«Почему приходили из полиции? А кстати, кто отец ее ребенка?» И днем раньше, днем позже они выйдут на меня.
— Если вы никому не говорили, то вряд ли, — сказал Сент-Джеймс.
— Не важно, что я говорил или не говорил, — ответил Лаксфорд. — Важно то, что Ив проговорилась. Она утверждает, что нет, но, видимо, да. Кто-то знает. Кто-то затаился. Обращение в полицию — а именно этого от нас ждет похититель — послужит сигналом для оповещения газет. Если это произойдет, с Ив будет покончено. Ей придется оставить пост заместителя министра, и, боюсь, свое место в парламенте она тоже потеряет. Если не теперь, то на следующих выборах.
— Если только она не станет объектом всеобщего сочувствия, что сыграет ей на руку.
— А вот это, — произнес Лаксфорд, — особенно гнусное замечание. Что вы хотите этим сказать? Она же мать Шарлотты.
Дебора повернулась к мужу. Она сидела на кушетке перед его креслом и, легко дотронувшись до его ноги, встала.
— Мы можем переговорить, Саймон? — спросила она у него.
Сент-Джеймс видел, как она взволнована. И сразу же пожалел, что позволил ей присутствовать при разговоре. Только услышав, что речь пойдет о ребенке, он должен был выслать ее из комнаты под любым предлогом. Дети — и ее невозможность выносить ребенка — были самой большой болью Деборы.
Он прошел за ней в столовую. Дебора встала у стола, опершись сложенными за спиной руками о его полированную столешницу, и сказала:
— Я знаю, о чем ты думаешь, но ты ошибаешься. Тебе не нужно меня оберегать.
— Я не хочу ввязываться в это дело, Дебора. Слишком велик риск. Если с девочкой что-то случится, вина ляжет на меня.
— Но ведь это не обычное похищение, не так ли? Денег не требуют, требуют лишь публичного признания отцовства. И смертью не угрожают. Ты знаешь, что если они от тебя не получат помощи, то пойдут к кому-нибудь другому.
— Или в полицию, куда им и следовало пойти первым делом.
— Но ты уже занимался подобными делами. И Хелен тоже. Давно, конечно, но в прошлом у тебя был подобный опыт. И у тебя хорошо получалось.
Сент-Джеймс ничего не ответил. Он знал, что ему следовало сделать: отказать Лаксфорду. Но Дебора смотрела на него, ее лицо отражало абсолютную и неизменную веру в мужа. В его умение всегда поступать правильно.
— Ты можешь ограничить время, — рассудительно предложила она. — Ты можешь… Скажи ему, что ты отводишь на это… сколько? Один день? Два? Чтобы взять след. Опросить ее ближайшее окружение. Чтобы… начать что-то делать. Потому что тогда ты хотя бы будешь уверен, что расследование ведется как надо. А для тебя ведь это важно, правда? Знать, что все делается как надо.
Сент-Джеймс коснулся щеки Деборы. Ее кожа была горячей. Глаза казались слишком большими.
Несмотря на свои двадцать пять лет, она сама походила на ребенка. Прежде всего, не надо было позволять ей слушать историю Лаксфорда, снова подумал он. Нужно было отправить ее заниматься своими фотографиями. Следовало настоять. Следовало… Сент-Джеймс резко одернул себя. Дебора права. Ему постоянно хочется ее защитить. У него страсть ее защищать. А все потому, что он на одиннадцать лет старше и знает Дебору со дня ее рождения.
— Ты им нужен, — сказала она. — Мне кажется, ты должен помочь. Хотя бы поговори с матерью. Послушай, что она скажет. Это можно сделать сегодня же вечером. Поезжай к ней с Хелен. Прямо сейчас. — Она дотронулась до ладони Саймона, все еще поглаживавшей ее щеку.
— Я не могу выделить два дня, — сказал он.
— Это не важно, главное, возьмись. Ну что, берешься? Я знаю, ты об этом не пожалеешь.
Я уже жалею, подумал Сент-Джеймс. Но кивнул, соглашаясь.
У Денниса Лаксфорда было достаточно времени, чтобы привести в порядок свой духовный дом до возвращения в дом материальный. Он жил в Хайгейте, на значительном расстоянии от особняка Сент-Джеймса, стоявшего у реки в Челси, и, ведя свой «порше» в транспортном потоке, Лаксфорд собирался с мыслями и сооружал фасад, за который, как он надеялся, его жена заглянуть не сможет.
После разговора с Ив он позвонил ей и сказал, что вернется позже, чем рассчитывал. Извини, дорогая, возникли некоторые обстоятельства, в связи с делом Ларнси нужно за стольким проследить. Ты же знаешь, мы до последнего не отдаем в набор утренний выпуск. Мне придется задержаться. Я не слишком нарушил твои планы на вечер?
