– Что ж, тогда, я думаю, вам обеим стоит знать, что я не собираюсь бросать танцы мечей просто ради женщины. Какой бы она ни была.
Глаза Массоу странно засветились.
– Даже ради Дел?
Аиды, спасите меня от вопросов ребенка… и внимания его сестры и матери.
– Я иду поговорить с Кантеада, – объявил я. – Вы оставайтесь здесь. Понятно?
Киприана сложила руки на груди.
– Значит ты бежишь за ней… Тебе значит это делать можно.
– Все зависит оттого, – сказал я, – нужна ли человеку, за которым ты бегаешь, твоя компания.
– Вот значит почему Дел с тобой не спит? – ровным голосом поинтересовалась Адара.
Аиды…
Я повернулся и пошел от них. Дел стояла в тени скалы с маленьким Кантеада, которого она называла мастер песни. Я снова удивился бледной, полупрозрачной коже, нежному пушку на выразительно подвижном гребешке, хрупким рукам и мощной груди. Когда он молчал, его горло казалось нормальным, но при разговоре – нет, пении – оно вдувалось и раздувалось как у лягушки.
Лицо Дел было очень торжественным.
– Они обеспокоены, – сказала она. – Они говорят, что появился разлад, мрачный разлад, и это влияет на песню жизни.
– На что?
– На песню жизни, – повторила она. – На то, как они живут.
Я слабо вздохнул.
– Песня того, песня сего… – выражение лица Дел изменилось и я заторопился поправиться. – Хорошо, Дел, больше я этим шутить не буду. Он объясняет, откуда этот разлад?
Она выглядела расстроенной.
– Мы чужие для них, как диссонанс для чистой мелодии. Мы убиваем живых существ. Это вызывает дисгармонию.
Я улыбнулся.
– Можно и так поставить вопрос. Но за последнее время мы убили только этих гончих.
Она покачала головой и слипшиеся высохшие пряди рассыпались на золотые волоски.
– Не имеет значения. Для Кантеада все живые существа заслуживают почитания и уважения. Все живые существа, Тигр. Именно поэтому Кантеада едят только то что растет, не убивая. Питаются тем, что дает земля. Это песня жизни, Тигр… бесконечный цикл жизни в гармонии с миром.
– Никогда не убивают? – такого я не мог даже представить. – За всю жизнь ни один из них не убил ни одного живого существа?
Дел кивнула.
– Кантеада относятся к жизни с благоговением. К любому проявлению жизни. Даже к кровопийце комару.
– Эти гончие не совсем комары…
– Нет. И мастер песни понимает это. Поэтому он и сотворил песню охраны и дал ее другим, чтобы они пели. Но у него есть одно требование: пока мы здесь, мы не должны убивать или причинять кому-то вред.
– Даже комару.
– Даже комару.
– А как насчет…
– Никому, Тигр.
Я хмыкнул.
– А если на нас нападут? Нам придется защищаться.
Дел улыбнулась.
– Здесь ничто не причинит нам вреда, Тигр. Это место мира.
– Мир, шмир, – проворчал я. – Я уважаю их обычаи, но не верю во всю эту ерунду с песней охраны. Если хоть несколько гончих спустятся сюда, я уж постараюсь остановить их.
– Это еще и место силы, – предупредила Дел. – Не забывай о Кантеада.
Я устал.
– Ладно. Хорошо. Не буду. Здесь где-нибудь можно отдохнуть? Или чем-нибудь перекусить?
Дел наклонилась к человечку.
– Сулхайя, мастер песни. Мы принимаем твое гостеприимство.
Его горло раздулось.
Песня снов предлагает отдых. Песня выздоровления предлагает возрождение.
Я посмотрел на Дел.
– Что?
– Они будут петь, и ты уснешь, Тигр. Они усыпят нас песней, – Дел коснулась моей руки. – Пойдем, давай вернемся. Всем нужно поесть и отдохнуть.
Солнце скрылось за горами. Маленький Кантеада исчез, а я изумленно озирался. Я ожидал, что ночью каньон наполнит темнота, но не принял во внимание деловитость существ, которые жили в нем. Каждая дыра, щель, вход в пещеру были освещены свечами. Их огоньки наполняли каньон дымным тусклым сиянием. Каменные стены отражали свет и пылали как Южный похоронный круг, где собираются танцоры мечей со свечами, чтобы открыть величайшим из шодо путь в валхайл.
Я осмотрелся и прислушался. В воздухе по-прежнему висела мелодия, отгонявшая гончих.
– Неужели они никогда не устают от пения?
– А ты устаешь дышать?
– Это разные вещи, баска. Дыхание для человека необходимость.
