Но Тобиас Урит и его кольценосцы непременно стали бы защищать Данло, и это стоило бы жизни многим другим людям.
— Скорее, — сказал Тобиас, ведя Данло к улице за рукав шубы. — Мне жаль, что так получилось, — добавил он, взглянув на трупы у воронки, — но если мы больше никого не хотим убивать, надо поторопиться.
Данло на мгновение зарылся ногами в снег, как изготовившийся к бою шегшей, и обвел взглядом дома напротив собора. Сама улица опустела, но во всех окнах торчали зеваки, наблюдая за его побегом. Шальная пуля или лазерный луч могли запросто поразить кого-нибудь из любопытных. В окнах виднелись и детские лица. Встретившись с черными глазенками стоящего на балконе мальчика, Данло решил покинуть эту улицу смерти как можно скорее.
— Никого больше, — сказал он Тобиасу. — Дай мне слово, ладно?
В этот момент из западного соборного портала начали выбегать люди в золотой одежде, с пистолетами в руках.
— Даю, даю, — рявкнул Тобиас. — Шевелись только.
И Данло последовал за ним к большим красным саням.
Сидящий за рулем кольценосец отчаянно махал им рукой.
Тобиас и Данло сели сзади, а еще один кольценосец поместился слева от Данло. Тобиас нажимал справа, и в санях густо пахло потом, кровью и страхом. Водитель запустил ракеты, и сани понеслись по красному льду.
Походило на то, что из соборного квартала они выберутся без происшествий. Сани мчались по широким ледянкам, мало заботясь об отскакивавших с дороги конькобежцах. Ветер бил Данло в лицо, по очкам барабанил снег из-под полозьев. Через каких-нибудь несколько секунд они оказались около большой зеленой глиссады, делящей Старый Город пополам. На нее выходило не так уж много ледянок. Тобиас, очевидно, распорядился заранее, по которой ехать, поскольку у кладбища водитель резко затормозил и свернул в улочку, где стояли трехэтажные жилые дома. Данло хорошо помнил эту улицу по своим ночным кадетским вылазкам. Она пересекала Старгородскую глиссаду и вела в лабиринт других улочек вокруг Фравашийского сквера. В одном месте, за полквартала до перекрестка, она сужалась до каких-нибудь десяти футов.
— С дороги! — орал водитель, отмахиваясь от конькобежцев, как от мух. — С дороги!
Тем не менее ему пришлось сбросить скорость, чтобы не наехать на астриерку в богатой коричневой шубе и двух молодых божков, идущих, вероятно, на дневную службу в собор.
Эти трое, как и другие прохожие, весьма неохотно уступили саням дорогу, но улицу тут же перегородили трое других божков в броских золотых мехах. У этих были пистолеты, и они целились прямо в сани.
— Дави их! — крикнул водителю кольценосец слева от Данло. — Дави этих бандитов!
Один из божков выстрелил, и пуля попала в ветровое стекло саней. Прочный кларий выдержал, но покрылся сеткой трещин.
— Нет! — закричал Данло. — Бросим лучше сани и побежим на коньках.
Тобиас в ответ на эти наивные речи покачал головой.
— Они будут стрелять нам в спину — а если уйдем от этих, то нарвемся на других. Хануман, наверно, всех своих божков отправил на улицы. Будем держаться прежнего плана.
— Нет. Я не позволю.
— Дави их, — скомандовал Тобиас водителю.
— Нет!
— Дави!! — взревел Тобиас, выхватывая из-за пазухи блестящий ствол лазера.
— Нет! — завопил Данло, когда сани рванули вперед.
Дальнейшие события происходили почти одновременно.
Один из божков снова выстрелил, и пуля сорвала край ветрового щитка. Пластиковый осколок врезался в маску кольценосца слева от Данло, и тот закричал, как ребенок, зажимая рукой рваную рану. Тобиас свесил свое массивное туловище за борт, чтобы удобнее было стрелять, а Данло навалился на него, чуть не вывалившись из саней в своем стремлении перехватить лазер. Данло уже почти вцепился в дуло, но тут Тобиас выстрелил, и луч прожег перчатку Данло на тыльной стороне руки. Запахло паленой кожей — перчаточной и человеческой. Данло вскрикнул от боли, а кольценосец слева, придя в себя, ухватил его сзади за шубу и рывком вернул на сиденье.
Он боролся с Данло, пытаясь пригвоздить его к месту. И все это время сани, как красная пластиковая пуля, летели вперед по красному уличному льду.
Другие пули, летевшие им навстречу, напрочь снесли ветровой щиток. Тобиасу оцарапало ухо, но он не придал этому значения. Он исхитрился прицелиться снова и тут же убил двух божков, загораживавших дорогу. Третья, девушка в одной тонкой золотой камелайке, схватилась за грудь, будто не веря, что лазер действительно наносит человеку те ужасные раны, о которых ей рассказывали.