Нет, ответила Фиона. Когда зазвонил телефон, она как раз читала малышу Лео, точнее, читала вместе с малышом Лео, потому что никто не читает малышу Лео, когда он хочет читать сам. Лео выбрал Джотто, со вздохом сообщила Фиона. Опять. Жаль, что его не интересует никакой другой период живописи. Чтение о картинах на религиозные сюжеты вгоняет ее в сон.
Это полезно для души, сказал Лаксфорд, попытавшись придать своему тону ироничность, а сам подумал: «Разве не про динозавров он должен в этом возрасте читать? Не про созвездия? Знаменитых охотников? Змей и лягушек? Какого черта восьмилетний мальчик читает о художнике, жившем в четырнадцатом веке? И почему его мать поощряет подобное стремление?
Они слишком близки, подумал, и не в первый раз, Лаксфорд. Лео и его мать слишком близки по духу. Когда мальчик наконец-то водворится в Беверстоке на весь осенний семестр, он окажется в мальчишеском мире. Лео от этого не в восторге. Фиона в еще меньшем восторге, но Лаксфорд знал, что им обоим это пойдет на пользу. Разве он сам не обязан всем Беверстоку? Разве не там сделали из него мужчину? Сориентировали в жизни? Разве находился бы он сегодня там, где нахоится, если бы его не послали в частную школу?
Лаксфорд постарался вытравить из сознания память о событиях этого вечера. Нужно позабыть о письме и обо всем, что последовало за его получением. Это единственный способ соорудить фасад.
Однако мысли, подобно маленьким волнам, бились о барьеры, которые он воздвиг, чтобы сдержать их, и главными были мысли о его разговоре с Ив.
Он не разговаривал с ней целую вечность, с тех пор как она сообщила ему о своей беременности ровно через пять месяцев после конференции консерваторов, на которой они познакомились. Ну, не совсем познакомились, потому что он знал Ив по университету, потом сталкивался с ней в коридорах газеты и считал ее привлекательной, даже несмотря на то, что находил отвратительными ее политические взгляды. Когда он увидел Ив в Блэкпуле среди дельцов от власти из партии консерваторов — в стальных костюмах, со стальными волосами и со стальными лицами, — притяжение оказалось прежним, равно как и отталкивание. Но в тот момент они были товарищами-журналистами — он уже два года как возглавлял «Глобус», а она была политическим корреспондентом в «Дейли телеграф», — и у них имелась возможность, ужиная и выпивая с коллегами, помериться интеллектами в яростных спорах из-за явно затянувшегося пребывания консерваторов у власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
— Если вы никому не говорили, то вряд ли, — сказал Сент-Джеймс.
— Не важно, что я говорил или не говорил, — ответил Лаксфорд. — Важно то, что Ив проговорилась. Она утверждает, что нет, но, видимо, да. Кто-то знает. Кто-то затаился. Обращение в полицию — а именно этого от нас ждет похититель — послужит сигналом для оповещения газет. Если это произойдет, с Ив будет покончено. Ей придется оставить пост заместителя министра, и, боюсь, свое место в парламенте она тоже потеряет. Если не теперь, то на следующих выборах.
— Если только она не станет объектом всеобщего сочувствия, что сыграет ей на руку.
— А вот это, — произнес Лаксфорд, — особенно гнусное замечание. Что вы хотите этим сказать? Она же мать Шарлотты.
Дебора повернулась к мужу. Она сидела на кушетке перед его креслом и, легко дотронувшись до его ноги, встала.
— Мы можем переговорить, Саймон? — спросила она у него.
Сент-Джеймс видел, как она взволнована. И сразу же пожалел, что позволил ей присутствовать при разговоре. Только услышав, что речь пойдет о ребенке, он должен был выслать ее из комнаты под любым предлогом. Дети — и ее невозможность выносить ребенка — были самой большой болью Деборы.
Он прошел за ней в столовую. Дебора встала у стола, опершись сложенными за спиной руками о его полированную столешницу, и сказала:
— Я знаю, о чем ты думаешь, но ты ошибаешься. Тебе не нужно меня оберегать.
— Я не хочу ввязываться в это дело, Дебора. Слишком велик риск. Если с девочкой что-то случится, вина ляжет на меня.
— Но ведь это не обычное похищение, не так ли? Денег не требуют, требуют лишь публичного признания отцовства. И смертью не угрожают. Ты знаешь, что если они от тебя не получат помощи, то пойдут к кому-нибудь другому.
— Или в полицию, куда им и следовало пойти первым делом.
— Но ты уже занимался подобными делами. И Хелен тоже. Давно, конечно, но в прошлом у тебя был подобный опыт. И у тебя хорошо получалось.
Сент-Джеймс ничего не ответил. Он знал, что ему следовало сделать: отказать Лаксфорду. Но Дебора смотрела на него, ее лицо отражало абсолютную и неизменную веру в мужа. В его умение всегда поступать правильно.
