Он только немен^ но напивался в гостях по слабости здоровья. Всегда его чуть живого волокли на трамвай. И Липа поэтому не осо» бенно любила ходить по гостям: пусть лучше к ним ходят. Георгий, конечно, напивался и дома, при гостях, но потери при этом были минимальные. Он просто засыпал, Цпредварительно промаявшись минут десять в уборной. Выбредал уборной он чуть живой, бледный, хватаясь за стены, тащился на кровать, бормоча по дороге; «Это сапожник нажрется и дрыхнет… А интеллигентный человек… Она ж отрава…»
Георгий всегда говорил, что водка отрава, и всегда хотел бросить пить – «с понедельника». Но не дай бог, чтоб ему предложили бросить вот сейчас и вот эту, стоящую перед ним, четвертинку.
Трезвый, разговоры о пьянстве он называл «мещанством», а до осуждения водки снисходил, только когда был в духе, то есть когда перед ним стояла «водочка», а он ее только-только начал и еще не был пьян.
– Олимпиада Михайловна, ты хоть знаешь, кто у тебя в квартире обретается? – как-то раз спросила Дуся, когда поздно вечером Липа возвращалась с работы. Выключив лифт, Дуся запирала ящик с рубильником.
– Коллеги Льва Александровича, – с достоинством ответила Липа. – Дусенька, включи, пожалуйста, устала, как собака, не подымусь на четвертый этаж.
Дуся стала распаковывать металлический ящик.
– Они баб с вокзала к тебе водят, а ты говоришь – коллеги! Я Маруську давно знаю, мне ее милиция показывала. А ты: коллеги! Беги, повыгоняй к чертовой матери!
– Господи, – прошептала Липа, возносясь на лифте.
Действительно, иногда, особенно в последнее время, Липа встречала в своей квартире странных женщин. У них был вызывающий вид, и от них несло перегаром. С Липой они не здоровались.
Липа выскочила лифта, устремляясь к своей квартире.
– Первым делом документ проверь, – научила ее Дуся. – Если что, сразу в отделение. Я – понятая.
Липа открыла наконец дверь своим ключом, включила свет в большой комнате. Постель была разобрана, но Георгия в ней не было.
– Вот так, – с удовлетворением кивнула Дуся, следующая за Липой по пятам. – Раньше надо было…
Липа метнулась в маленькую комнату. Дверь была заперта, но за дверью раздался хриплый смех, не мужской, Липа переглянулась с Дусей, а на фоне смеха вы-Делился голос мужика приезжих и – Георгия.
– Стучись, – прошептала Дуся.
Липа постучала.
– Чего?
– Моссовет запретил!.. – вскричала Липа. – Как ответственный квартиросъемщик…
– Паспорта проверь, – шептала Дуся. Липа отчаянней заколотила в дверь. Смех смолк.
– Гони ее, – взвгнул женский незнакомый голос. По цолу забухал кирзовый шаг. Дверь распахнулась.
– Тебе чего, мамаш? – спросил Липу осоловелый грузчик, который бывал в Басманном чаще других.
Липа старалась разглядеть за его огромным туловом, что творится в комнате.
– Ты чего, ты спать иди, – посоветовал грузчик. – По утряку потише шастай – ребята отдыхать будут, – он ткнул мясистым кулаком за плечо в сторону невидимых Липе «ребят».
– Мне показалось… женский голос?.. – виновато пробормотала Липа.
– Ну, – кивнул мужик, – Маруся. Экспед С соседнего торфяника. Чего ты всполошилась? Спать иди. – И захлопнул дверь.
Липа обернулась к Дусе:
– Экспед С соседнего участка. А ты: с вокзала. При чем здесь?.. А Жоржик-то? – Она снова постучала в дверь: – Не откажите в любезности, а мужа моего, Георгия Петровича?..
– Опять шумим, – недовольно приоткрыл дверь мужик. – Здесь он сидит. По бухгалтерии разбираемся. Лев Александрович просил. Спать иди, придет он, придет.
– Георгий! – строгим голосом негромко прокричала Липа в закрытую дверь.
– А-а, – отозвался тот.
– Не засиживайся, уже поздно.
– А-а…
– Ну, ладно… – пробормотала Липа, подходя к зеркалу, «Завтра политзанятие, Потсдамская конференция… – Она достала с полки расческу, вытащила пучка шпильку. – Потсдамская конференция. Завтра не успею, надо сейчас…» – Она решительно ткнула расческу в полуразвалившийся узел волос, подсела к столу и достала сумки толстую тетрадь по политзанятиям в коричневом дерматиновом переплете. Забытая расческа повисла вдоль уха.
