— Пожалуйста, папа.
Много позже, когда мальчика уложили в постель (Данло поиграл ему на флейте, и он уснул), Данло сказал Тамаре:
— Ты должна знать: обморожение у него очень сильное. Без лекарств даже самый лучший криолог вряд ли сможет восстановить поврежденные ткани.
— Что ты такое говоришь?
Данло осторожно опустил ей на плечо свою тяжеленную новую руку.
— Пальцы, возможно, не удастся спасти. Они…
— Не хочу этого слышать, — почти выкрикнула Тамара, отшатнувшись от него. — Не надо было мне оставлять его с Пилар. Не надо было.
— Куда же еще ты могла его деть?
— Не знаю. И дальше что делать, не знаю. О, Данло, Данло, что нам делать?
И она расплакалась, гладя его по лицу. Они соприкоснулись лбами, и скоро Данло перестал различать, где его слезы, а где ее.
— Ты сделала все, что от тебя зависело, — прошептал он, — и я должен сделать то же самое.
— Только не говори, что уйдешь сейчас.
— Прости меня.
— Нет. Не время теперь. Мороз слишком сильный, и Джонатану ты нужен, как никогда.
— Силы ему понадобятся еще больше. Без еды он просто не вынесет того, что ему предстоит.
— Но у меня есть еда, — сказала вдруг Тамара и достала из шкафа проволочную корзину, прикрытую белой тканью. — Вот, смотри.
Данло осторожно откинул салфетку и увидел три золотистые буханки хлеба. Половины одной недоставало — наверно, Тамара и Джонатан съели хлеб раньше.
Но две другие остались в целости и пахли так, точно их только что испекли.
— Мне их дала одна из бывших сестер в Консерватории, — сказала Тамара. — У них еще осталось кое-что — должно быть, последнее.
— Наверно, она очень любит тебя, раз дала тебе хлеб. Но ведь его надолго не хватит.
— Я знаю, — призналась Тамара. — Я знаю.
— Джонатану нужно очень хорошо питаться, чтобы восстановить силы — одного хлеба недостаточно. Решено: завтра иду на охоту.
— Так скоро?
— Боюсь, что я и так ждал слишком долго. Если бы я не потратил попусту эти последние дни, Пилар, может быть, не пришлось бы идти с ним за едой.
— Нет, не вини себя. Откуда ты мог знать, что это случится?
Да… откуда ему было знать?
Но ведь он знал, знал, что больше ждать нельзя. Возможно, он предчувствовал, что готовит ему будущее, и уж определенно чувствовал, как истощен Джонатан, знал, что его надо спасать незамедлительно. Голос, живущий не в голове и не в животе, а еще глубже, возможно, на уровне атомов крови, шептал ему: Ступай на охоту. Почему же он не послушался? Почему не повиновался немедленно этому настойчивому шепоту? Когда-то он мечтал стать асарией, настоящим человеком, имеющим мужество и сострадание сказать “да” всему сущему. При этом он всегда знал, что должен видеть реальность такой, какова она есть, прежде чем выразить свое согласие с ней. А для того, чтобы взглянуть на мир новыми, лучистыми глазами, надо сперва проснуться и научиться видеть. Так почему же он отворачивался от страданий Джонатана? Почему сразу не взял гарпун и не побежал добывать тюленя?
Потому что убивать нехорошо, ответил себе Данло. И пока он глядел в молящие глаза Тамары, тот глубокий голос, похожий на зов снежной совы или на шепот ветра, сказал ему: Потому что мне страшно.
— Найди лекарства для Джонатана, — сказал Данло. — Продай жемчужину, если понадобится.
— Хорошо, — кивнула она.
— Теперь я должен проститься с тобой. Скажи Джонатану, что я скоро вернусь.
— Скоро? Как скоро?
— Дня через два-три, может быть, через пять — не знаю.
Тамара взяла из корзинки целую буханку хлеба и протянула ему.
— Вот, возьми.
— Нет. Я не могу.
— Тебе понадобится вся твоя сила, чтобы добыть тюленя, еще пять дней без еды ты не протянешь.
— Вы с Джонатаном тоже.
— Может быть, на фабриках созреет урожай. Или корабли придут. Или…
— Или у вас до моего возвращения не будет ничего, кроме этого хлеба.
— Но ты без хлеба можешь вовсе не вернуться. Ослабеешь и провалишься в трещину или не сможешь переждать вьюгу…
— Ничего со мной не случится.
— А вдруг случится? Тогда и нам не жить. Ты сам говорил, что охотник должен есть досыта ради того, чтобы выжило племя.
— Да, иногда кто-то должен умереть, чтобы племя продолжало жить. Но вы с Джонатаном — все мое племя. Мне нет смысла охотиться на тюленя, если вы умрете.
— Я понимаю, — сказала Тамара и отломила от буханки горбушку. — Возьми хоть это — надо же тебе съесть хоть что-то перед уходом.
