Но тут Орландо представил Пьера.
— Господин аббат Пьер Фроман, я тебе о нем говорил, он написал книгу, которую ты прочитал по моему настоянию.
Прада держался очень любезно, он сразу же умно и страстно заговорил о Риме, не скрывая, что хотел бы превратить его в современный и внушительный город. Он видел Париж, преобразованный в годы Второй империи, видел Берлин, выросший и приукрасившийся после одержанных Германией побед, и считал, что Риму надлежит пойти по их стопам: ведь если он не станет городом, достойным великого народа, ему угрожает безвременная смерть. Либо рожденный заново, воскресший Рим, либо музейные развалины.
Пьер, заинтересованный, почтя покоренный, слушал этого изворотливого дельца, который очаровал его своим твердым и ясным умом. Он знал, как ловко орудовал Прада в деле с виллой Монтефьори, как разбогател, когда очень многие разорились на этой афере; очевидно, в то время как лихорадка неистовых спекуляций трепала Италию, граф заранее предвидел роковую катастрофу. Но Пьер уловил в его волевом, решительном лице признаки усталости: преждевременные морщины, опущенные уголки губ, словно этого человека уже утомила непрестанная борьба; крахи, происходившие вокруг, колебали почву под ногами, угрожали, задев рикошетом, разнести вдребезги любое самое прочное состояние. Поговаривали, будто в последнее время Прада не на шутку встревожен; устои колебались, в итоге финансового кризиса, который день ото дня ширился, все могло пойти прахом. Наступил какой-то упадок душевных сил; под расслабляющим, тлетворным влиянием Рима разложение постепенно коснулось и этого сурового сына Северной Италии. Прада с жадностью ринулся в погоню за наслаждениями, он спешил насладиться всем: деньгами, женщинами, он истощал себя, стремясь утолить свои страсти. Потому-то глубокая, немая грусть и охватила Орландо: прославленный победами герой видел стремительное падение своего отпрыска, а Сакко, южанин Сакко, которому благоприятствовал и самый климат, Сакко, созданный для напоенного чувственностью воздуха, для опаленных солнцем городов, все еще хранящих прах тысячелетий, точно цепкое растение процветал на этой почве, которая за свою долгую многовековую историю была насыщена преступлениями. И Сакко завладевал мало-помалу всем — и богатством и властью.
Прада произнес имя Сакко, и Орландо упомянул о приходе Стефаны. Не обменявшись по этому поводу ни словом, отец и сын с улыбкой переглянулись. Ходили слухи, будто пост скончавшегося министра земледелия будет замещен не сразу, что его обязанности временно, до того как соберется палата, станет исполнять другой министр.
Потом речь зашла о палаццо Бокканера, и Пьер удвоил внимание.
— А, так вы остановились на улице Джулиа, — сказал граф. — Старый Рим почил там, преданный молчаливому забвению.
Луиджи весьма непринужденно заговорил о кардинале и даже о Бенедетте, называя свою жену «графиня». Он следил за собою, стараясь не обнаружить признаков гнева. Но молодой священник почувствовал, что рана еще свежа, что граф весь дрожит от ярости, В любовной страсти Прада был неистов и жаждал немедленного удовлетворения своих желаний, в этом тоже проявилась, опять в искаженном виде, одна из отцовских добродетелей — нетерпеливое стремление к цели, взывающее к безотлагательному действию. Так, после связи с княгиней Флавией, воспылав страстью к Бенедетте, восхитительной племяннице и поныне еще прекрасной тетки, Луиджи решил пойти на все — на супружество, на борьбу с девушкой, которая его не любила, хотя борьба эта угрожала благополучию всей его дальнейшей жизни. Ради обладания Бенедеттой он был готов предать пламени пожара весь Рим. Он страдал безнадежно, мучась незаживающей раной при мысли, что Бенедетта так и не принадлежала ему и, хотя стала его женой, обладать ею ему не пришлось. Прада не мог простить этого оскорбления, оно по-прежнему терзало его распаленную плоть, при малейшем намеке он страдал, как от ожога. И тогда, под внешней сдержанностью благовоспитанного человека, в нем бушевала чувственность, ревнивая и мстительная, готовая на преступление.
— Господин аббат все знает, — грустно шепнул ему старый Орландо.
Прада сделал движение, как бы говоря, что нет человека, который бы не знал.
— Ах, отец, не послушай я вас, никогда бы не дал я согласия на этот бракоразводный процесс! Графиня была бы вынуждена вернуться под супружеский кров и не насмехалась бы теперь над нами, заодно со своим двоюродным братцем и любовником, Дарио.
Орландо сделал протестующий жест.
— Ну конечно, отец. А как вы полагаете, почему она отсюда сбежала? Разве не затем, чтобы там, дома, броситься в объятия любовника? Думаю, что в кардинальском палаццо на улице Джулиа творится немало мерзостей.
Прада повсюду распространял такие слухи, выдвигая против жены обвинение в открытой и бесстыдной, как он утверждал, любовной связи. Но в глубине души он и сам не верил этому, слишком хорошо зная стойкость Бенедетты и суеверное, почти мистическое значение, какое она придавала своей нетронутой девственности; кто-кто, а Прада знал, что она решила принадлежать только любимому и лишь тогда, когда сможет перед богом назвать его своим мужем. Но в его представлении оружие клеветы не противоречило правилам игры и было весьма действенным.
— Кстати, — воскликнул Луиджи, — знаете, отец, я получил сообщение о докладной записке Морано! Все ясно: брак не мог быть осуществлен... вследствие неполноценности супруга.
Он громко расхохотался, желая показать, что подобная версия представляется ему совершенно смехотворной. Но глухое отчаяние покрыло бледностью его лицо, выражение убийственной жестокости исказило смеющийся рот; очевидно, именно это обвинение в мнимой неполноценности, столь оскорбительное для такого сорта мужчин, как Прада, и было единственной причиной, побудившей его не сдавать своих позиций в бракоразводном процессе, которому вначале он не собирался придавать никакого значения. Ну что ж, придется судиться, и он был заранее уверен, что развода жена не добьется. Прада, все еще смеясь, несколько вольно рисовал подробности брачной ночи, заверяя, что не так-то просто овладеть женщиной, которая яростно сопротивляется, кусается и царапается; впрочем, он не был, по его словам, вполне уверзн, что не добился своего. Во всяком случае, он потребует освидетельствования, «божьего суда», как, совсем развеселившись, сострил Прада, хотя бы даже в присутствии всей коллегии кардиналов, если добросовестность вынудит святых отцов самих удостовериться в истине.
— Луиджи, — мягко прервал его Орландо, указывая взглядом на молодого священника.
— Молчу, молчу, вы правы, отец. Но все это до того смешно и отвратительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211