Петрус и Люсьен вызвались распоряжаться этим печальным поездом, которому служили конвоем человек десять, также получивших одни легкие раны.
Оставалось решить еще два вопроса: во-первых, что делать с транспортом; во-вторых, найти средства для перевозки его. Кочевая жизнь, исполненная лишений, на которую они были осуждены, вынуждала немцев прозябать день за днем, добывая провиант в деревнях и местечках, попадавшихся им на пути, когда крестьяне, что, впрочем, редко случалось в Эльзасе и Лотарингии, отказывались по какой-либо причине снабжать их необходимым.
При транспорте, по счастливой случайности, оказалось полтораста вьючных мулов, отчасти они предназначались для войска, стоявшего под Мецом, чтоб перевозить раненых, но преимущественно для подмоги при переправе транспорта на трудных горных дорогах, эти полтораста мулов очень замедлили ход транспорта, причиняли значительные задержки и дали, таким образом, вольным стрелкам время устроить свою грозную засаду.
На мулов навьючили боеприпасов, сколько оказалось возможно, вольные стрелки набили ими свои мешки, сумки и патронницы, и упряжные лошади также были навьючены, потом разделили между собою золото и ценные вещи, остальное же все безжалостно уничтожили, заклепанные орудия с разбитыми цапфами сброшены были в пропасть, порох и патроны потоплены, лафеты, телеги и фургоны разбиты и сожжены, и, исполнив все это, привели пленных.
Их было двести двадцать семь, и в этом числе много улан, которых крестьяне страшно ненавидели за их зверскую жестокость и беспримерное хищничество. Начальникам вольных стрелков пришлось прибегнуть ко всей строгости, и только благодаря влиянию, которое они имели на своих подчиненных, им удалось спасти несчастных пленных улан от немедленной расправы — волонтеры хотели расстрелять их на месте по праву возмездия за низкие убийства вольных стрелков, совершенные пруссаками.
Просьбами, угрозами и убеждениями наконец успокоили вольных стрелков, и пленники были спасены. Отто фон Валькфельд взялся отвести их в безопасное место, то есть сдать на руки французским властям.
Однако оставалось еще человек двенадцать презренных бродяг, не имеющих родины, преимущественно происхождения еврейского, которые в большом количестве следовали за немецкой армией, как вороны летят вслед за волками, чтоб поживиться мясом и кровью их жертв, эти хищники обирали безжалостно самые бедные хижины, подстрекали солдат к грабежу, скупали у них награбленное и обладали удивительным искусством отправлять все эти ворованные богатства в Германию.
Пожалеть подобных злодеев было бы не ошибкой только, но настоящим преступлением. Несмотря на их мольбы и униженные жалобы с потоками крокодиловых слез, их без дальних околичностей не расстреляли — они оказали себя недостойными этой благородной смерти солдата, — но повесили гроздями к толстым сукам высоких сосен и трупы их бросили на съедение хищным птицам.
Занимался день, когда все было кончено, вольные стрелки торопились уйти с поля сражения, куда с минуты на минуту, по свойственной им замашке, пруссаки, предупрежденные или одним из многочисленных своих шпионов, или беглецом, спасшимся чудесным образом от побоища, могли явиться с большими силами, мстить за захват транспорта и смерть своих. Итак, поблагодарив за помощь своих союзников, альтенгеймские вольные стрелки простились с ними, уверяя их, что когда бы ни представился случай нанести урон неприятелю, они, в свою очередь, могут рассчитывать на их содействие.
Потом, гоня перед собою навьюченных мулов, выпавших им на долю, альтенгеймцы прошли деревню и по извилистой горной тропинке ускоренным шагом вернулись к стану, где оставили главные свои силы.
Мишель, как только удостоверился, что они окончательно двинулись в путь, подошел к Отто фон Валькфельду, который также занят был последними приготовлениями к выступлению.
— Любезный капитан, — сказал Мишель, подавая ему руку, — я бы желал переговорить с вами. Можете вы уделить мне минуту?
— К вашим услугам, — ответил Отто, пожав протянутую ему руку, — но, если позволите, я сперва отправлю свой отряд; здесь, как вам известно, каждую минуту ему грозит опасность. Отпустив моих людей, я буду в вашем полном распоряжении, согласны?
— Разумеется, и я стану в лесу с моею командой. Когда вы освободитесь, дайте себе труд прийти ко мне, вот туда, в ближайшую часть леса.
— В десять минут я буду там. Они разошлись на время.