6. ДЕДОВО ПОЛЕ
Парикмахер торфяника Дедово Поле пленный немец Ханс Дитер Берг на вопрос Люси, что ей выбрать для отдыха: санаторий в Трускавце или Рижское взморье, молча, с виноватой улыбкой развел руками, как бы удивляясь нелепости вопроса. Какое может быть у фрау сомнение: конечно – Балтика. Море, дюны… Если только фрау не показаны целебные воды предгорья Карпат. Вы увидите наш ландшафт, почти Северная Германия.
Люся, памятуя опасение Липы насчет послевоенного националма, заикнулась: не опасно ли ей там, русской? Ханс Дитер смутился. О готт… Молодая красивая фрау везде и есть только молодая красивая фрау; при чем здесь политика? Опасности нет. Если, конечно, фрау, он просит прощения за повторение, не нуждается в целебных водах.
Люся замотала головой, одна папильотка отскочила и упала на глиняный пол. Немец нагнулся за ней. Сквозь синий халат проступили его лопатки, как тогда, при первом знакомстве.
…Немцы размывали монитором торфяную залежь. Люся искала Леву – Танька затемпературила, надо посылать за врачом. Пучок у нее развалился, и волосы мотало по плечам влажным от болотных испарений ветром.
– Главного инженера не видели? – по-немецки крикнула Люся ближайшему немцу.
Тот вытянулся перед ней-, испуганно пожал плечами.
Ветер кинул прядь волос Люсе на лицо, она раздраженно откинула их за спину, выудила оставшегося пучка две шпильки, одну в рот, а второй стала суетливо, не туда, зашпиливать мешающие волосы.
– …на этом болоте чертовом, – бормотала она. – Все волосы… Пропади ты пропадом…
– Вам нужна прическа, фрау, – тихо сказал немец и в подтверждение своих слов протер единственное стеклышко очков от торфяной грязи. Он дотер стеклышко и снова вытянул руки по швам. – Ханс Дитер Берг. К вашим услугам… Дамский салон «Лорелея»…
Вечером в барак к пленным зашел десятник:
– Парикмахер кто? К начальнику!
– Переведи ему, – не отрываясь от ужина, буркнул лева, – пусть горбыль берет на узловой и пристраивается к конторе сзади, чтобы не видно было. Пусть напишет, что надо: ножницы, бритвы… И очки пусть. А то циклоп какой-то: один – пусто. Бегом в барак!
Люся перевела. Все, кроме последней фразы. Парикмахер вытянулся, щелкнул каблуками и вышел.
Люся поглядела на мужа с брезгливым недоумением;
– Ты как с человеком говоришь?! Жрешь сидишь, свинья розовая…
– Во-первых, я не свинья, а розовый – пигментация слабая.
– Мозги у тебя слабые!
– Не кричи на папу, – выговорила Таня, уставившись в тарелку. – Он не свинья.
Лева погладил дочь по голове.
– Все же я главный инж
– Дурак ты главный, а не инженер!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Георгий всегда говорил, что водка отрава, и всегда хотел бросить пить – «с понедельника». Но не дай бог, чтоб ему предложили бросить вот сейчас и вот эту, стоящую перед ним, четвертинку.
Трезвый, разговоры о пьянстве он называл «мещанством», а до осуждения водки снисходил, только когда был в духе, то есть когда перед ним стояла «водочка», а он ее только-только начал и еще не был пьян.
– Олимпиада Михайловна, ты хоть знаешь, кто у тебя в квартире обретается? – как-то раз спросила Дуся, когда поздно вечером Липа возвращалась с работы. Выключив лифт, Дуся запирала ящик с рубильником.
– Коллеги Льва Александровича, – с достоинством ответила Липа. – Дусенька, включи, пожалуйста, устала, как собака, не подымусь на четвертый этаж.
Дуся стала распаковывать металлический ящик.
– Они баб с вокзала к тебе водят, а ты говоришь – коллеги! Я Маруську давно знаю, мне ее милиция показывала. А ты: коллеги! Беги, повыгоняй к чертовой матери!
– Господи, – прошептала Липа, возносясь на лифте.
Действительно, иногда, особенно в последнее время, Липа встречала в своей квартире странных женщин. У них был вызывающий вид, и от них несло перегаром. С Липой они не здоровались.
Липа выскочила лифта, устремляясь к своей квартире.
– Первым делом документ проверь, – научила ее Дуся. – Если что, сразу в отделение. Я – понятая.
Липа открыла наконец дверь своим ключом, включила свет в большой комнате. Постель была разобрана, но Георгия в ней не было.
– Вот так, – с удовлетворением кивнула Дуся, следующая за Липой по пятам. – Раньше надо было…
Липа метнулась в маленькую комнату. Дверь была заперта, но за дверью раздался хриплый смех, не мужской, Липа переглянулась с Дусей, а на фоне смеха вы-Делился голос мужика приезжих и – Георгия.
– Стучись, – прошептала Дуся.
Липа постучала.
– Чего?
– Моссовет запретил!.. – вскричала Липа. – Как ответственный квартиросъемщик…
– Паспорта проверь, – шептала Дуся. Липа отчаянней заколотила в дверь. Смех смолк.