— С дороги! — снова крикнул водитель, но девушка, видимо, не могла двинуться с места, и сани подкинули ее в воздух, точно куклу. Данло, все еще боровшийся с кольценосцем, которого звали Канту Мамод — и все так же тянувшийся к лазеру Тобиаса, — навсегда запомнил этот тупой удар и хруст поломанных костей. В тот момент, когда лицо девушки исказилось от ужаса, Данло встретился с ней глазами и принял в себя последний свет ее души. Потом ее тело грохнулось на лед, а сани, вырвавшись из соборного квартала, пересекли Старгородскую глиссаду и затерялись в клубке улиц на той стороне.
Зрелище, которое они собой представляли, испугало бы кого угодно: двое мужчин в окровавленных белых масках и летящие с бешеной скоростью сани без ветрового щитка. У Данло, зажатого на заднем сиденье, маска в пылу борьбы сползла на шею, лицо потемнело от гнева; божок, случайно увидевший его в тот момент, рассказывал после, что на него было страшно смотреть. Если бы Данло не поклялся никому не делать зла, он отнял бы у Тобиаса лазер и размозжил бы ему голову рукоятью. Он чувствовал, что в силах это сделать.
Сердце у него билось, как пульсар, кровь обжигала сосуды жидким огнем; он чувствовал, что способен вырваться из рук Канту и убить обоих кольценосцев. Он мог бы дождаться, когда водитель замедлит ход, сворачивая за угол, а после выпрыгнуть на лед и укатить прочь. Желание осуществить этот смертельный замысел пылало в его глазах. Данный им обет ахимсы просто требовал, чтобы он бежал от этих людей, убивающих других ради его блага, — но тот же обет не позволял причинить им зло даже при попытке к бегству. Локоть Канту разбил ему губу, и Данло, ощутив вкус крови во рту, вспомнил, что лучше умереть самому, чем сделать вред другому.
— Будь ты проклят, Данло ви Соли Рингесс! — выругался Тобиас, держась за кровоточащее ухо. Сани в это время свернули на пурпурную ледянку у северной стороны Фравашийского сквера. — Меня чуть не ухлопали из-за тебя!
По дорожкам Фравашийского сквера, прозванного так благодаря обилию фравашийского кустарника ливайи, сновало множество людей, но на сани почти никто не смотрел; водитель сбавил скорость, а Канту с Тобиасом сняли свои жуткие маски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
— Скорее, — сказал Тобиас, ведя Данло к улице за рукав шубы. — Мне жаль, что так получилось, — добавил он, взглянув на трупы у воронки, — но если мы больше никого не хотим убивать, надо поторопиться.
Данло на мгновение зарылся ногами в снег, как изготовившийся к бою шегшей, и обвел взглядом дома напротив собора. Сама улица опустела, но во всех окнах торчали зеваки, наблюдая за его побегом. Шальная пуля или лазерный луч могли запросто поразить кого-нибудь из любопытных. В окнах виднелись и детские лица. Встретившись с черными глазенками стоящего на балконе мальчика, Данло решил покинуть эту улицу смерти как можно скорее.
— Никого больше, — сказал он Тобиасу. — Дай мне слово, ладно?
В этот момент из западного соборного портала начали выбегать люди в золотой одежде, с пистолетами в руках.
— Даю, даю, — рявкнул Тобиас. — Шевелись только.
И Данло последовал за ним к большим красным саням.
Сидящий за рулем кольценосец отчаянно махал им рукой.
Тобиас и Данло сели сзади, а еще один кольценосец поместился слева от Данло. Тобиас нажимал справа, и в санях густо пахло потом, кровью и страхом. Водитель запустил ракеты, и сани понеслись по красному льду.
Походило на то, что из соборного квартала они выберутся без происшествий. Сани мчались по широким ледянкам, мало заботясь об отскакивавших с дороги конькобежцах. Ветер бил Данло в лицо, по очкам барабанил снег из-под полозьев. Через каких-нибудь несколько секунд они оказались около большой зеленой глиссады, делящей Старый Город пополам. На нее выходило не так уж много ледянок. Тобиас, очевидно, распорядился заранее, по которой ехать, поскольку у кладбища водитель резко затормозил и свернул в улочку, где стояли трехэтажные жилые дома. Данло хорошо помнил эту улицу по своим ночным кадетским вылазкам. Она пересекала Старгородскую глиссаду и вела в лабиринт других улочек вокруг Фравашийского сквера. В одном месте, за полквартала до перекрестка, она сужалась до каких-нибудь десяти футов.
— С дороги! — орал водитель, отмахиваясь от конькобежцев, как от мух. — С дороги!
Тем не менее ему пришлось сбросить скорость, чтобы не наехать на астриерку в богатой коричневой шубе и двух молодых божков, идущих, вероятно, на дневную службу в собор.
