— Где ты ее достал?
— Сам вырезал.
— Это правда? Ты сам ее сделал?
— Правда.
— Значит, ты режешь по кости не хуже, чем этот твой Мехтар — по живому телу.
— Мой?
— С тех пор, как Мехтар ваял своих алалоев, прошло лет двадцать.
— Я надеялся, что он, даже изменив имя и удалившись на покой, остался мастером своего дела.
Констанцио опустил глаза на свои длинные гибкие, хорошо вылепленные пальцы.
— Говорят, тело всегда помнит то, что мозг забывает. Человек может сто лет не бывать в Невернесе, но на коньках бегать все равно не разучится.
— Значит, вы думаете, что Мехтар по-прежнему способен изваять из человека алалоя?
— С таким же искусством, как ты изваял эту фигурку.
— Такая работа, должно быть, дорого стоит?
— Очень дорого. Мехтару пришлось бы приобрести новые лазеры, сверла, лекарства. И оборудовать новую мастерскую.
— Понятно. — Данло снова обвел взглядом комнату. В клариевом ящике серебрилось даргиннийское висячее гнездо — вещь практически бесценная. — Сколько же, например?
— Десять тысяч городских дисков.
— Десять тысяч?!
— Вот именно.
— Но такой суммой может располагать только очень богатый человек.
— А ты, стало быть, не богат, Данло с Квейткеля?
— Нет, не богат.
— Как же ты тогда надеялся изведать, что значит быть сильным и полным жизни, как алалой?
Данло вспомнил детство, проведенное среди приемных родичей. Копье он метал дальше и точнее, чем Чокло, да и любой другой из его молодых соплеменников, но в борьбе Чокло неизменно клал его на обе лопатки.
— Десять тысяч дисков — большая сумма, — сказал Констанцио, — но даже она недостаточно велика.
— То есть как?
Констанцио махнул рукой в сторону настенного фравашийского ковра.
— Ты видишь здесь много красивых вещей — но их уже меньше, чем было десять дней назад. Мне пришлось обменять три тондо и ковер на оскорбительно малое количество продуктов. Цены на все съестное, даже на курмаш, стремятся к бесконечности. В такие времена денег, сколько бы их ни было, всегда мало, всегда.
— Денег у меня нет, — сказал Данло, потрогав вделанные в стол кусочки бирюзы. — И никогда не было.
Констанцио, глядя на него с явным недоверием, сказал:
— Надо было бежать из этого города, пока еще можно было. Я давно боялся, что это рингистское безумие приведет к войне.
— Почему же вы тогда остались?
— Потому что думал, что в Невернесе будет безопаснее, чем где-либо еще.
— Но ведь вселенная повсюду одинакова, правда?
— Совершенно верно. Поэтому единственное, что обеспечивает безопасность, — это вещи, ценные вещи.
Данло посмотрел на свою чашку, сделанную из рубинового фосторского стекла.
— Вот у вас много вещей — чувствуете вы себя в безопасности?
— Я готовился к чему-то подобному всю свою жизнь и обезопасил себя больше, чем кто-либо другой в этом городе.
— У вас, наверно, много друзей?
— Когда-то меня предал Бог, потом близкие люди — теперь я ни во что такое больше не верю.
— Жаль, — сказал Данло. Свет излился из его глаз, но сочувствие гостя, казалось, только рассердило Констанцио.
— На что ты, собственно, надеялся, если у тебя нет денег? — снова спросил он.
— У меня есть нечто другое.
— Что именно?
— Вот. — Данло достал из кармана шубы шелковый мешочек, развязал его и вытряхнул на ладонь сверкающий алмазный шар.
— Бог мой! — ахнул Констанцио. — Уму непостижимо. Можно подержать?
Данло отдал ему сферу, и Констанцио принялся вертеть ее туда-сюда своими вспотевшими пальцами. Шар в его руках искрился разноцветными огоньками.
— Скраерская сфера. Откуда она у тебя?
— Не могу вам этого сказать.
Констанцио пристально посмотрел на него и сказал:
— Глаза у тебя тоже необычные. Очень редкого синего цвета. Известно тебе, что Мехтар однажды сделал пару таких же точно глаз?
— Правда? — сказал Данло, хотя хорошо знал историю о том, как Мехтар переделывал его мать в алалойку.
— Она тоже была скраером. Звали ее Катариной, и она приходилась сестрой Мэллори Рингессу.
И Констанцио стал рассказывать, как работал над членами экспедиции, которая затем отправилась к алалоям. Катарина ослепила себя, сказал он, как это делают все скраеры во время своего жуткого посвящения. И Мехтар Хаджиме вырастил для нее новые глаза, которые вставил потом в глазницы на ее новом лице.
— Странно, но у тебя ее глаза. Темно-синие, как жидкие сапфиры.
Данло потупился. Огненное копье вошло в его левый глаз и пронзило голову насквозь, а лицо вспыхнуло румянцем. Знает ли Констанцио. как влюбился Мэллори Рингесс в Катарину, не ведая, что женщина, с которой он спит, — его сестра?
