Виконт, удивленный не менее священника, не понимал, чем вызвано недовольство конгрегации; однако, движимый тактическими соображениями и жаждой победы, которую предрекал заранее, он уговорил Пьера поехать. И вот, совершенно растерянный, аббат очутился в незнакомом доме, готовый к решительной борьбе, смысл и условия которой были ему неясны.
Но тут Викторина спохватилась:
— Что ж это я вас здесь держу, господин аббат!.. Пойдемте, я провожу вас в комнату. Где ваши вещи?
Пьер указал на саквояж, который он решился наконец опустить на землю, и пояснил, что, рассчитывая пробыть в Риме недели две, он захватил с собой лишь сутану для перемены и немного белья. Викторина, видимо, очень удивилась:
— Две недели?! Вы думаете пробыть тут всего две недели? Да ну, чего толковать, сами увидите!
И, подозвав явившегося наконец дюжего слугу, она распорядилась:
— Джакомо, отнеси саквояж в красную комнату... А вы, господин аббат, пожалуйте за мною.
Пьер заметно обрадовался и приободрился, неожиданно встретив в недрах сумрачного римского палаццо землячку, да еще такую живую и приветливую. Провожая гостя через двор, Викторина сказала, что княжны пет дома, а контессине, как ласково продолжали называть Бенедетту домашние, несмотря на ее замужество, немного нездоровится и она с утра еще не показывалась. Но, повторила служанка, ей приказано принять гостя.
Лестница находилась в углу двора, под колоннадой портика, монументальная, с широкими, полого идущими ступенями, такими низкими, что по ним легко могла бы взойти и лошадь; каменные стены были, однако, совершенно голы, площадки — торжественно пустынны, и потому от высоких сводов веяло смертельной грустью.
Они поднялись на второй этаж; заметив волнение Пьера, Викторина улыбнулась. Дворец казался необитаемым, в запертых залах стояла тишина. Указав на высокую дубовую дверь справа, женщина сказала:
— Все окна в этом крыле глядят во двор и на реку, тут покои его высокопреосвященства. Да нет, господин кардинал даже и четверти этажа не занимает!.. Ведь парадные комнаты, с окнами на улицу, всегда заперты. Разве наведешь порядок в этакой махине! Да и к чему? А сколько понадобилось бы слуг!
Продолжая болтать, Викторина проворно поднималась по лестнице; она так и осталась здесь чужестранкой, видимо, слишком своеобычная, чтобы слиться с окружением. Когда они взошли на третий этаж, она снова заговорила:
— Глядите, налево здесь покои донны Серафины, а направо — контессины. Единственный уголок в доме, где чуть потеплее, тут хоть немного оживаешь... Кстати, нынче понедельник, княжна вечером принимает. Вот сами всех и увидите.
Она открыла дверь, ведущую на другую, узенькую лестницу:
— А мы-то все живем на четвертом... Позвольте, господин аббат, я пройду вперед.
Широкая парадная лестница кончалась на третьем этаже, и Викторина пояснила, что на четвертый можно подняться только по этой боковой лестнице; спустившись по ней, попадаешь в переулок, что пролегает позади дворца и ведет к Тибру. В конце лестницы есть особый выход, это очень удобно.
Они взошли наконец на четвертый этаж, и Викторина повела аббата по коридору, попутно указывая то на одну, то на другую дверь:
— Тут живет дон Виджилио, секретарь его высокопреосвященства... А тут я... Здесь будете жить вы... Когда господин виконт приезжает погостить денек-другой в Риме, он всегда выбирает это помещение; говорит, тут ему привольнее: когда вздумается, уйдет, когда вздумается, вернется. Я вам тоже ключ от входной двери дам... Вы только поглядите, какой отсюда вид красивый!
Викторина распахнула дверь и вошла. Помещение состояло из двух комнат: довольно просторной гостиной, оклеенной красными обоями в крупных разводах, и спальни, оклеенной серовато-голубыми обоями с поблекшими синими цветами. Угольная гостиная выходила окнами в переулок и на Тибр; Викторина подошла сперва к одному окну, — из него были видны речные дали вниз по течению Тибра, потом к другому — перед ним, на том берегу, раскинулся Трастевере, позади которого возвышался Яникульский холм.
— О да, вид превосходный! — сказал Пьер, подойдя вслед за Викториной к окну.