– Гони ее, – взвгнул женский незнакомый голос. По цолу забухал кирзовый шаг. Дверь распахнулась.
– Тебе чего, мамаш? – спросил Липу осоловелый грузчик, который бывал в Басманном чаще других.
Липа старалась разглядеть за его огромным туловом, что творится в комнате.
– Ты чего, ты спать иди, – посоветовал грузчик. – По утряку потише шастай – ребята отдыхать будут, – он ткнул мясистым кулаком за плечо в сторону невидимых Липе «ребят».
– Мне показалось… женский голос?.. – виновато пробормотала Липа.
– Ну, – кивнул мужик, – Маруся. Экспед С соседнего торфяника. Чего ты всполошилась? Спать иди. – И захлопнул дверь.
Липа обернулась к Дусе:
– Экспед С соседнего участка. А ты: с вокзала. При чем здесь?.. А Жоржик-то? – Она снова постучала в дверь: – Не откажите в любезности, а мужа моего, Георгия Петровича?..
– Опять шумим, – недовольно приоткрыл дверь мужик. – Здесь он сидит. По бухгалтерии разбираемся. Лев Александрович просил. Спать иди, придет он, придет.
– Георгий! – строгим голосом негромко прокричала Липа в закрытую дверь.
– А-а, – отозвался тот.
– Не засиживайся, уже поздно.
– А-а…
– Ну, ладно… – пробормотала Липа, подходя к зеркалу, «Завтра политзанятие, Потсдамская конференция… – Она достала с полки расческу, вытащила пучка шпильку. – Потсдамская конференция. Завтра не успею, надо сейчас…» – Она решительно ткнула расческу в полуразвалившийся узел волос, подсела к столу и достала сумки толстую тетрадь по политзанятиям в коричневом дерматиновом переплете. Забытая расческа повисла вдоль уха.
6. ДЕДОВО ПОЛЕ
Парикмахер торфяника Дедово Поле пленный немец Ханс Дитер Берг на вопрос Люси, что ей выбрать для отдыха: санаторий в Трускавце или Рижское взморье, молча, с виноватой улыбкой развел руками, как бы удивляясь нелепости вопроса. Какое может быть у фрау сомнение: конечно – Балтика. Море, дюны… Если только фрау не показаны целебные воды предгорья Карпат. Вы увидите наш ландшафт, почти Северная Германия.
Люся, памятуя опасение Липы насчет послевоенного националма, заикнулась: не опасно ли ей там, русской? Ханс Дитер смутился. О готт… Молодая красивая фрау везде и есть только молодая красивая фрау; при чем здесь политика? Опасности нет. Если, конечно, фрау, он просит прощения за повторение, не нуждается в целебных водах.
Люся замотала головой, одна папильотка отскочила и упала на глиняный пол. Немец нагнулся за ней. Сквозь синий халат проступили его лопатки, как тогда, при первом знакомстве.
…Немцы размывали монитором торфяную залежь. Люся искала Леву – Танька затемпературила, надо посылать за врачом. Пучок у нее развалился, и волосы мотало по плечам влажным от болотных испарений ветром.
– Главного инженера не видели? – по-немецки крикнула Люся ближайшему немцу.
Тот вытянулся перед ней-, испуганно пожал плечами.
Ветер кинул прядь волос Люсе на лицо, она раздраженно откинула их за спину, выудила оставшегося пучка две шпильки, одну в рот, а второй стала суетливо, не туда, зашпиливать мешающие волосы.
– …на этом болоте чертовом, – бормотала она. – Все волосы… Пропади ты пропадом…
– Вам нужна прическа, фрау, – тихо сказал немец и в подтверждение своих слов протер единственное стеклышко очков от торфяной грязи. Он дотер стеклышко и снова вытянул руки по швам. – Ханс Дитер Берг. К вашим услугам… Дамский салон «Лорелея»…
Вечером в барак к пленным зашел десятник:
– Парикмахер кто? К начальнику!
– Переведи ему, – не отрываясь от ужина, буркнул лева, – пусть горбыль берет на узловой и пристраивается к конторе сзади, чтобы не видно было. Пусть напишет, что надо: ножницы, бритвы… И очки пусть. А то циклоп какой-то: один – пусто. Бегом в барак!
Люся перевела. Все, кроме последней фразы. Парикмахер вытянулся, щелкнул каблуками и вышел.
Люся поглядела на мужа с брезгливым недоумением;
– Ты как с человеком говоришь?! Жрешь сидишь, свинья розовая…
– Во-первых, я не свинья, а розовый – пигментация слабая.
– Мозги у тебя слабые!
– Не кричи на папу, – выговорила Таня, уставившись в тарелку. – Он не свинья.
Лева погладил дочь по голове.
– Все же я главный инж
– Дурак ты главный, а не инженер!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55