— Я слышал, что Катарина умерла в экспедиции, — сказал Констанцио.
Да, подумал Данло. Умерла, рожая меня.
— Слышал я также, что сферу после кончины скраера полагается возвращать его коллегам.
— Да, так у них принято.
— Эту сферу, если она не поддельная, очевидно, так и не вернули.
— Она не поддельная, — по-прежнему глядя в стол, сказал Данло.
— Данло с Квейткеля. Странный человек со странными и красивыми глазами. Почему ты не снимешь маску, чтобы я мог разглядеть их получше?
— Я не могу.
— Если Мехтар будет ваять тебя, маску все равно придется снять.
Глаза Данло под маской ярко вспыхнули, и он спросил: — Значит, этот шар стоит десяти тысяч городских дисков?
— Это трудно определить, — осторожно сказал Констанцио. — Но если это настоящий скраерский алмаз, ваяние им оплатить можно.
— Меня не всякое ваяние устроит.
— Ну да — ты сказал, что хочешь стать алалоем.
— Да. Но не просто алалоем.
— Боюсь, что не совсем тебя понимаю.
— Был человек, которого Мехтар когда-то сделал алалоем, и я хочу в точности походить на него.
— И кто же этот человек?
Данло помолчал, набрал воздуха и произнес: — Мэллори Рингесс.
— Мэллори Рингесс?
Они долго смотрели. друг на друга через стол, не говоря ни слова, и наконец Данло тихо, почти шепотом, сказал:
— Я надеялся, что у Мехтара Хаджиме сохранились голограммы, снятые с Мэллори Рингесса. Что он сможет изваять по этим голограммам новую скульптуру.
— Слабая надежда, тебе не кажется?
— Слабая? — Видя, как внезапно отвердели серые глаза Констанцио, Данло понял, что угадал верно: этот коллекционер ни за что бы не выбросил такую ценность, как голограмма Мэллори Рингесса.
— Если даже такие голограммы и сохранились, не могу понять, зачем тебе нужно выглядеть как Мэллори Рингесс.
— Что же в этом странного? Сейчас чуть ли не каждый в городе желает стать богом в подражание Мэллори Рингессу.
— Но ты хочешь преобразиться не в бога, а в первобытного человека.
— Мэллори Рингесс носил именно такой облик до того, как стать богом, разве нет?
— Всем известно, что он покинул Невернес в том самом теле, которое сделал для него Мехтар, — с немалой гордостью произнес Констанцио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
— Сам вырезал.
— Это правда? Ты сам ее сделал?
— Правда.
— Значит, ты режешь по кости не хуже, чем этот твой Мехтар — по живому телу.
— Мой?
— С тех пор, как Мехтар ваял своих алалоев, прошло лет двадцать.
— Я надеялся, что он, даже изменив имя и удалившись на покой, остался мастером своего дела.
Констанцио опустил глаза на свои длинные гибкие, хорошо вылепленные пальцы.
— Говорят, тело всегда помнит то, что мозг забывает. Человек может сто лет не бывать в Невернесе, но на коньках бегать все равно не разучится.
— Значит, вы думаете, что Мехтар по-прежнему способен изваять из человека алалоя?
— С таким же искусством, как ты изваял эту фигурку.
— Такая работа, должно быть, дорого стоит?
— Очень дорого. Мехтару пришлось бы приобрести новые лазеры, сверла, лекарства. И оборудовать новую мастерскую.
— Понятно. — Данло снова обвел взглядом комнату. В клариевом ящике серебрилось даргиннийское висячее гнездо — вещь практически бесценная. — Сколько же, например?
— Десять тысяч городских дисков.
— Десять тысяч?!
— Вот именно.
— Но такой суммой может располагать только очень богатый человек.
— А ты, стало быть, не богат, Данло с Квейткеля?
— Нет, не богат.
— Как же ты тогда надеялся изведать, что значит быть сильным и полным жизни, как алалой?
Данло вспомнил детство, проведенное среди приемных родичей. Копье он метал дальше и точнее, чем Чокло, да и любой другой из его молодых соплеменников, но в борьбе Чокло неизменно клал его на обе лопатки.
— Десять тысяч дисков — большая сумма, — сказал Констанцио, — но даже она недостаточно велика.
— То есть как?
Констанцио махнул рукой в сторону настенного фравашийского ковра.
— Ты видишь здесь много красивых вещей — но их уже меньше, чем было десять дней назад. Мне пришлось обменять три тондо и ковер на оскорбительно малое количество продуктов. Цены на все съестное, даже на курмаш, стремятся к бесконечности. В такие времена денег, сколько бы их ни было, всегда мало, всегда.
— Денег у меня нет, — сказал Данло, потрогав вделанные в стол кусочки бирюзы. — И никогда не было.
Констанцио, глядя на него с явным недоверием, сказал:
— Надо было бежать из этого города, пока еще можно было. Я давно боялся, что это рингистское безумие приведет к войне.