Эти трое, как и другие прохожие, весьма неохотно уступили саням дорогу, но улицу тут же перегородили трое других божков в броских золотых мехах. У этих были пистолеты, и они целились прямо в сани.
— Дави их! — крикнул водителю кольценосец слева от Данло. — Дави этих бандитов!
Один из божков выстрелил, и пуля попала в ветровое стекло саней. Прочный кларий выдержал, но покрылся сеткой трещин.
— Нет! — закричал Данло. — Бросим лучше сани и побежим на коньках.
Тобиас в ответ на эти наивные речи покачал головой.
— Они будут стрелять нам в спину — а если уйдем от этих, то нарвемся на других. Хануман, наверно, всех своих божков отправил на улицы. Будем держаться прежнего плана.
— Нет. Я не позволю.
— Дави их, — скомандовал Тобиас водителю.
— Нет!
— Дави!! — взревел Тобиас, выхватывая из-за пазухи блестящий ствол лазера.
— Нет! — завопил Данло, когда сани рванули вперед.
Дальнейшие события происходили почти одновременно.
Один из божков снова выстрелил, и пуля сорвала край ветрового щитка. Пластиковый осколок врезался в маску кольценосца слева от Данло, и тот закричал, как ребенок, зажимая рукой рваную рану. Тобиас свесил свое массивное туловище за борт, чтобы удобнее было стрелять, а Данло навалился на него, чуть не вывалившись из саней в своем стремлении перехватить лазер. Данло уже почти вцепился в дуло, но тут Тобиас выстрелил, и луч прожег перчатку Данло на тыльной стороне руки. Запахло паленой кожей — перчаточной и человеческой. Данло вскрикнул от боли, а кольценосец слева, придя в себя, ухватил его сзади за шубу и рывком вернул на сиденье.
Он боролся с Данло, пытаясь пригвоздить его к месту. И все это время сани, как красная пластиковая пуля, летели вперед по красному уличному льду.
Другие пули, летевшие им навстречу, напрочь снесли ветровой щиток. Тобиасу оцарапало ухо, но он не придал этому значения. Он исхитрился прицелиться снова и тут же убил двух божков, загораживавших дорогу. Третья, девушка в одной тонкой золотой камелайке, схватилась за грудь, будто не веря, что лазер действительно наносит человеку те ужасные раны, о которых ей рассказывали.
— С дороги! — снова крикнул водитель, но девушка, видимо, не могла двинуться с места, и сани подкинули ее в воздух, точно куклу. Данло, все еще боровшийся с кольценосцем, которого звали Канту Мамод — и все так же тянувшийся к лазеру Тобиаса, — навсегда запомнил этот тупой удар и хруст поломанных костей. В тот момент, когда лицо девушки исказилось от ужаса, Данло встретился с ней глазами и принял в себя последний свет ее души. Потом ее тело грохнулось на лед, а сани, вырвавшись из соборного квартала, пересекли Старгородскую глиссаду и затерялись в клубке улиц на той стороне.
Зрелище, которое они собой представляли, испугало бы кого угодно: двое мужчин в окровавленных белых масках и летящие с бешеной скоростью сани без ветрового щитка. У Данло, зажатого на заднем сиденье, маска в пылу борьбы сползла на шею, лицо потемнело от гнева; божок, случайно увидевший его в тот момент, рассказывал после, что на него было страшно смотреть. Если бы Данло не поклялся никому не делать зла, он отнял бы у Тобиаса лазер и размозжил бы ему голову рукоятью. Он чувствовал, что в силах это сделать.
Сердце у него билось, как пульсар, кровь обжигала сосуды жидким огнем; он чувствовал, что способен вырваться из рук Канту и убить обоих кольценосцев. Он мог бы дождаться, когда водитель замедлит ход, сворачивая за угол, а после выпрыгнуть на лед и укатить прочь. Желание осуществить этот смертельный замысел пылало в его глазах. Данный им обет ахимсы просто требовал, чтобы он бежал от этих людей, убивающих других ради его блага, — но тот же обет не позволял причинить им зло даже при попытке к бегству. Локоть Канту разбил ему губу, и Данло, ощутив вкус крови во рту, вспомнил, что лучше умереть самому, чем сделать вред другому.
— Будь ты проклят, Данло ви Соли Рингесс! — выругался Тобиас, держась за кровоточащее ухо. Сани в это время свернули на пурпурную ледянку у северной стороны Фравашийского сквера. — Меня чуть не ухлопали из-за тебя!
По дорожкам Фравашийского сквера, прозванного так благодаря обилию фравашийского кустарника ливайи, сновало множество людей, но на сани почти никто не смотрел; водитель сбавил скорость, а Канту с Тобиасом сняли свои жуткие маски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190