Джакомо неторопливо шел за ними с саквояжем в руке. Было уже одиннадцать часов. Заметив, что священник утомлен, и догадываясь, что после такого путешествия он, должно быть, сильно проголодался, Викторина предложила сразу же подать ему завтрак в гостиную. Тогда вся вторая половина дня останется в его распоряжении, он сможет отдохнуть или пройтись, а здешних дам увидит к вечеру, за обедом. Аббат воскликнул, что, конечно, не станет терять времени и пойдет прогуляться. Он согласился, впрочем, позавтракать, так как в самом деле сильно проголодался.
Пьеру пришлось, однако, еще на добрых полчаса запастись терпением. Джакомо, который ему прислуживал под надзором Викторины, спешить не любил. Викторина же была исполнена недоверия к другим слугам и покинула гостя, лишь убедившись, что он и впрямь ни в чем не нуждается.
— Ах, господин аббат, что за люди, что за страна! Вы даже представить себе не можете. Хоть сто лет тут проживу, а все равно не привыкну... Но контессина у нас такая добрая, а уж до чего хороша!..
Тут Викторина, подавая на стол тарелку с фигами, ошеломила аббата, заявив, что не приходится ничего путного ожидать от города, где что ни шаг, то священник. Пьер начинал уже побаиваться еретической служанки, которая и в этом дворце оставалась такой веселой и деятельной.
— Как, вы не признаете религии?
— Что вы, господин аббат, но только священники, видите ли, не по моей части. Во Франции, когда я была еще мала, я знала одного. И здесь навидалась их вдосталь, сыта по горло!.. Про его высокопреосвященство я ничего не скажу, это святой человек, достойный всякого уважения... Так вот, все в доме знают, что я девушка честная, в дурном поведении не замечена: хозяевам преданна на совесть, усердно тружусь, а ведь не оставляют меня в покое!
Тут она от всей души расхохоталась.
— Мне как сказали, что еще один священник приедет, словно у нас их без того мало, я сперва даже поворчала втихомолку... Но вижу, вы славный молодой человек, и мы с вами, думается, поладим... Да с чего это я так разболталась! Верно, оттого, что вы из Франции, а может, оттого, что наша контессина вами интересуется... Но вы на меня ведь не сердитесь? Послушайте-ка, отдохните вы лучше сегодня! И что толку по городу бродить? Занятного в нем ничего нет, пусть они что угодно толкуют!
Оставшись в одиночестве, Пьер внезапно ощутил сильнейшую усталость; лихорадочный восторг, испытанный этим утром, лишь усугубил ее; наспех проглотив котлету и два яйца, он словно захмелел и, как был, в одежде, бросился на постель, намереваясь с полчасика поспать. Сразу заснуть ему не удалось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211
Но тут Викторина спохватилась:
— Что ж это я вас здесь держу, господин аббат!.. Пойдемте, я провожу вас в комнату. Где ваши вещи?
Пьер указал на саквояж, который он решился наконец опустить на землю, и пояснил, что, рассчитывая пробыть в Риме недели две, он захватил с собой лишь сутану для перемены и немного белья. Викторина, видимо, очень удивилась:
— Две недели?! Вы думаете пробыть тут всего две недели? Да ну, чего толковать, сами увидите!
И, подозвав явившегося наконец дюжего слугу, она распорядилась:
— Джакомо, отнеси саквояж в красную комнату... А вы, господин аббат, пожалуйте за мною.
Пьер заметно обрадовался и приободрился, неожиданно встретив в недрах сумрачного римского палаццо землячку, да еще такую живую и приветливую. Провожая гостя через двор, Викторина сказала, что княжны пет дома, а контессине, как ласково продолжали называть Бенедетту домашние, несмотря на ее замужество, немного нездоровится и она с утра еще не показывалась. Но, повторила служанка, ей приказано принять гостя.
Лестница находилась в углу двора, под колоннадой портика, монументальная, с широкими, полого идущими ступенями, такими низкими, что по ним легко могла бы взойти и лошадь; каменные стены были, однако, совершенно голы, площадки — торжественно пустынны, и потому от высоких сводов веяло смертельной грустью.
Они поднялись на второй этаж; заметив волнение Пьера, Викторина улыбнулась. Дворец казался необитаемым, в запертых залах стояла тишина. Указав на высокую дубовую дверь справа, женщина сказала:
— Все окна в этом крыле глядят во двор и на реку, тут покои его высокопреосвященства. Да нет, господин кардинал даже и четверти этажа не занимает!.. Ведь парадные комнаты, с окнами на улицу, всегда заперты. Разве наведешь порядок в этакой махине! Да и к чему? А сколько понадобилось бы слуг!
