Но остальное — только догадки, в особенности все, что касается тесных комнат, где протекала каждодневная жизнь. И к тому же ни одна стена не уцелела — только выступающий наружу фундамент, только обломанный цоколь, вычертивший на земле план здания; лишь там, пониже, рядом с останками огромных дворцов, словно чудом сохранились руины совсем небольшого дома, который предположительно считают домом Ливии; три залы остались в целости, видна даже роспись на стенах — мифологические сцены, необычайной свежести цветы и плоды. Дом Тиберия исчез вовсе: то, что от него уцелело, похоронено под чудесным общественным садом, который расположен на плато и служит продолжением старинных садов Фарнезе; и от дома Калигулы, который возвышался рядом, над Форумом, как и от дома Септимия Севера, не сохранилось ничего, кроме огромных многоярусных подземелий, контрфорсов, высоких аркад, что поддерживали дворец, гигантских подвалов, где в непрестанных кутежах проводила время сытая челядь и дворцовая стража. На всей этой господствующей над городом возвышенности взор не находил теперь ничего, кроме почти неузнаваемых останков прошлого да серых, голых, взрытых киркою пустырей, где изредка торчал вздыбленный обломок античной стены; и лишь усилием воображения ученые могли воскресить блистательное великолепие, царившее здесь некогда, во времена императоров. Но проводника это не смущало, и он продолжал свои пояснения, с такой невозмутимостью показывая на пустое место, будто памятники и впрямь стояли у него перед глазами.
— Мы находимся сейчас на площади Палатина. Взгляните налево, вот дворец Домициана, направо — дворец Калигулы. Обернемся назад, здесь перед вами храм Юпитера Статора... Сюда, на площадь, вела Священная дорога, проходившая через ворота Мугониа, одни из трех древних врат первоначального Рима.
Умолкнув на минуту, он указал рукою на северозападную часть холма и продолжал.
— Вы уже заметили, с той стороны цезари ничего не строили. Оно и понятно, не хотели, видимо, трогать более древние памятники, которые стояли тут еще до основания города и почитались народом... Там был храм Победы, построенный Эваидром и его аркадийцами, логово волчицы — я вам его уже показывал, да убогая хижина Ромула из камыша и глины... Все это, господин аббат, раскопали, и пусть немцы что угодно толкуют, а сомнений тут быть не может.
Но вдруг с видом человека, упустившего самое интересное, сторож воскликнул:
— О, мы еще не осмотрели подземный ход, где был убит Калигула!
И они спустились в длинную крытую галерею, куда в наши дни через проломы пробиваются веселые солнечные лучи. Кое-где здесь еще видны лепные украшения и куски мозаики. Но галерея не становится от того менее угрюмой и пустынной, она словно создана, чтобы внушать трагический ужас. Голос старого солдата помрачнел, он рассказывал о том, как, возвратись с палатинских игрищ, Калигула вздумал один спуститься в эту галерею — поглядеть на священные танцы, которые в тот день разучивали юные азиатки. И во мраке подземелья глава заговорщиков Херея нанес императору первый удар — в живот. Калигула взревел и пытался бежать. Но тут убийцы, ого же ставленники, любимейшие друзья, накинулись на него, сбили с ног и стали колоть кинжалами; обезумев от ярости и страха, он огласил темный глухой коридор отчаянным звериным воем. Он умер; наступила тишина, и перепуганные убийцы бежали.
Традиционный осмотр развалин Палатина был окончен. Выйдя из подземелья, Пьер испытывал единственное желание — избавиться от своего чичероне, побыть в одиночестве в атом укромном, задумчивом саду на вершине холма, что возвышается над Римом. Вот уже скоро добрых три часа он топчется здесь, И грубый монотонный голос проводника гудит у него в ушах, не давая пощады ни единому камню. Теперь этот славный малый опять твердит о своем расположении к Франции, распространяется о битве при Мадженте. С добродушной улыбкой взяв серебряную монету, протянутую ему священником, он уже заводит речь о битве под Сольферино. Это грозило затянуться до бесконечности, но тут, па счастье, подошла за разъяснениями какая-то дама. Сторож сразу же отправился с нею.
— До свидания, господин аббат. Спуститься вы можете через дворец Калигулы. Имейте в виду, под землей была потайная лестница, она вела из дворца прямо в храм Весталок — вниз, па Форум. Хотя со и не обнаружили, но она должна там быть.
О, какое восхитительное чувство облегчения испытал Пьер, когда очутился наконец в одиночестве и смог присесть на одну из мраморных скамеек сада! Всю растительность здесь составляла редкая поросль самшита, кипарисов, пальм; но густая черная тень прекрасных зеленых дубов, под которыми стояла скамья, давала чудесную прохладу. Тут пленяло мечтательное уединение; трепетное молчание как бы исходило от этой древней почвы, столь насыщенной историей, историей самой блистательной, отмеченной торжеством нечеловеческой гордыни. Сады Фарнезе превратили некогда эту часть склона в приятный уголок, укрытый под сенью деревьев; здания виллы еще существуют, хотя и сильно пострадали от времени; и былое, конечно, сохранило свое очарование, дыхание Возрождения все еще ласково веет в блистающей темно-зеленой листве старых дубов. Дух прошлого живет здесь, окружая вас легким сонмом видений, словно летучими вздохами бессчетных поколений, уснувших в густой траве.
Но Рим, раскинувшийся вдали, вокруг этого царственного холма, так властно манил Пьера, что он не мог усидеть на месте. Он поднялся и подошел к балюстраде, ограждавшей площадку: под ним раскинулся Форум; дальше виднелся Капитолийский холм.
Теперь это было попросту нагромождение серых зданий — ни величия, ни красоты. А на вершине холма, венчая его, возвышался дворец Сенаторов, позднейшее сооружение с плоским фасадом, узкими окнами и высокой прямоугольной башенкой. Позади его огромной, голой и ржавой стены открывалась церковь Арачели: на этой вершине некогда блистал в своем царственном великолепии храм Юпитера Капитолийского, которому покровительствовали боги. Дальше, слева, на склоне Каприна, где в средние века паслись козы, ныне громоздились уродливые дома; и лишь несколько прекрасных деревьев дворца Каффарелли, занятого германским посольством, укрывали своей зеленью ставшую почти незаметной древнюю Тарпейскую скалу, затерявшуюся, затонувшую среди подпиравших ее со всех сторон стен. И это Капитолийский холм — самый прославленный из всех семи холмов, с его крепостью, с его храмом, которому оракулы сулили господство над вселенной, храмом, который был как бы собором св. Петра античного Рима! Холм — некогда такой грозный, покатый со стороны Форума, отвесный со стороны Марсова поля!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211