— Хорошо, если ты так хочешь. — Данло положил хлеб в карман камелайки. — Спасибо.
Обняв ее на прощание, он надел маску и шубу. На улице так захолодало, что нельзя было стоять на месте. Всю дорогу до снежной хижины у него текла слюна и урчало в животе при мысли о хлебе. Он съест его завтра утром, а потом, подкрепленный этим скудным завтраком и любовью Тамары, отправится на море убивать тюленя.
Глава 18
ОХОТА
Давным-давно,
Когда люди и животные жили на земле вместе,
Всякий человек мог стать животным, если хотел,
А животное — человеком.
Все бывали то людьми, то
Животными,
И не было между ними никакой разницы,
И говорили они на одном языке.
Все слова в то время были волшебные,
И человеческий ум имел таинственную силу.
Слово, сказанное случайно,
Влекло за собой странные последствия.
Оно вдруг оживало,
И то, чего человек желал, могло случиться,
Стоило только произнести его.
Никто не может этого объяснить,
Но так все и было.
Из сказаний Налунгиака
На краю города, где море накатывает на скалистый берег, находится Гавань, представляющая собой кучку каменных бараков, деревянных причалов и клариевых ангаров. В хорошие времена — то есть почти во все времена от основания Невернеса, кроме Темного Года, — здесь всегда кипела суета.
Люди приходили туда брать напрокат ветрорезы, катамараны, буеры и прочие средства передвижения. Несколько поколений назад, при Гошеване Летнемирском, вошла в моду езда на собачьих упряжках, после чего в Гавани завелись псарни и ангары для нарт. Бесшабашные любители прокатиться по морозу находились даже глубокой зимой. Одни предпочитали буер под ярким парусом, другие — гавкающую, мохнатую тягловую силу. Каждое утро на протяжении веков в Гавани собирались толпы народу.
Война все изменила. При свете раннего утра Данло увидел, что многие ангары оплавились и почернели от взрывов — возможно, после налета кольценосцев Бенджамина Гура. Все ветрорезы и многие буеры присвоили себе червячники, чтобы браконьерствовать на севере острова. Оставшиеся лодки примерзли ко льду, и их замело снегом. Нарты стояли в одном из бараков в полной сохранности, аккуратными рядами — дерево отполировано, полозья смазаны, упряжь в отличном состоянии. Но от собак не осталось и следа — видимо, их давно уже растащили по подпольным ресторанам.
Данло это не удивило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
Много позже, когда мальчика уложили в постель (Данло поиграл ему на флейте, и он уснул), Данло сказал Тамаре:
— Ты должна знать: обморожение у него очень сильное. Без лекарств даже самый лучший криолог вряд ли сможет восстановить поврежденные ткани.
— Что ты такое говоришь?
Данло осторожно опустил ей на плечо свою тяжеленную новую руку.
— Пальцы, возможно, не удастся спасти. Они…
— Не хочу этого слышать, — почти выкрикнула Тамара, отшатнувшись от него. — Не надо было мне оставлять его с Пилар. Не надо было.
— Куда же еще ты могла его деть?
— Не знаю. И дальше что делать, не знаю. О, Данло, Данло, что нам делать?
И она расплакалась, гладя его по лицу. Они соприкоснулись лбами, и скоро Данло перестал различать, где его слезы, а где ее.
— Ты сделала все, что от тебя зависело, — прошептал он, — и я должен сделать то же самое.
— Только не говори, что уйдешь сейчас.
— Прости меня.
— Нет. Не время теперь. Мороз слишком сильный, и Джонатану ты нужен, как никогда.
— Силы ему понадобятся еще больше. Без еды он просто не вынесет того, что ему предстоит.
— Но у меня есть еда, — сказала вдруг Тамара и достала из шкафа проволочную корзину, прикрытую белой тканью. — Вот, смотри.
Данло осторожно откинул салфетку и увидел три золотистые буханки хлеба. Половины одной недоставало — наверно, Тамара и Джонатан съели хлеб раньше.
Но две другие остались в целости и пахли так, точно их только что испекли.
— Мне их дала одна из бывших сестер в Консерватории, — сказала Тамара. — У них еще осталось кое-что — должно быть, последнее.
— Наверно, она очень любит тебя, раз дала тебе хлеб. Но ведь его надолго не хватит.
— Я знаю, — призналась Тамара. — Я знаю.
— Джонатану нужно очень хорошо питаться, чтобы восстановить силы — одного хлеба недостаточно. Решено: завтра иду на охоту.
— Так скоро?
— Боюсь, что я и так ждал слишком долго. Если бы я не потратил попусту эти последние дни, Пилар, может быть, не пришлось бы идти с ним за едой.
— Нет, не вини себя. Откуда ты мог знать, что это случится?
Да… откуда ему было знать?
