Она поняла, что похититель предлагает ей воспользоваться этой емкостью, причем у него на глазах. То есть она снимет трусики, присядет и будет писать, а он все это время будет смотреть и слушать. В точности как делала дома миссис Магуаир, стоя под дверью и спрашивая:
— Ну как, животик подействовал, малышка?
— Я не могу, не могу при вас, — сказала она.
— Тогда не надо, — ответил мужчина и забрал сосуд.
В мгновенье ока подхватил термос, суповую миску и фонарь. Свет погас. Лотти услышала, как что-то шлепнулось рядом с ней на пол. Вскрикнув, она отскочила в сторону. Струя холодного воздуха промчалась над ней, как рой вылетевших с кладбища призраков. Потом что-то лязгнуло, затем щелкнуло, и Лотти поняла, что осталась одна.
Она похлопала рукой по полу там, где что-то шлепнулось. Мужчина бросил ей одеяло. Оно неприятно пахло и было грубым на ощупь, но девочка подобрала его и прижала к животу, стараясь не думать о том, что означает получение одеяла в связи с ее пребыванием в этом темном месте.
— Но мне же нужно в туалет, — всхлипнула она и снова ощутила комок в горле и стеснение в груди. Нет, нет, подумала она. Она не должна, не должна. — Мне нужно в туалет.
Шарлотта опустилась на пол. Губы у нее дрожали, глаза наполнились слезами. Она прижала ладонь ко рту и зажмурилась. Попыталась сглотнуть стоявший в горле комок.
«Думай о веселом», — сказала бы ее мать.
И поэтому она подумала о Брете. Даже произнесла ее имя. Прошептала его.
— Брета. Лучшая подруга, Брета.
Потому что самые веселые мысли были о Брете. Играть с Бретой. Болтать с Бретой. Проказничать с Бретой.
Она стала соображать, что сделала бы на ее месте Брета. Здесь, во тьме, что бы предприняла Брета? Первым делом пописала бы, подумала Лотти. Брета пописала бы. Она бы сказала:
«Вы засунули меня в эту темною нору, мистер, но вы не можете заставить меня поступать по-вашему. Так что я собираюсь пописать. Здесь и сейчас. Не в какую-то там миску, а прямо на пол.
На пол. Ей следовало сразу понять, что это не гроб, подумала Лотти, потому что здесь был пол. Жесткий, как каменный. Только…
Лотти ощущала его под собой — тот самый пол, по которому он ее проволок, тот самый пол, о который она поранилась. Вот что в первую очередь сделала бы Брета, очнувшись в темноте: попыталась бы разузнать, где она находится. Она не лежала бы тут и не хныкала бы, как маленькая.
Лотти принюхалась и провела пальцами по полу. Он был чуть бугристым, поэтому она и сбила об него коленку. Она нащупала выпирающий прямоугольник. Рядом с ним — другой прямоугольник. Потом еще один.
— Кирпичи, — прошептала девочка. Брета гордилась бы ею.
Что может поведать о ее местонахождении кирпичный пол? — задумалась она. Ясно было одно: если она станет много двигаться, то непременно поранится. Она может споткнуться. Упасть. Может рухнуть вниз головой в колодец. Она может…
Колодец в темноте? — переспросила бы Брета. Не думаю, Лотти.
Поэтому Шарлотта продолжила перемещаться на четвереньках, пока наконец не уперлась во что-то деревянное — очень занозистое, с крохотными прохладными шляпками гвоздей. Она нащупала углы, потом боковины. Ящик, решила она. И не один. Целый ряд, вдоль которого Лотти и поползла.
Она опять уткнулась в стоящий на полу предмет, но с совершенно другой поверхностью — гладкой и выпуклой. Когда она стукнула по ней костяшками пальцев, предмет сдвинулся с глухим скребущим звуком. Знакомым звуком, напомнившим ей о соленой воде и песке, о веселых играх у кромки прибоя.
— Пластиковое ведро, — гордясь собой, произнесла девочка. Даже Брета не опознала бы его быстрей.
Услышав внутри плеск, Лотти наклонилась над ведром и принюхалась. Запаха не было. Она опустила в жидкость пальцы и лизнула их.
— Вода, — объявила она. — Ведро с водой.
Она тут же поняла, как поступила бы Брета. Сказала бы: «Знаешь, Лот, мне нужно пописать», и воспользовалась бы ведром.
Что Лотти и сделала. Она вылила воду и, спустив трусики, присела над ведром. Горячая струя мочи рванулась из нее. Примостившись на краю ведра, девочка положила голову на колени. Разбитое о кирпич колено болело. Лотти лизнула ссадину и ощутила вкус крови. Внезапно на нее навалилась усталость. Она почувствовала себя очень одинокой. Все мысли о Брете растаяли, как мыльные пузыри.
— Мамочка, найди меня, — прошептала Лотти.
И даже тут она знала, что сказала бы на это ее лучшая подруга:
«Неужели ты думаешь, что мамочка сама не хочет тебя найти?»
5
Сент-Джеймс высадил Хелен и Дебору на Мэрилебон-Хай-стрит перед магазинчиком под названием «У тыквы», в котором пожилая женщина с нетерпеливым фокстерьером на поводке перебирала круглые корзинки с клубникой. Хелен и Дебора, снабженные фотографией Шарлотты, должны были обойти район, где находились монастырская школа Св. Бернадетты на Блэндфорд-стрит, домик Дэмьена Чэмберса в Кросс-Киз-клоуз и Девоншир-Плейс-мьюз — ответвление Мэрилебон-Хай-стрит. Они ставшш перед собой двойную задачу: найти всех, кто мог видеть Шарлотту накануне днем, и составить все возможные маршруты, которыми девочка могла пройти к Чэмберсу из школы и от Чэмберса к себе домой. Они занимались Шарлоттой, Сент-Джеймс — подругой Шарлотты, Бретой.
Много позже того, как он подвез Хелен домой, много позже того, как ушла спать Дебора, Сент-Джеймс беспокойно бродил по дому. Он начал с кабинета, где между двумя порциями бренди рассеянно снимал с полок книги, делая вид, будто читает. Оттуда он прошел на кухню, где сделал себе чашку «Овалтина», который не выпил, и в течение десяти минут бросал теннисный мячик с лестницы в заднюю дверь, развлекая Персика. Поднялся в спальню и посмотрел на спящую жену. Наконец он оказался в лаборатории. Фотографии Деборы по-прежнему лежали на рабочем столе, на котором она разложила их этим вечером, и при верхнем свете он еще раз рассмотрел фотографию девочки из Вест-Индии с британским флагом в руках. Ей вряд ли больше десяти лет, решил он. Возраст Шарлотты Боуэн.
Сент-Джеймс отнес фотографии Деборы в темную комнату и принес пластиковые файлы, в которые положил письма, полученные Ив Боуэн и Деннисом Лаксфордом. Рядом с этими записками он положил график занятий Шарлотты, который по его просьбе написала Ив Боуэн. Включил три лампы высокой яркости и взял лупу. Принялся изучать два письма и график.
Он сосредоточился на общих признаках. Поскольку одинаковых слов не имелось, он решил полагаться на общие буквы. «С», удвоенное «т», «у» и наиболее надежную букву для анализа и расшифровки кодов — «е».
«С» в письме к Лаксфорду абсолютно совпадало с «с» в письме к Боуэн: в обоих случаях буква была сильно закручена. То же самое и с удвоенным «т» в словах «Шарлотта» и «Лотти»: и там, и там над ними шла общая палочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140