ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Все прочие, находившиеся в храме, должны были стоять.
Какая огромная толпа — тридцать, сорок тысяч католиков, прибывших невесть откуда ради грандиозного зрелища, одержимых любопытством и страстной верой! Суета, толчея, попытки хоть что-нибудь увидеть, вытянувшись на цыпочках, глухой рокот людского прибоя, радостная готовность запросто повидать самого бога, словно в каком-то театре мистерий, где вполне пристойно громко разговаривать, развлекаясь пышным зрелищем благочестивой церемонии! Пьера, привыкшего к трепетному безмолвию молящихся, преклонивших колена в глубинах какого-нибудь сумрачного собора, вначале поразила эта религия, не чурающаяся яркого света, который обрядовую церемонию превращает в празднество среди бела дня. На трибуне, где находился аббат, его окружали мужчины во фраках, дамы в черных туалетах, словно в опере, вооруженные биноклями; тут было множество очаровательных иностранок — немок, англичанок и еще больше американок, — щебетавших с какою-то легкомысленной птичьей грацией. Слева, на другой трибуне, где находилась римская знать, Пьер узнал Бенедетту и ее тетку, Серафину; длинные кружевные шарфы дам соперничали в изяществе и роскоши, подчеркивая предписанную этикетом простоту одежды. Справа от Пьера, на трибуне рыцарей мальтийского ордена, среди группы командоров, восседал великий магистр, а напротив, по другую сторону нефа, на дипломатической трибуне, аббат различал послов всех католических стран в парадных, блистающих золотом мундирах. Но Пьер все же повернулся в сторону толпы — смутной и зыбкой, поглотившей и растворившей в себе три тысячи паломников. Собор, который легко вмещал восемьдесят тысяч человек, был заполнен лишь наполовину: людской поток свободно двигался вдоль боковых нефов и скапливался в промежутках между колоннами, откуда удобнее всего было наблюдать предстоявшее зрелище. Люди жестикулировали. Отдельные возгласы перекрывали неумолчный гул толпы. Сквозь высокие светлые окна широкими полотнищами ниспадал солнечный свет, обагряя красный шелк на колоннах, освещая заревом пожара взбудораженные, горящие лихорадочным нетерпением лица. И в этом ослепительном пожарище, как лампады, тускнели свечи — восемьдесят семь светильников Раки; то было как бы мирское торжество, парад во славу императорского божества в Древнем Риме.
Вдруг все всколыхнулось, возликовало. Из конца в конец пронеслись возгласы: «Eccolo, eccolo!» — «Вот он, вот он!» Началась давка, в водовороте толпы люди вытягивали шеи, становились на цыпочки, как одержимые, расталкивали окружающих, стремясь увидеть папу и торжественный кортеж. Но показался всего лишь отряд гвардейцев-нобилей, выстроившихся справа и слева от алтаря. Тем не менее устроили овацию и нобилям; пока они шли, прямые как струна, их провожал ропот восхищения: все восторгались их превосходной выправкой, невозмутимостью. Какая-то американка объявила, что эти люди великолепны. Какая-то римлянка подробно знакомила свою приятельницу-англичанку с почетной стражей, вспоминая, как в былые времена молодые аристократы, прельщенные пышным мундиром и удовольствием погарцевать перед дамами, почитали за честь оказаться в рядах этой гвардии, теперь же людей набирают с трудом, так что приходится довольствоваться бравыми молодчиками из сомнительной среды разорившегося дворянства, польстившимися на скудное жалованье. И еще четверть часа не смолкала болтовня, наполняя высокие своды нефов нетерпеливым гомоном толпы, которая, в ожидании зрелища, развлекается, глазея на соседей и сплетничая на их счет.
Наконец показался кортеж — долгожданная и редкостная забава; его жаждали так страстно, что появление ого ознаменовалось восторженными кликами. И стоило этой процессии показаться, грянули, словно в театре, загремели, прокатились под сводами бешеные рукоплескания: так встречают потрясшего сердца актера, любимца публики, выступающего в главной роли. Впрочем, выступление это на фоне великолепных декораций, в которых разыгрывалось действие, было, опять-таки как в театре, умело подготовлено и рассчитано на то, чтобы произвести сильное впечатление. Кортеж сформировался за кулисами, в глубине капеллы Пьета, первой от входа, направо; и святой отец, прибывший сюда из ватиканских покоев через Капеллу святых даров, вынужден был пробираться тайком, позади драпировки, отделявшей боковой неф и как бы служившей сценическим задником. Здесь, готовые двинуться в путь, ждали, построившись по рангам, кардиналы, архиепископы, епископы, прелаты — вся папская свита. И, точно послушный взмаху балетмейстерской палочки, кортеж появился на сцене, достиг главного нефа, триумфально проследовал от центрального входа до алтаря перед Ракой, продвигаясь меж двумя рядами живой изгороди, образованной верующими, а те, при виде подобного великолепия, поддавшись восторженному исступлению, рукоплескали все оглушительнее. За кортежем, как встарь, осененная торжественными атрибутами — крестом и мечом, — следовала швейцарская гвардия в полном параде, служители в длинных пунцовых симаррах, рыцари в плащах и при шпаге, в одеждах эпохи Генриха II, каноники в кружевных стихарях, главы религиозных обществ, письмоводители святого престола, епископы и архиепископы, вся папская курия в фиолетовом шелку; кардиналы в высоких шапках, облаченные в пурпур, торжественно вышагивали попарно, соблюдая почтительную дистанцию. И, наконец, офицеры почетного караула, окружавшие его святейшество, прелаты тайной приемной, монсеньер мажордом, монсеньер камергер, и все высшие сановники Ватикана, и служащий папскому престолу римский князь — традиционный символический оплот католической церкви. В кресле, на носилках, под сенью пышных опахал, которыми помавали носильщики, разодетые в алые, расшитые шелком хитоны, восседал святейший папа, облаченный в церемониальные одежды, приготовленные для него в Капелле святых даров, — в омофор, белый стихарь, епитрахиль, белые ризы и белую с золотом митру; это роскошное облачение было получено в дар из Франции. И в потоках яркого солнца, струившегося в окна, люди простирали руки навстречу приближавшимся носилкам и громко рукоплескали.
Пьер по-новому увидел сейчас Льва XIII. Это но был уже тот приветливый, хотя и усталый, но любопытствующий старец, что прогуливался по аллеям прекраснейшего сада, опираясь на руку болтливого прелата. Это не был и святейший папа в красной мантии и тиаре, по-отечески встречающий паломников, принесших ему в дар целое состояние. Это был верховный жрец, всемогущий властелин, божество, которому поклонялся весь христианский мир. Хрупкое восковое тело в белых, отягощенных золотом одеждах, как бы заключенное в раку ювелирной чеканки, казалось окаменевшим;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211