Но ведь он знал, знал, что больше ждать нельзя. Возможно, он предчувствовал, что готовит ему будущее, и уж определенно чувствовал, как истощен Джонатан, знал, что его надо спасать незамедлительно. Голос, живущий не в голове и не в животе, а еще глубже, возможно, на уровне атомов крови, шептал ему: Ступай на охоту. Почему же он не послушался? Почему не повиновался немедленно этому настойчивому шепоту? Когда-то он мечтал стать асарией, настоящим человеком, имеющим мужество и сострадание сказать “да” всему сущему. При этом он всегда знал, что должен видеть реальность такой, какова она есть, прежде чем выразить свое согласие с ней. А для того, чтобы взглянуть на мир новыми, лучистыми глазами, надо сперва проснуться и научиться видеть. Так почему же он отворачивался от страданий Джонатана? Почему сразу не взял гарпун и не побежал добывать тюленя?
Потому что убивать нехорошо, ответил себе Данло. И пока он глядел в молящие глаза Тамары, тот глубокий голос, похожий на зов снежной совы или на шепот ветра, сказал ему: Потому что мне страшно.
— Найди лекарства для Джонатана, — сказал Данло. — Продай жемчужину, если понадобится.
— Хорошо, — кивнула она.
— Теперь я должен проститься с тобой. Скажи Джонатану, что я скоро вернусь.
— Скоро? Как скоро?
— Дня через два-три, может быть, через пять — не знаю.
Тамара взяла из корзинки целую буханку хлеба и протянула ему.
— Вот, возьми.
— Нет. Я не могу.
— Тебе понадобится вся твоя сила, чтобы добыть тюленя, еще пять дней без еды ты не протянешь.
— Вы с Джонатаном тоже.
— Может быть, на фабриках созреет урожай. Или корабли придут. Или…
— Или у вас до моего возвращения не будет ничего, кроме этого хлеба.
— Но ты без хлеба можешь вовсе не вернуться. Ослабеешь и провалишься в трещину или не сможешь переждать вьюгу…
— Ничего со мной не случится.
— А вдруг случится? Тогда и нам не жить. Ты сам говорил, что охотник должен есть досыта ради того, чтобы выжило племя.
— Да, иногда кто-то должен умереть, чтобы племя продолжало жить. Но вы с Джонатаном — все мое племя. Мне нет смысла охотиться на тюленя, если вы умрете.
— Я понимаю, — сказала Тамара и отломила от буханки горбушку. — Возьми хоть это — надо же тебе съесть хоть что-то перед уходом.
— Хорошо, если ты так хочешь. — Данло положил хлеб в карман камелайки. — Спасибо.
Обняв ее на прощание, он надел маску и шубу. На улице так захолодало, что нельзя было стоять на месте. Всю дорогу до снежной хижины у него текла слюна и урчало в животе при мысли о хлебе. Он съест его завтра утром, а потом, подкрепленный этим скудным завтраком и любовью Тамары, отправится на море убивать тюленя.
Глава 18
ОХОТА
Давным-давно,
Когда люди и животные жили на земле вместе,
Всякий человек мог стать животным, если хотел,
А животное — человеком.
Все бывали то людьми, то
Животными,
И не было между ними никакой разницы,
И говорили они на одном языке.
Все слова в то время были волшебные,
И человеческий ум имел таинственную силу.
Слово, сказанное случайно,
Влекло за собой странные последствия.
Оно вдруг оживало,
И то, чего человек желал, могло случиться,
Стоило только произнести его.
Никто не может этого объяснить,
Но так все и было.
Из сказаний Налунгиака
На краю города, где море накатывает на скалистый берег, находится Гавань, представляющая собой кучку каменных бараков, деревянных причалов и клариевых ангаров. В хорошие времена — то есть почти во все времена от основания Невернеса, кроме Темного Года, — здесь всегда кипела суета.
Люди приходили туда брать напрокат ветрорезы, катамараны, буеры и прочие средства передвижения. Несколько поколений назад, при Гошеване Летнемирском, вошла в моду езда на собачьих упряжках, после чего в Гавани завелись псарни и ангары для нарт. Бесшабашные любители прокатиться по морозу находились даже глубокой зимой. Одни предпочитали буер под ярким парусом, другие — гавкающую, мохнатую тягловую силу. Каждое утро на протяжении веков в Гавани собирались толпы народу.
Война все изменила. При свете раннего утра Данло увидел, что многие ангары оплавились и почернели от взрывов — возможно, после налета кольценосцев Бенджамина Гура. Все ветрорезы и многие буеры присвоили себе червячники, чтобы браконьерствовать на севере острова. Оставшиеся лодки примерзли ко льду, и их замело снегом. Нарты стояли в одном из бараков в полной сохранности, аккуратными рядами — дерево отполировано, полозья смазаны, упряжь в отличном состоянии. Но от собак не осталось и следа — видимо, их давно уже растащили по подпольным ресторанам.
Данло это не удивило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190