Пьер действительно слыхал об этом. Семья Бокканера была вынуждена продать роскошную виллу, построенную здесь их предком кардиналом во второй половине шестнадцатого века по проекту Джакомоделла Порта; поистине то было княжеское поместье: тенистые сады, буковые аллеи, бассейны, водопады и знаменитая, лучшая во всей окрестности терраса, с которой открывался вид на бескрайние равнины римской Кампаньи, простирающиеся от Сабинских гор до песчаных берегов Средиземного моря. При разделе имущества Бенедетта получила в наследство от матери обширные виноградники в низине под Фраскати и принесла их в приданое графу Прада как раз в то время, когда не только Рим, но и провинцию охватила лихорадка строительства. Поэтому Прада увлекся идеей построить около Фраскати несколько небольших вилл в буржуазном вкусе, наподобие тех, что вошли в моду в окрестностях Парижа. Однако на виллы нашлось мало покупателей, разразился финансовый кризис, и граф принужден был теперь выпутываться из затруднительного положения, выплачивая жене ее долю после их разрыва.
— Кроме того, — продолжал Прада, — в экипаже я могу приехать и уехать, когда вздумается, а на железной дороге связан расписанием. Нынче утром, например, у меня свидание с подрядчиками, оценщиками, адвокатами, и я понятия не имею, долго ли они меня задержат... Чудесная местность, не правда ли? Мы, римляне, недаром ею гордимся. Сколько бы у меня ни было забот и неприятностей, но, приехав сюда, я радуюсь от всего сердца.
Он не договаривал самого главного: его любовница Лизбета Кауфман провела лето в одной из этих новых вилл и устроила там изысканную художественную мастерскую, где ее посещала вся иностранная колония; к незаконной связи, в которую она вступила после смерти мужа, римское общество относилось снисходительно, и Лизбета пользовалась всеобщим расположением благодаря таланту и веселому нраву. Даже ее беременность не вызвала осуждения, и Лизбета, вернувшись в Рим в середине ноября, благополучно родила здорового крупного мальчика, что вызвало в светских салонах и в салонах церковников всевозможные сплетни и пересуды о неминуемом разводе Прада с Бенедеттой. Понятно, почему граф Прада так любил Фраскати, городок, с которым у него было связано столько нежных воспоминаний, а также чувство радости и гордости после рождения сына.
Встреча с Прада была неприятна Пьеру, питавшему неодолимое отвращение к дельцам и коммерсантам, но он постарался держаться как можно любезнее и участливо осведомился о здоровье его отца, прославленного героя, старика Орландо.
— Ах, он чувствует себя превосходно, только вот ноги парализованы. Он нас всех переживет. Бедный отец! Я так мечтаю поселить его на все лето здесь, в одной из вилл! Но он ни за что не хочет: упрямец боится покинуть Рим, как будто в его отсутствие город могут снова завоевать.
Прада громко расхохотался, он любил подшучивать над старомодным героизмом борцов за независимость. Потом он прибавил:
— Вчера отец говорил мне о вас, господин аббат. Он сетовал, что вы давно его не навещали.
Пьера огорчили эти слова, потому что он относился к Орландо с искренней любовью и почтением. После первого визита он еще раза два заходил его проведать, причем старик неизменно отказывался беседовать с ним о Риме; позже, говорил он, когда его юный друг сам все увидит, почувствует и поймет, настанет время обсудить вдвоем эту сложную тему.
— Прошу вас, — воскликнул Пьер, — будьте добры передать вашему батюшке, что я не забыл о нем и только потому его не навещаю, что хочу последовать его совету. Перед отъездом я непременно зайду с ним проститься и поблагодарить за сердечный прием.
Они продолжали медленно подниматься в гору по дороге, застроенной новыми виллами, многие из которых так и не были закончены. Узнав, что аббат приехал нанести визит кардиналу Сангвинетти, Прада снова засмеялся, обнажив свои белые, волчьи зубы.
— Да, верно, кардинал приехал сюда, как только папа захворал... Ручаюсь, что вы найдете его в лихорадочном волнении!
— Почему же? — спросил Пьер.
— Да потому, что нынче утром поступили дурные известия о здоровье святого отца. Когда я выехал из Рима, ходили слухи, что ночь прошла тревожно.
Прада остановился передохнуть на повороте, возле небольшой старинной церковки, одиноко и печально стоявшей на опушке оливковой рощи. Из полуразвалившейся лачуги рядом с церковью вышел рослый, плечистый священник с широким загорелым лицом и, резко заперев дверь на двойной поворот ключа, быстро удалился.
— Посмотрите-ка! — насмешливо заметил граф. —
У этого молодца тоже сердце не на месте, уж наверно, он побежал за новостями к вашему кардиналу.
Пьер с изумлением глядел вслед священнику.
— Да я ж его знаю, — сказал он. — Если не ошибаюсь, в день приезда я видел его у кардинала Бокканера: он привез его высокопреосвященству в подарок корзину с фигами и просил поручиться за своего младшего брата, которого посадили в тюрьму не то за драку, не то за поножовщину. Впрочем, кардинал решительно отказался дать поручительство.
— Это он самый, без сомнения, — ответил Прада, — он был своим человеком на вилле Бокканера, когда его брат служил там садовником. А теперь он доверенное лицо и преданный помощник кардинала Сангвинетти... О, этот Сантобоно прелюбопытная личность, пожалуй, у вас, во Франции, такого не сыщешь. Он живет совсем один в этой развалившейся лачуге при старой церкви Санта-Мариа-деи-Кампи, куда прихожане заходят послушать мессу не чаще трех раз в году. Да, это настоящая синекура: жалованья в тысячу франков ему вполне хватает на пропитание, он живет как сельский философ и возделывает большой фруктовый сад. Видите, вон там, за стеною.
Действительно, сад на склоне холма, позади церковки, был со всех сторон обнесен высокой стеной, наглухо огражден от любопытных взглядов. Лишь слева за оградой виднелась громадная, раскидистая смоковница, темная листва которой отчетливо выделялась на светлом небе.
Прада повел Пьера дальше, продолжая рассказывать о Сантобоно, который его, очевидно, занимал. Это был священник-патриот, гарибальдиец. Он родился в Неми, в диком уголке Альбанских гор, вышел из народа, из простой крестьянской семьи; но сам он кое-чему обучался и достаточно знал историю, чтобы вдохновляться великим прошлым Рима и мечтать о возрождении Римского государства, о торжестве молодой Италии. Наивный аббат пламенно верил, что явится наконец истинно великий папа и осуществит его мечту, сосредоточив всю власть в своих руках и подчинив себе все другие народы. Чего же проще? Разве папа не верховный глава миллионов католиков? Разве не подвластна ему половина Европы? Франция, Испания, Австрия покорятся сразу, лишь только уверятся в его могуществе, и он будет предписывать свои законы миру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211