Ромка понурил голову. А Лева наоборот – завелся… …Вяло тянулось лето. Ромка был не у дел. Вовка жил в деревне, приезжал редко, рассказывал, как один гоняет всех деревенских. Давал щупать сломанное хрустящее ребро и задирал губы, хвастаясь боевой потерей зубов. И опять скрывался в деревню.
Ромка два раза звонил Юле. Юля позевывала в трубку, выслушивая, как он ездил за ней на Кавказ, но обгорел, лежал, его мазали протухшими огурцами и простоквашей. Она вяло что-то отвечала и сворачивала разг Но так как Ромка все равно лез с любовью, она разрешила ему получить для нее в школе учебники для десятого класса, сама она уезжает на днях в молодежный лагерь.
Лева приходил поздно. Жил он теперь, после примирения с Люсей, в Басманном под Липиным присмотром, та с удовольствием следила за его нравственностью. А Лева с каждым днем все больше и больше недоумевал: зачем он помирился с бывшей женой? Вечерами они вдвоем с Липой смотрели телевор, переделанный на увеличенный экран старого «КВНа». Зарубежные новости Липа всегда слушала с повышенным интересом и даже курила в это время в комнате. Телевионную информацию она сверяла с огромной политической картой мира, повешенной над диваном. С папиросой во рту Липа забиралась коленями на диван и водила по карте толстыми короткими пальцами, между которыми потухала папироса.
– Та-а-ак, Вьетнам?.. Вьетнам у нас будет здесь… А где же тогда Аргентина?..
К телефону Лева самостоятельно не подходил (по всей видимости, это было особо оговорено условиями примирения). Подходила Липа. Сухо на всякий случай говорила: «Але. Вас слушают» – и дальше – по ситуации. Часто после «Але. Вас слушают» вешала трубку. Тогда Лева мрачнел и уходил переживать в маленькую комнату. Это звонила женщина, на которой Лева обещал и хотел жениться до смерти деда.
Когда Липа видела, что Лева сатанеет в Басманном, она звала соседа Ефима Зиновьевича. «У вас могут быть общие интересы», – говорила при этом Липа.
Ефим Зиновьевич работал переплетчиком, а его жена Вера Марковна стучала дома на машинке.
Чтобы справиться с тяжелой жнью, Ефим Зиновьевич спекулировал экспортными записными книжечками на молнии с металлическим карандашиком внутри. В данном случае Липа эту спекуляцию прощала, сочувствуя многолетней болезни Нины. Для поддержки соседей она и сама иногда делала подарки родным этими книжечками.
Лева играл с Ефимом Зиновьевичем в шахматы, Липа читала газету. Иногда в дверь скреблась Нина, седая, старенькая.
Ефим Зиновьевич шел открывать ей дверь, а Лева шипел и махал руками, чтобы Липа не пускала ее в квартиру.
Липа оставляла недовольного Леву в комнате, поплотнее закрывала дверь, выходила в переднюю, беседовала с Ниной, давала ей какой-нибудь гостинчик. Потом шахматы продолжались.
В девять-десять часов вечера Ефим Зиновьевич загонял Нину коридора в свою квартиру, закрывал обе двери, вторая была дополнительная, окованная кровельным железом, Лева шел читать в маленькую комнату. Через полчаса Липа заходила туда, убирала газету, лежавшую на недовольном лице спящего бывшего зятя, и тушила свет.
Утром за Левой заезжала черная «Волга». Персональная, хотя и не совсем: «Волга» была на троих с Левиным начальником и первым его заместителем. Лева был третий. Липа напоминала Леве проверить, все ли на месте – очки, ключи, документы, и провожала его. И каждое утро находила что-нибудь забытое впопыхах и громко кричала об этом с балкона Леве, садящемуся в черную персональную машину, а бабки, с утра забившие свои места у подъезда, одобрительно кивали головами.
Ромка бездельничал. Узнав, что в «Повторке» идет фильм Марлена Хуциева «Мне двадцать лет», который снимался под названием «Застава Ильича», он понесся в «Повторку». Действительно – тот самый фильм. Ромка даже вспомнил толпу демонстрантов, узнал женщину, у которой режиссер отобрал шар, чтобы подарить Серене Круглову. Но Серени на велосипеде в фильме не было. Наверное, вырезали.
После фильма Ромка помчался в Уланский: наркомат был тот же; бетонная тетка, похожая на молодую тетю Олю, прыгала в неработающий фонтан с редкими кустиками на сухом дне. А вот шахтеров – мужчин и женщин, – с отбойными молотками на плечах, в нишах фасада Министерства авиации не было. Ниши были пустые.
– Ну, пойдем устраиваться на работу, – важным голосом сказал Ромке отец однажды утром.
– А почему? – вытянул шею Ромка.
– А потому что в экстернат принимают только работающих. Все ясно?
Конструкторское бюро «Асбошифер» помещалось в подвальном помещении с желтыми разводами по нкому потолку и щелястыми скрипучими полами. На стене висела стенгазета, возле нее курили мужики. Хлопали двери, какие-то женщины ходили с чертежами одной комнаты в другую. Когда-то здесь работал Лева.
Из одной двери пахло нашатырным спиртом. На двери была табличка «Светокопия». Кабинет начальника • напротив.
– Какой у вас сын вырос, Лев Александрович. Роскошный сын, – сказала старушка в буклях, секретарь начальника. – Ну что ж, дорогой, первого августа выходи на работу, восемь тридцать. Не опаздывай. Распишись здесь. Ромка подписался под приказом, гласившим, что Бадрецов Роман зачисляется на работу в качестве исполняющего обязанности ученика чертежника с окладом тридцать рублей. Тут же секретарша заполнила справку для предоставления по месту учебы.
– …Паспорт, военный билет… – девушка в приемной экстерната лениво протянула руку.
– Я к директору, – железным голосом сказал Лева. – Подожди, Рома. – Лева зашел в обитую черным дерматином дверь.
Через несколько минут на столе у девушки зашипел селектор и мужской голос сказал: «Наташа, прими документы у Бадрецова».
Экстернат номер один был замечательным заведением. За девять месяцев ежедневных – с шести до одиннадцати вечера, кроме субботы, – занятий выдавал аттестат. Обучение платное. Сдать в два захода нужно пятнадцать экзаменов.
Сначала Ромке было страшно среди сорока учеников обоего пола, старшим среди которых был пятидесятичетырехлетний староста группы – красивый седой широкоплечий дядька, редко появляющийся на занятиях. Он работал во Внешторге испытателем легковых автомобилей и постоянно находился за рубежом в командировках. Появлялся он на занятиях роскошно одетый, чуть хмельной, справлялся, как идут занятия, и снова исчезал.
Ромка сидел за одной партой со старшим продавцом ЦУМа красивой Равилей Абубикариевной Болтачеевой. Равиля Абубикариевна мазнула его взглядом в первый же день, спросила, сколько ему лет (Ромка наврал, что девятнадцать), Равиля осталась недовольна сообщением, раскрыла пудреницу и стала приводить себя в порядок. Про Ромку она забыла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55