На желтой эстраде в центре Круга музыкантов, однако, не было. Здесь обычно выступали оркестры или гастролирующие куртизанки со своими экзотическими танцами, но по традиции взойти на сцену и обратиться к согражданам мог всякий, кто пожелает, В прежние времена Хранитель Времени объявил отсюда войну ордену воинов-поэтов, а Нармада читал свои “Сонеты к Солнцу”. Здесь аутисты делились с городской элитой своими реальными грезами, а хибакуся, обнажая изъеденные радиацией лица, призывали покончить с войнами навсегда. Многие мнимые пророки пользовались этой сценой, чтобы огласить свои рецепты насчет того, как сделать вселенную более справедливой, и много безумцев топотало по ее звучному настилу, взывая к Богу. Данло сам не раз слушал их, стоя среди возмущенной толпы. Когда он сам взошел на эстраду по пяти деревянным ступеням, его не удивило, что почти никто не смотрит в его сторону.
Я Мэллори Рингесс. Я Мэллори Рингесс. Я…
Он медленно снял очки и стянул через голову маску. Холодный ветер взъерошил его черную бороду и ожег лицо, кряжистое лицо алалойского охотника, изваянное Констанцио дважды: один раз для Данло, другой — для его отца. Данло смотрел ярко-голубыми глазами на снующих внизу людей. Некоторые оборачивались к нему, как будто силились вспомнить, кто этот странный, но смутно знакомый человек. Данло откинул капюшон шубы, подставив солнцу массивную голову с длинными черными волосами. Одна из зрительниц, астриерская матрона плотного сложения, изумленно ойкнула, сложив губы буквой “О”. Двое мужчин оглянулись посмотреть, что привлекло ее внимание. Увидев Данло, гордо стоящего над ними, они отпрянули назад и заслонили руками глаза, точно не веря собственному зрению.
— Погляди! — крикнул один. — Погляди на него!
— Нет, — ответил другой, — быть того не может.
— Да он это. Точно он.
К ним присоединился эталон, и эсхатолог в голубой шубе, и четверо божков в золотых одеждах. Данло все это время стоял молча и ждал. Ветер свистал в его ушах — дикий западный ветер, несущий дыхание его умершего сына и его пропавшего отца. Данло набрал в грудь воздуха, выдохнул его назад, приобщаясь к дыханию мира, и произнес шепотом:
— Я — Мэллори Рингесс. — Теперь на него смотрели многие. Сможет ли он вести себя так, будто это правда? Поверят ли эти люди, собравшиеся у сцены, что перед ними стоит человек, который стал богом? — Я Мэллори ви Соли Рингесс.
— Что? Что он сказал?
— Не знаю. Вы слышали, что он сказал?
Данло сглотнул, увлажняя пересохший рот, и стиснул челюсти. Играя желваками, он считал удары своего сердца. Подождав немного, он открыл рот и выкрикнул:
— Я Мэллори ви Соли Рингесс, и я вернулся в Невернес!
Какое-то мгновение никто не шевелился. Голос Данло — низкий, звучный голос его отца — разнесся по всему Большому Кругу. Полсотни человек застыли в изумлении; еще полсотни, прервав разговоры и оторвавшись от трубок с тоалачем, устремились к сцене.
— Я Мэллори ви Соли Рингесс, и я вернулся!
Молодой купец с Триа, увешанный бриллиантами и прочими драгоценностями, громко засмеялся, показывая на Данло пальцем:
— Глядите: еще один сумасшедший, возомнивший себя Мэллори Рингессом!
— Это он и есть, — сказала старуха в золотом одеянии рингистки, с благоговейным выражением на морщинистом лице. — Не видите разве — это Рингесс!
— Быть не может. Ты сама, наверно, рехнулась, — сказал купец, но тут же вполголоса признался другому купцу, что видел голограмму Мэллори Рингесса только раз, да и то давно. — Ведь правда же, это невозможно? Не могли же мы все спятить!
Когда сердце Данло отсчитало еще несколько сотен ударов, у сцены собралась большая толпа. Весть о чуде на Большом Кругу почти мгновенно распространилась по близлежащим улицам, по Продольной и Поперечной, и сотни любопытных запрудили ледяную площадь. Люди стояли теперь на льду плечом к плечу, сбившись в кучу, как стая китикеша.
Астриеры, червячники, послы, мозгопевцы, хибакуся, специалисты Ордена в новых золотых одеждах — все старались пробиться поближе к сцене, чтобы рассмотреть человека, объявляющего себя Мэллори Рингессом.
На краю Круга Данло заметил трех Подруг Человека и двух пушистых белых фраваши. Тот, что повыше, мог быть даже Старым Отцом, наставником его юных лет, подарившим ему бамбуковую флейту и многое помимо нее. Данло казалось, что это великолепное создание смотрит на него своими золотыми глазами и ждет, что он скажет дальше, и что того же ждет все разнообразное население города.
— Я Мэллори Рингесс, — повторил Данло голосом, звучащим странно и в то же время невероятно знакомо. — Я Мэллори Рингесс, и я вернулся к людям своего любимого города.
Под самой сценой стояла маленькая женщина в длинной голубой шубе. От восторга ее пошатывало, словно от вина, но она, собравшись с силами (и с мыслями), воскликнула:
— Мэллори Рингесс, я рада видеть тебя снова после стольких лет.
Данло улыбнулся ей, сияя глазами, как двумя солнцами.
Он знал эту женщину по Академии: Мария Палома Шакти, мастер-эсхатолог, специалист по Кремниевому Богу. Об ее отношениях с отцом Данло не знал ничего, но помнил, что другие мастера часто называли ее Божественной Марией — вполне возможно, что и отец обращался к ней так.
— Взаимно, Божественная Мария, — наклонив голову, сказал Данло.
Стоящие рядом академики одобрительно загудели.
— Я рад и тебе, Алезар Квамсу, — продолжал Данло, кланяясь историку в золотой одежде божка. Теперь он разглядел в толпе Еву ли Сагар, и Рави Армадана, и Вишну Сусо, Главного Горолога, сохранившего свою кроваво-красную форму. — Здравствуйте, лорд Сусо, — говорил он, называя их всех поименно. — Здравствуйте, мастер Ким, Вивиана Чу, Виллоу с Утрадеса, Ригана дур ли Кадир. Я рад, что снова вижу всех вас.
Он назвал двадцать имен и еще двадцать, выбирая самых старых мастеров, наверняка подвизавшихся в Академии во времена Мэллори Рингесса. Он поклонился каждому и обвел взглядом тысячи других обращенных к нему лиц.
— Я рад вернуться к вам даже в это смутное время. Я рад вернуться, чтобы вернуть городу и всем Цивилизованным Мирам порядок и благоденствие.
У сцены шаркал коньками по льду молодой человек в ярко-желтой форме неологика. Он был еще только кадетом, не старше восемнадцати лет, и прибыл в Невернес с Геенны, пока Данло исследовал Экстр. Данло никогда его раньше не видел, но знал, что он юноша способный, гордый, скептически настроенный, и золотой наряд рингиста ему ненавистен пуще чумы. Знал он также, что этот кадет известен своим товарищам и мастерам в колледже Лара-Сиг критическим отношением к рингизму и словесным вывертам Ханумана ли Тоша.
Поэтому никто из стоящих тут же друзей молодого человека не удивился, когда тот задрал голову и громко сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190