– А для них пение необходимость, – я почувствовал, как холодные пальцы Дел переплелись с моими. – Когда я была маленькой, моя мама пела мне, чтобы я заснула. А потом я пела Джамайлу. А до нас, наверное, эти песни слушали братья. И отец всегда напевал, натачивая мечи, – она вздохнула, любуясь танцующим на стенах светом. – Я не помню, когда в первый раз услышала о Кантеада. Кажется я всегда о них знала, как и все вокруг. Легенды говорят, что до того, как появились Кантеада, музыки в мире не было. И люди грустили, не зная чего они лишены, но чувствуя, что для полноты им чего-то не хватает, – ее пальцы слабо сжались. – И тогда боги создали Кантеада, а Кантеада создали музыку.
Я задумался над ее словами. В моей семье никто не пел, потому что семьи у меня не было. Я жил в загоне с козами.
– Красивая история, – наконец сказал я, – только в нее трудно поверить.
– Пойдем, – Дел потянула меня за пальцы. – Ты помнишь узоры на стенах пещеры мастера песни? Линии и узлы?
– Помню, – мы шли сквозь сияние свечей. Было прохладно, но не холодно, хотя без Северной одежды все воспринималось бы по-другому. Шерсть начинала мне нравиться.
– Эти узлы – звуки. Прямые линии определяют течение песни. Вместе они составляют музыку.
Я хмыкнул.
– Это слишком сложно.
– Может быть. Но читать такие знаки нужно только если хочешь спеть или сыграть что-то так же, как это делали до тебя. А если не хочешь, можешь исполнить по-своему или так, как тебе запомнилось, – она слабо улыбнулась. – Это должен знать истойя.
– Не считая языков, математики и географии.
– Да. И конечно танца.
Да, танца. Того, ради чего мы жили.
– Я вообще-то предпочел бы поменьше сложностей. Можно обойтись и без песен.
Ее пальцы застыли.
– Но на Севере так нельзя.
Я пожал одним плечом.
– Тебе без этого нельзя, баска, но меня этот запрет не интересует. Я и без песни хорошо танцую.
– Но прислушайся, Тигр… Прислушайся к песне.
Я прислушался. Мелодия то поднималась, то опускалась, бормотали голоса… или что там использовали Кантеада, чтобы создавать музыку.
– Очень мило, – неохотно выдавил я, – только немного занудно.
– Это песня охраны, Тигр… Она создана чтобы держать подальше гончих, а не развлекать людей.
Я ухмыльнулся.
– Им пришлось бы постараться, чтобы развлечь людей.
Дел вздохнула. Мы шли рядом, переплетя пальцы, но почти не сжимая их, ни на чем не настаивая. Никто из нас не привык демонстрировать свою привязанность. Мы не умели посвящать посторонних в свои переживания. И Дел, и я не любили использовать молчаливый разговор любовников из страха выдать слишком много. И себе, и другим.
– Ты хоть иногда устаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Глаза Массоу странно засветились.
– Даже ради Дел?
Аиды, спасите меня от вопросов ребенка… и внимания его сестры и матери.
– Я иду поговорить с Кантеада, – объявил я. – Вы оставайтесь здесь. Понятно?
Киприана сложила руки на груди.
– Значит ты бежишь за ней… Тебе значит это делать можно.
– Все зависит оттого, – сказал я, – нужна ли человеку, за которым ты бегаешь, твоя компания.
– Вот значит почему Дел с тобой не спит? – ровным голосом поинтересовалась Адара.
Аиды…
Я повернулся и пошел от них. Дел стояла в тени скалы с маленьким Кантеада, которого она называла мастер песни. Я снова удивился бледной, полупрозрачной коже, нежному пушку на выразительно подвижном гребешке, хрупким рукам и мощной груди. Когда он молчал, его горло казалось нормальным, но при разговоре – нет, пении – оно вдувалось и раздувалось как у лягушки.
Лицо Дел было очень торжественным.
– Они обеспокоены, – сказала она. – Они говорят, что появился разлад, мрачный разлад, и это влияет на песню жизни.
– На что?
– На песню жизни, – повторила она. – На то, как они живут.
Я слабо вздохнул.
– Песня того, песня сего… – выражение лица Дел изменилось и я заторопился поправиться. – Хорошо, Дел, больше я этим шутить не буду. Он объясняет, откуда этот разлад?
Она выглядела расстроенной.
– Мы чужие для них, как диссонанс для чистой мелодии. Мы убиваем живых существ. Это вызывает дисгармонию.
Я улыбнулся.
– Можно и так поставить вопрос. Но за последнее время мы убили только этих гончих.
Она покачала головой и слипшиеся высохшие пряди рассыпались на золотые волоски.
– Не имеет значения. Для Кантеада все живые существа заслуживают почитания и уважения. Все живые существа, Тигр. Именно поэтому Кантеада едят только то что растет, не убивая. Питаются тем, что дает земля. Это песня жизни, Тигр… бесконечный цикл жизни в гармонии с миром.
– Никогда не убивают? – такого я не мог даже представить. – За всю жизнь ни один из них не убил ни одного живого существа?
Дел кивнула.
– Кантеада относятся к жизни с благоговением. К любому проявлению жизни. Даже к кровопийце комару.