— Ты можешь ограничить время, — рассудительно предложила она. — Ты можешь… Скажи ему, что ты отводишь на это… сколько? Один день? Два? Чтобы взять след. Опросить ее ближайшее окружение. Чтобы… начать что-то делать. Потому что тогда ты хотя бы будешь уверен, что расследование ведется как надо. А для тебя ведь это важно, правда? Знать, что все делается как надо.
Сент-Джеймс коснулся щеки Деборы. Ее кожа была горячей. Глаза казались слишком большими.
Несмотря на свои двадцать пять лет, она сама походила на ребенка. Прежде всего, не надо было позволять ей слушать историю Лаксфорда, снова подумал он. Нужно было отправить ее заниматься своими фотографиями. Следовало настоять. Следовало… Сент-Джеймс резко одернул себя. Дебора права. Ему постоянно хочется ее защитить. У него страсть ее защищать. А все потому, что он на одиннадцать лет старше и знает Дебору со дня ее рождения.
— Ты им нужен, — сказала она. — Мне кажется, ты должен помочь. Хотя бы поговори с матерью. Послушай, что она скажет. Это можно сделать сегодня же вечером. Поезжай к ней с Хелен. Прямо сейчас. — Она дотронулась до ладони Саймона, все еще поглаживавшей ее щеку.
— Я не могу выделить два дня, — сказал он.
— Это не важно, главное, возьмись. Ну что, берешься? Я знаю, ты об этом не пожалеешь.
Я уже жалею, подумал Сент-Джеймс. Но кивнул, соглашаясь.
У Денниса Лаксфорда было достаточно времени, чтобы привести в порядок свой духовный дом до возвращения в дом материальный. Он жил в Хайгейте, на значительном расстоянии от особняка Сент-Джеймса, стоявшего у реки в Челси, и, ведя свой «порше» в транспортном потоке, Лаксфорд собирался с мыслями и сооружал фасад, за который, как он надеялся, его жена заглянуть не сможет.
После разговора с Ив он позвонил ей и сказал, что вернется позже, чем рассчитывал. Извини, дорогая, возникли некоторые обстоятельства, в связи с делом Ларнси нужно за стольким проследить. Ты же знаешь, мы до последнего не отдаем в набор утренний выпуск. Мне придется задержаться. Я не слишком нарушил твои планы на вечер?
Нет, ответила Фиона. Когда зазвонил телефон, она как раз читала малышу Лео, точнее, читала вместе с малышом Лео, потому что никто не читает малышу Лео, когда он хочет читать сам. Лео выбрал Джотто, со вздохом сообщила Фиона. Опять. Жаль, что его не интересует никакой другой период живописи. Чтение о картинах на религиозные сюжеты вгоняет ее в сон.
Это полезно для души, сказал Лаксфорд, попытавшись придать своему тону ироничность, а сам подумал: «Разве не про динозавров он должен в этом возрасте читать? Не про созвездия? Знаменитых охотников? Змей и лягушек? Какого черта восьмилетний мальчик читает о художнике, жившем в четырнадцатом веке? И почему его мать поощряет подобное стремление?
Они слишком близки, подумал, и не в первый раз, Лаксфорд. Лео и его мать слишком близки по духу. Когда мальчик наконец-то водворится в Беверстоке на весь осенний семестр, он окажется в мальчишеском мире. Лео от этого не в восторге. Фиона в еще меньшем восторге, но Лаксфорд знал, что им обоим это пойдет на пользу. Разве он сам не обязан всем Беверстоку? Разве не там сделали из него мужчину? Сориентировали в жизни? Разве находился бы он сегодня там, где нахоится, если бы его не послали в частную школу?
Лаксфорд постарался вытравить из сознания память о событиях этого вечера. Нужно позабыть о письме и обо всем, что последовало за его получением. Это единственный способ соорудить фасад.
Однако мысли, подобно маленьким волнам, бились о барьеры, которые он воздвиг, чтобы сдержать их, и главными были мысли о его разговоре с Ив.
Он не разговаривал с ней целую вечность, с тех пор как она сообщила ему о своей беременности ровно через пять месяцев после конференции консерваторов, на которой они познакомились. Ну, не совсем познакомились, потому что он знал Ив по университету, потом сталкивался с ней в коридорах газеты и считал ее привлекательной, даже несмотря на то, что находил отвратительными ее политические взгляды. Когда он увидел Ив в Блэкпуле среди дельцов от власти из партии консерваторов — в стальных костюмах, со стальными волосами и со стальными лицами, — притяжение оказалось прежним, равно как и отталкивание. Но в тот момент они были товарищами-журналистами — он уже два года как возглавлял «Глобус», а она была политическим корреспондентом в «Дейли телеграф», — и у них имелась возможность, ужиная и выпивая с коллегами, помериться интеллектами в яростных спорах из-за явно затянувшегося пребывания консерваторов у власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140