— Почему же вы тогда остались?
— Потому что думал, что в Невернесе будет безопаснее, чем где-либо еще.
— Но ведь вселенная повсюду одинакова, правда?
— Совершенно верно. Поэтому единственное, что обеспечивает безопасность, — это вещи, ценные вещи.
Данло посмотрел на свою чашку, сделанную из рубинового фосторского стекла.
— Вот у вас много вещей — чувствуете вы себя в безопасности?
— Я готовился к чему-то подобному всю свою жизнь и обезопасил себя больше, чем кто-либо другой в этом городе.
— У вас, наверно, много друзей?
— Когда-то меня предал Бог, потом близкие люди — теперь я ни во что такое больше не верю.
— Жаль, — сказал Данло. Свет излился из его глаз, но сочувствие гостя, казалось, только рассердило Констанцио.
— На что ты, собственно, надеялся, если у тебя нет денег? — снова спросил он.
— У меня есть нечто другое.
— Что именно?
— Вот. — Данло достал из кармана шубы шелковый мешочек, развязал его и вытряхнул на ладонь сверкающий алмазный шар.
— Бог мой! — ахнул Констанцио. — Уму непостижимо. Можно подержать?
Данло отдал ему сферу, и Констанцио принялся вертеть ее туда-сюда своими вспотевшими пальцами. Шар в его руках искрился разноцветными огоньками.
— Скраерская сфера. Откуда она у тебя?
— Не могу вам этого сказать.
Констанцио пристально посмотрел на него и сказал:
— Глаза у тебя тоже необычные. Очень редкого синего цвета. Известно тебе, что Мехтар однажды сделал пару таких же точно глаз?
— Правда? — сказал Данло, хотя хорошо знал историю о том, как Мехтар переделывал его мать в алалойку.
— Она тоже была скраером. Звали ее Катариной, и она приходилась сестрой Мэллори Рингессу.
И Констанцио стал рассказывать, как работал над членами экспедиции, которая затем отправилась к алалоям. Катарина ослепила себя, сказал он, как это делают все скраеры во время своего жуткого посвящения. И Мехтар Хаджиме вырастил для нее новые глаза, которые вставил потом в глазницы на ее новом лице.
— Странно, но у тебя ее глаза. Темно-синие, как жидкие сапфиры.
Данло потупился. Огненное копье вошло в его левый глаз и пронзило голову насквозь, а лицо вспыхнуло румянцем. Знает ли Констанцио. как влюбился Мэллори Рингесс в Катарину, не ведая, что женщина, с которой он спит, — его сестра?
— Я слышал, что Катарина умерла в экспедиции, — сказал Констанцио.
Да, подумал Данло. Умерла, рожая меня.
— Слышал я также, что сферу после кончины скраера полагается возвращать его коллегам.
— Да, так у них принято.
— Эту сферу, если она не поддельная, очевидно, так и не вернули.
— Она не поддельная, — по-прежнему глядя в стол, сказал Данло.
— Данло с Квейткеля. Странный человек со странными и красивыми глазами. Почему ты не снимешь маску, чтобы я мог разглядеть их получше?
— Я не могу.
— Если Мехтар будет ваять тебя, маску все равно придется снять.
Глаза Данло под маской ярко вспыхнули, и он спросил: — Значит, этот шар стоит десяти тысяч городских дисков?
— Это трудно определить, — осторожно сказал Констанцио. — Но если это настоящий скраерский алмаз, ваяние им оплатить можно.
— Меня не всякое ваяние устроит.
— Ну да — ты сказал, что хочешь стать алалоем.
— Да. Но не просто алалоем.
— Боюсь, что не совсем тебя понимаю.
— Был человек, которого Мехтар когда-то сделал алалоем, и я хочу в точности походить на него.
— И кто же этот человек?
Данло помолчал, набрал воздуха и произнес: — Мэллори Рингесс.
— Мэллори Рингесс?
Они долго смотрели. друг на друга через стол, не говоря ни слова, и наконец Данло тихо, почти шепотом, сказал:
— Я надеялся, что у Мехтара Хаджиме сохранились голограммы, снятые с Мэллори Рингесса. Что он сможет изваять по этим голограммам новую скульптуру.
— Слабая надежда, тебе не кажется?
— Слабая? — Видя, как внезапно отвердели серые глаза Констанцио, Данло понял, что угадал верно: этот коллекционер ни за что бы не выбросил такую ценность, как голограмма Мэллори Рингесса.
— Если даже такие голограммы и сохранились, не могу понять, зачем тебе нужно выглядеть как Мэллори Рингесс.
— Что же в этом странного? Сейчас чуть ли не каждый в городе желает стать богом в подражание Мэллори Рингессу.
— Но ты хочешь преобразиться не в бога, а в первобытного человека.
— Мэллори Рингесс носил именно такой облик до того, как стать богом, разве нет?
— Всем известно, что он покинул Невернес в том самом теле, которое сделал для него Мехтар, — с немалой гордостью произнес Констанцио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190