– Бубен выпишу! Бабаху отоварю!.. – запоздало заорал он вслед недобитому Травникову. – Макитру раздолблю!..
– Да хватит тебе, – с завистью вздохнул Ромка.
Накануне отъезда Ромка, превозмогая стыд, пошел на улицу Горького в косметический кабинет, где ему сделали чистку лица, то есть, распарив фиономию в трубе с горячим паром, выдавили все угри, мешающие свиданию. В конце процедуры очищенное лицо намазали белым застывающим месивом, которое через двадцать минут косметичка соскребла специальным скребком. «Ну что ж, сегодня у нас значительно лучше», – сказала косметичка, хотя Ромка был здесь впервые. В последнюю ночь Ромка спал с сеточкой на голове, чтобы волосы завтра загибались назад, как у недавно погибшего польского киноактера Збигнева Цибульского в фильме «Поезд», который Ромка недавно смотрел вместе с Юлей. Цибульский очень нравился Юле, хотя и был немного полноват, что успокаивало Ромку. Темные очки, как у Цибульского, Ромка купил в табачном ларьке, рубашку с погонами и карманами на груди, как у Цибульского, недавно прислала с Сахалина мать.
В темных очках, в рубашке, в белых кедах, с сумкой через плечо, без билета, – все как у Цибульского, Ромка примчался на Курский вокзал, чтобы, как Цибульский, ехать в одном поезде с любимой, но проводница без билета его не пустила. Поезд уехал в ночь, увозя в третьем вагоне Юлю.
Ромка снял темные очки, в которых плохо было видно даже днем, и пошел в кассу покупать билет до Адлера. Билет он купил с трудом, с рук, на боковое место. До утра, когда отходил поезд, он прокантовался на Курском вокзале, а севши в поезд, тут же заснул на своей боковой полке, не дождавшись постельного белья.
…В Адлере Юли не было. Ромка прослонялся весь день по душному городу среди жирных распаренных пальм и, поужинав в столовой, заснул на топчане прямо возле моря под убаюкивающий шум прибоя.
Через два дня в Адлер прибыл Вовка, как они договаривались и о чем Ромка старался не думать, так как это противоречило сюжету «Поезда»: в фильме Цибульский был одинок.
Юли по-прежнему не было, вычищенная в косметическом кабинете фиономия снова зашершавилась. Они пошли искать жилье.
Вовка прорвался на море тоже сквозь запрет, поэтому денег ему Татьяна Ивановна, разумеется, не дала, но Вовка и не просил. Он упорно сидел вечерами с мужиками во дворе за доминошным дощатым столом, сражаясь в «буру». Вовка зарабатывал им двоим «на Кавказ». За тем самым столом, возле которого в детстве прыгал с прочими через Ромку во время «отмерного», с теми же мужиками, только постаревшими, которые не принимали его раньше по малолетству играть даже в домино. «Бурой» Вовка под руководством Пимена овладел в совершенстве, в своей ремеслухе он был первый; для беспроигрышной игры у него имелось даже несколько особых колод.
Юли не было. На один паспорт сдать две койки им никто не хотел, а паспорт был только у Вовки, потому что когда-то Вовка остался на второй год. Наконец одна русская бабка, сторожиха автобазы, согласилась сдать одну койку в курятнике, переселив кур в другое помещение. За незаконность сделки она взяла с них за сутки не по рублю, как обычно, а – по полтора. Но зато койка была широкая и удобная, если спать валетом.
Пляж был завален разноцветными телами. Они залезли в море, Вовка уплыл за буйки «в Турцию», а Ромка срочно решил загорать (в косметическом кабинете ему обещали полное освобождение от угрей на лице и стыдных прыщей на груди под воздействием ультрафиолетовых лучей солнца).
У Вовки, вернувшегося «Турции», прыщей не было, он накинул на плечи прихваченное чужое полотенце, сушившееся на веревке возле курятника, и достал книжку. Он еще несколько раз плавал и когда последний раз вернулся, то, глядя на друга, доходящего под полезным для чистоты кожи кавказским солнцем, ошалело ахнул: Ромка сгорел. Напрочь.
За ночь его спина и ноги набухли мокрым пузырем. Утром Ромка лежал на животе без движений, раскинув руки крестом. Вовка ушел на море.
В курятник зашла бабка, поинтересоваться насчет полотенца, и, увидев постояльца, ахнула. Потом принесла с огорода толстые перезревшие огурцы и, матерясь и причитая, стала обкладывать обгоревшего кругами.
Ромка прогорел чуть не до костей, две недели Вовка перед пляжем резал скисшие огурцы и подтекающими вонючими колечками обкладывал друга. Через час Вовка прибегал сменить огурцы, если он запаздывал, Ромка жалобно, как в бреду, звал его:
– Вова-ан… поменяй…
Если огурцы присыхали к телу, а Вовка задерживался, Ромка, позабыв про стыд, вызывал с огорода бабку:
– Бабуш-ка-а!..
Вовка с каждым днем становился все чернее и, когда его загар достиг предела, стал больше времени проводить в курятнике. Тем более что бабка назначила новое лечение– простоквашей. Спал Вовка теперь на полу, бабка выделила дополнительный тюфяк, жалости не повысив таксу.
Вовка сидел возле открытой двери курятника на солнце и читал, иногда он читал вслух, когда Ромка уж совсем доходил от бесполезного лежания. Единственно, чему он радовался, – отощал: пил Ромка только томатный сок, который Вовка приносил шоферского буфета в трехлитровых банках, в одну банку наливали сок, а во вторую– куриную лапшу потрохов необыкновенного вкуса и цены – девять копеек за порцию. Хлеб в буфете шоферам давали бесплатно.
Тело уже отболело, но двигаться Ромка все равно еще не мог – мешала короста, панцирем облепившая спину, и от малейшего движения отрывающаяся от живого мяса. Вовка кормил друга с ложки и посмеивался:
– Жрать повело, – значит, выживешь. Однажды, поев куриной лапши, Ромка попросил:
– Почитай стихи.
– Чего?
– В сумке возьми. Синяя такая. Марина Цветаева.
– Чего-о? – Вовка недоуменно пожал шоколадными плечами, но в сумку полез. – А зачем она?
– Купил. Юльке хотел подарить, Вовка повернул книгу задом:
– Два рубля, чего дарить-то?
– Дурак, она на толчке тридцатку стоит. За ней вся Москва ломится.
Вовка вертел книгу, не веря своим ушам. Книга как книга. Нестарая.
– Слышь, Жирный!..
– Я не жирный, – строго поправил его Ромка.
– Ну, ладно, слышь: давай ее грузинам толкнем. Если тридцатка. Они по-русски умеют.
– Да ее, во-первых, здесь никто не купит, – засомневался Ромка, но не очень активно, так как за время болезни несколько позабыл о существовании Юли. – А может, и купят…
– Не купят! Купя-ат! Дураков-то!.. Пойду, пока пляж полный. У меня книжка была на пергаменте… Петра Первого. Пошел да продал на Разгуляй.
– Чего ты врешь всю дорогу!
– Спорнем на пару рваных! – Вовка протянул свою лапищу. Ромка хотел было поспорить, но, двинувшись, застонал и убрал руку. Вовка понял по-своему:
– Боишься, очко работает, значит, уважаешь. Пошел торговать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55