиментальностью не занимаемся, гуманность не по нашей части, эти глупые теории мы предоставляем французам; когда вы будете пруссаками, то покоритесь общему закону.
— Наша судьба в руках Божьих, но мы и теперь еще французы.
Полковник закусил губу и обратился к поручику.
— Продолжайте, — приказал он грубо. Молодой человек поклонился и продолжал читать:
— «Скот: быков 22, коров 35, баранов 227, лошадей, ослов и мулов 18, телег 12, кур, уток, гусей около 200. Фураж: соломы ржаной и овсяной около 3000 вязанок, хлеба 285 сетье, овса 431. Деньги жителям почти неизвестны; они редко имеют сношения с соседями; население тихое, честное, мирное, безвредное, мэра зовут Иоганом Шипером».
— Довольно, довольно! — с живостью перебил полковник. — Не к чему читать дальше.
Молодой офицер опять кивнул и закрыл книгу.
— Как видите, — продолжал полковник, — я имею верные сведения о вашем имуществе.
— Если бы вы потребовали от меня отчета о небольшом достоянии нашем, — возразил старик с достоинством, — я исполнил бы это со строгой точностью, мы не лжем.
— Дело возможное, теперь же вы мне выдадите половину всего, что упомянуто в списке. Даю вам полчаса, чтоб исполнить мое приказание, в случае неповиновения деревня будет сожжена.
— Позвольте почтительно заметить вам, что требование ваше заставит нас умирать с голоду, эти съестные припасы нам необходимы. Во имя человеколюбия умоляю вас довольствоваться третью или четвертью. Мы ведь беззащитные христиане. В чем можете вы упрекнуть жителей этой бедной деревни? Они не сделали никакого зла ни вам, ни кому-либо из ваших; во имя Бога, которому молитесь и вы, отмените ваше варварское приказание.
— Вы с ума сошли, честное слово! — посмеиваясь, возразил полковник. — Я могу отнять все у вас, а довольствуюсь половиною, и вы еще недовольны! Полноте! Я никогда не отменяю данного приказания; повинуйтесь, если не хотите видеть свои лачуги объятыми пламенем. Впрочем, мне еще надо свести счет лично с вами, батюшка мой, вместо того, чтобы заступаться за других, вы хорошо сделаете, если позаботитесь о себе, понимаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141