Мишель Гартман собрал свистом свою команду и направился с нею к лесу, где они вскоре и скрылись.
Чтоб сохранить свободу действий и движения, необходимую для партизанской войны, которую он собирался вести, Мишель не взял ни одного из мулов, отбитых у неприятеля, он ограничился тем, что велел своим людям наполнить сумки и патронташи, в уверенности, что всегда достанет, когда понадобится, необходимые съестные и боевые припасы.
Когда углубились в лес метров на сто, Мишель скомандовал «Стой!», поставил двух часовых, чтоб не быть застигнутым врасплох, остальным волонтерам посоветовал воспользоваться этими несколькими минутами для отдыха, так как они тотчас опять должны отправляться далее.
Сказав это, он сел немного в стороне, закурил сигару и стал ждать прибытия Отто фон Валькфельда.
Тот же немедленно по уходе Мишеля отдал приказания другу своему и alter ego Конраду, которому сдал на время командование и назначил место, где остановиться ждать его, соблюдая все меры осторожности, чтобы не допустить ни одного пленного бежать дорогой, а, тем не менее, обходиться с ними человеколюбиво и в особенности не позволять солдатам расправиться с ними по-своему.
Пожав руку Отто, Конрад уверил его, что все будет соблюдено буквально, потом стал во главе отряда и дал сигнал двинуться в путь.
Минут через пять партизанский отряд скрылся за бесконечными изгибами дороги.
Тогда Отто фон Валькфельд пошел в лес отыскивать Мишеля.
Поле битвы осталось мертво и пусто в занимавшемся над ним мрачном и пасмурном свете, только стаи воронов с карканьем слетались со всех краев небосклона, чтобы насытиться трупами.
Когда Мишель увидел Отто, он встал и подошел к нему с улыбкой.
— Милости просим, — сказал он, — я не думал увидеть вас так скоро.
— Я знал, что вы с нетерпением ожидаете разговора со мною, и потому поторопился.
— Благодарю.
— Не могу ли я быть вам полезен? Я счел бы это за счастье.
— Пожалуй, и можете.
— Располагайте мною.
— Вы не шутите?
— Честью клянусь.
— Ну, так я скажу вам с полной откровенностью, что хочу просить вас о большой услуге. Как видите, я приступаю к делу прямо, без всяких окольных путей.
— Этот образ действия мне по душе, повторяю, располагайте мною.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Оставалось решить еще два вопроса: во-первых, что делать с транспортом; во-вторых, найти средства для перевозки его. Кочевая жизнь, исполненная лишений, на которую они были осуждены, вынуждала немцев прозябать день за днем, добывая провиант в деревнях и местечках, попадавшихся им на пути, когда крестьяне, что, впрочем, редко случалось в Эльзасе и Лотарингии, отказывались по какой-либо причине снабжать их необходимым.
При транспорте, по счастливой случайности, оказалось полтораста вьючных мулов, отчасти они предназначались для войска, стоявшего под Мецом, чтоб перевозить раненых, но преимущественно для подмоги при переправе транспорта на трудных горных дорогах, эти полтораста мулов очень замедлили ход транспорта, причиняли значительные задержки и дали, таким образом, вольным стрелкам время устроить свою грозную засаду.
На мулов навьючили боеприпасов, сколько оказалось возможно, вольные стрелки набили ими свои мешки, сумки и патронницы, и упряжные лошади также были навьючены, потом разделили между собою золото и ценные вещи, остальное же все безжалостно уничтожили, заклепанные орудия с разбитыми цапфами сброшены были в пропасть, порох и патроны потоплены, лафеты, телеги и фургоны разбиты и сожжены, и, исполнив все это, привели пленных.
Их было двести двадцать семь, и в этом числе много улан, которых крестьяне страшно ненавидели за их зверскую жестокость и беспримерное хищничество. Начальникам вольных стрелков пришлось прибегнуть ко всей строгости, и только благодаря влиянию, которое они имели на своих подчиненных, им удалось спасти несчастных пленных улан от немедленной расправы — волонтеры хотели расстрелять их на месте по праву возмездия за низкие убийства вольных стрелков, совершенные пруссаками.
Просьбами, угрозами и убеждениями наконец успокоили вольных стрелков, и пленники были спасены. Отто фон Валькфельд взялся отвести их в безопасное место, то есть сдать на руки французским властям.