– Эти гончие не совсем комары…
– Нет. И мастер песни понимает это. Поэтому он и сотворил песню охраны и дал ее другим, чтобы они пели. Но у него есть одно требование: пока мы здесь, мы не должны убивать или причинять кому-то вред.
– Даже комару.
– Даже комару.
– А как насчет…
– Никому, Тигр.
Я хмыкнул.
– А если на нас нападут? Нам придется защищаться.
Дел улыбнулась.
– Здесь ничто не причинит нам вреда, Тигр. Это место мира.
– Мир, шмир, – проворчал я. – Я уважаю их обычаи, но не верю во всю эту ерунду с песней охраны. Если хоть несколько гончих спустятся сюда, я уж постараюсь остановить их.
– Это еще и место силы, – предупредила Дел. – Не забывай о Кантеада.
Я устал.
– Ладно. Хорошо. Не буду. Здесь где-нибудь можно отдохнуть? Или чем-нибудь перекусить?
Дел наклонилась к человечку.
– Сулхайя, мастер песни. Мы принимаем твое гостеприимство.
Его горло раздулось.
Песня снов предлагает отдых. Песня выздоровления предлагает возрождение.
Я посмотрел на Дел.
– Что?
– Они будут петь, и ты уснешь, Тигр. Они усыпят нас песней, – Дел коснулась моей руки. – Пойдем, давай вернемся. Всем нужно поесть и отдохнуть.
Солнце скрылось за горами. Маленький Кантеада исчез, а я изумленно озирался. Я ожидал, что ночью каньон наполнит темнота, но не принял во внимание деловитость существ, которые жили в нем. Каждая дыра, щель, вход в пещеру были освещены свечами. Их огоньки наполняли каньон дымным тусклым сиянием. Каменные стены отражали свет и пылали как Южный похоронный круг, где собираются танцоры мечей со свечами, чтобы открыть величайшим из шодо путь в валхайл.
Я осмотрелся и прислушался. В воздухе по-прежнему висела мелодия, отгонявшая гончих.
– Неужели они никогда не устают от пения?
– А ты устаешь дышать?
– Это разные вещи, баска. Дыхание для человека необходимость.
– А для них пение необходимость, – я почувствовал, как холодные пальцы Дел переплелись с моими. – Когда я была маленькой, моя мама пела мне, чтобы я заснула. А потом я пела Джамайлу. А до нас, наверное, эти песни слушали братья. И отец всегда напевал, натачивая мечи, – она вздохнула, любуясь танцующим на стенах светом. – Я не помню, когда в первый раз услышала о Кантеада. Кажется я всегда о них знала, как и все вокруг. Легенды говорят, что до того, как появились Кантеада, музыки в мире не было. И люди грустили, не зная чего они лишены, но чувствуя, что для полноты им чего-то не хватает, – ее пальцы слабо сжались. – И тогда боги создали Кантеада, а Кантеада создали музыку.
Я задумался над ее словами. В моей семье никто не пел, потому что семьи у меня не было. Я жил в загоне с козами.
– Красивая история, – наконец сказал я, – только в нее трудно поверить.
– Пойдем, – Дел потянула меня за пальцы. – Ты помнишь узоры на стенах пещеры мастера песни? Линии и узлы?
– Помню, – мы шли сквозь сияние свечей. Было прохладно, но не холодно, хотя без Северной одежды все воспринималось бы по-другому. Шерсть начинала мне нравиться.
– Эти узлы – звуки. Прямые линии определяют течение песни. Вместе они составляют музыку.
Я хмыкнул.
– Это слишком сложно.
– Может быть. Но читать такие знаки нужно только если хочешь спеть или сыграть что-то так же, как это делали до тебя. А если не хочешь, можешь исполнить по-своему или так, как тебе запомнилось, – она слабо улыбнулась. – Это должен знать истойя.
– Не считая языков, математики и географии.
– Да. И конечно танца.
Да, танца. Того, ради чего мы жили.
– Я вообще-то предпочел бы поменьше сложностей. Можно обойтись и без песен.
Ее пальцы застыли.
– Но на Севере так нельзя.
Я пожал одним плечом.
– Тебе без этого нельзя, баска, но меня этот запрет не интересует. Я и без песни хорошо танцую.
– Но прислушайся, Тигр… Прислушайся к песне.
Я прислушался. Мелодия то поднималась, то опускалась, бормотали голоса… или что там использовали Кантеада, чтобы создавать музыку.
– Очень мило, – неохотно выдавил я, – только немного занудно.
– Это песня охраны, Тигр… Она создана чтобы держать подальше гончих, а не развлекать людей.
Я ухмыльнулся.
– Им пришлось бы постараться, чтобы развлечь людей.
Дел вздохнула. Мы шли рядом, переплетя пальцы, но почти не сжимая их, ни на чем не настаивая. Никто из нас не привык демонстрировать свою привязанность. Мы не умели посвящать посторонних в свои переживания. И Дел, и я не любили использовать молчаливый разговор любовников из страха выдать слишком много. И себе, и другим.
– Ты хоть иногда устаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102