Продолжая болтать, Викторина проворно поднималась по лестнице; она так и осталась здесь чужестранкой, видимо, слишком своеобычная, чтобы слиться с окружением. Когда они взошли на третий этаж, она снова заговорила:
— Глядите, налево здесь покои донны Серафины, а направо — контессины. Единственный уголок в доме, где чуть потеплее, тут хоть немного оживаешь... Кстати, нынче понедельник, княжна вечером принимает. Вот сами всех и увидите.
Она открыла дверь, ведущую на другую, узенькую лестницу:
— А мы-то все живем на четвертом... Позвольте, господин аббат, я пройду вперед.
Широкая парадная лестница кончалась на третьем этаже, и Викторина пояснила, что на четвертый можно подняться только по этой боковой лестнице; спустившись по ней, попадаешь в переулок, что пролегает позади дворца и ведет к Тибру. В конце лестницы есть особый выход, это очень удобно.
Они взошли наконец на четвертый этаж, и Викторина повела аббата по коридору, попутно указывая то на одну, то на другую дверь:
— Тут живет дон Виджилио, секретарь его высокопреосвященства... А тут я... Здесь будете жить вы... Когда господин виконт приезжает погостить денек-другой в Риме, он всегда выбирает это помещение; говорит, тут ему привольнее: когда вздумается, уйдет, когда вздумается, вернется. Я вам тоже ключ от входной двери дам... Вы только поглядите, какой отсюда вид красивый!
Викторина распахнула дверь и вошла. Помещение состояло из двух комнат: довольно просторной гостиной, оклеенной красными обоями в крупных разводах, и спальни, оклеенной серовато-голубыми обоями с поблекшими синими цветами. Угольная гостиная выходила окнами в переулок и на Тибр; Викторина подошла сперва к одному окну, — из него были видны речные дали вниз по течению Тибра, потом к другому — перед ним, на том берегу, раскинулся Трастевере, позади которого возвышался Яникульский холм.
— О да, вид превосходный! — сказал Пьер, подойдя вслед за Викториной к окну.
Джакомо неторопливо шел за ними с саквояжем в руке. Было уже одиннадцать часов. Заметив, что священник утомлен, и догадываясь, что после такого путешествия он, должно быть, сильно проголодался, Викторина предложила сразу же подать ему завтрак в гостиную. Тогда вся вторая половина дня останется в его распоряжении, он сможет отдохнуть или пройтись, а здешних дам увидит к вечеру, за обедом. Аббат воскликнул, что, конечно, не станет терять времени и пойдет прогуляться. Он согласился, впрочем, позавтракать, так как в самом деле сильно проголодался.
Пьеру пришлось, однако, еще на добрых полчаса запастись терпением. Джакомо, который ему прислуживал под надзором Викторины, спешить не любил. Викторина же была исполнена недоверия к другим слугам и покинула гостя, лишь убедившись, что он и впрямь ни в чем не нуждается.
— Ах, господин аббат, что за люди, что за страна! Вы даже представить себе не можете. Хоть сто лет тут проживу, а все равно не привыкну... Но контессина у нас такая добрая, а уж до чего хороша!..
Тут Викторина, подавая на стол тарелку с фигами, ошеломила аббата, заявив, что не приходится ничего путного ожидать от города, где что ни шаг, то священник. Пьер начинал уже побаиваться еретической служанки, которая и в этом дворце оставалась такой веселой и деятельной.
— Как, вы не признаете религии?
— Что вы, господин аббат, но только священники, видите ли, не по моей части. Во Франции, когда я была еще мала, я знала одного. И здесь навидалась их вдосталь, сыта по горло!.. Про его высокопреосвященство я ничего не скажу, это святой человек, достойный всякого уважения... Так вот, все в доме знают, что я девушка честная, в дурном поведении не замечена: хозяевам преданна на совесть, усердно тружусь, а ведь не оставляют меня в покое!
Тут она от всей души расхохоталась.
— Мне как сказали, что еще один священник приедет, словно у нас их без того мало, я сперва даже поворчала втихомолку... Но вижу, вы славный молодой человек, и мы с вами, думается, поладим... Да с чего это я так разболталась! Верно, оттого, что вы из Франции, а может, оттого, что наша контессина вами интересуется... Но вы на меня ведь не сердитесь? Послушайте-ка, отдохните вы лучше сегодня! И что толку по городу бродить? Занятного в нем ничего нет, пусть они что угодно толкуют!
Оставшись в одиночестве, Пьер внезапно ощутил сильнейшую усталость; лихорадочный восторг, испытанный этим утром, лишь усугубил ее; наспех проглотив котлету и два яйца, он словно захмелел и, как был, в одежде, бросился на постель, намереваясь с полчасика поспать. Сразу заснуть ему не удалось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211