Однако оставалось еще человек двенадцать презренных бродяг, не имеющих родины, преимущественно происхождения еврейского, которые в большом количестве следовали за немецкой армией, как вороны летят вслед за волками, чтоб поживиться мясом и кровью их жертв, эти хищники обирали безжалостно самые бедные хижины, подстрекали солдат к грабежу, скупали у них награбленное и обладали удивительным искусством отправлять все эти ворованные богатства в Германию.
Пожалеть подобных злодеев было бы не ошибкой только, но настоящим преступлением. Несмотря на их мольбы и униженные жалобы с потоками крокодиловых слез, их без дальних околичностей не расстреляли — они оказали себя недостойными этой благородной смерти солдата, — но повесили гроздями к толстым сукам высоких сосен и трупы их бросили на съедение хищным птицам.
Занимался день, когда все было кончено, вольные стрелки торопились уйти с поля сражения, куда с минуты на минуту, по свойственной им замашке, пруссаки, предупрежденные или одним из многочисленных своих шпионов, или беглецом, спасшимся чудесным образом от побоища, могли явиться с большими силами, мстить за захват транспорта и смерть своих. Итак, поблагодарив за помощь своих союзников, альтенгеймские вольные стрелки простились с ними, уверяя их, что когда бы ни представился случай нанести урон неприятелю, они, в свою очередь, могут рассчитывать на их содействие.
Потом, гоня перед собою навьюченных мулов, выпавших им на долю, альтенгеймцы прошли деревню и по извилистой горной тропинке ускоренным шагом вернулись к стану, где оставили главные свои силы.
Мишель, как только удостоверился, что они окончательно двинулись в путь, подошел к Отто фон Валькфельду, который также занят был последними приготовлениями к выступлению.
— Любезный капитан, — сказал Мишель, подавая ему руку, — я бы желал переговорить с вами. Можете вы уделить мне минуту?
— К вашим услугам, — ответил Отто, пожав протянутую ему руку, — но, если позволите, я сперва отправлю свой отряд; здесь, как вам известно, каждую минуту ему грозит опасность. Отпустив моих людей, я буду в вашем полном распоряжении, согласны?
— Разумеется, и я стану в лесу с моею командой. Когда вы освободитесь, дайте себе труд прийти ко мне, вот туда, в ближайшую часть леса.
— В десять минут я буду там. Они разошлись на время.
Мишель Гартман собрал свистом свою команду и направился с нею к лесу, где они вскоре и скрылись.
Чтоб сохранить свободу действий и движения, необходимую для партизанской войны, которую он собирался вести, Мишель не взял ни одного из мулов, отбитых у неприятеля, он ограничился тем, что велел своим людям наполнить сумки и патронташи, в уверенности, что всегда достанет, когда понадобится, необходимые съестные и боевые припасы.
Когда углубились в лес метров на сто, Мишель скомандовал «Стой!», поставил двух часовых, чтоб не быть застигнутым врасплох, остальным волонтерам посоветовал воспользоваться этими несколькими минутами для отдыха, так как они тотчас опять должны отправляться далее.
Сказав это, он сел немного в стороне, закурил сигару и стал ждать прибытия Отто фон Валькфельда.
Тот же немедленно по уходе Мишеля отдал приказания другу своему и alter ego Конраду, которому сдал на время командование и назначил место, где остановиться ждать его, соблюдая все меры осторожности, чтобы не допустить ни одного пленного бежать дорогой, а, тем не менее, обходиться с ними человеколюбиво и в особенности не позволять солдатам расправиться с ними по-своему.
Пожав руку Отто, Конрад уверил его, что все будет соблюдено буквально, потом стал во главе отряда и дал сигнал двинуться в путь.
Минут через пять партизанский отряд скрылся за бесконечными изгибами дороги.
Тогда Отто фон Валькфельд пошел в лес отыскивать Мишеля.
Поле битвы осталось мертво и пусто в занимавшемся над ним мрачном и пасмурном свете, только стаи воронов с карканьем слетались со всех краев небосклона, чтобы насытиться трупами.
Когда Мишель увидел Отто, он встал и подошел к нему с улыбкой.
— Милости просим, — сказал он, — я не думал увидеть вас так скоро.
— Я знал, что вы с нетерпением ожидаете разговора со мною, и потому поторопился.
— Благодарю.
— Не могу ли я быть вам полезен? Я счел бы это за счастье.
— Пожалуй, и можете.
— Располагайте мною.
— Вы не шутите?
— Честью клянусь.
— Ну, так я скажу вам с полной откровенностью, что хочу просить вас о большой услуге. Как видите, я приступаю к делу прямо, без всяких окольных путей.
— Этот образ действия мне по душе, повторяю, располагайте мною.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141