– поинтересовался молодой Гришка Вадбольский. – Что-то звучит похоже.
– Да, не-е, – Витя махнул рукой, – какой там Сигизмунд, не смешите меня. Он похож… Да кстати, у меня же портрет его есть, – Растопченко вспомнил, что обнаружил в старой своей одежде в кармане наградной значок “80 лет ВЧК” с изображением Дзержинского и теперь все время носил при себе. – Во, смотри.
– Ну-ка, ну-ка, – князь Ухтомский выхватил значок из рук Вити и присвистнул: – Гриш, гляди, на царя-то Иоанна Васильевича как похож, прям, одно лицо. Не родственник ли Рюриковичам будет?
– Как не быть, – уверенно ответил Витя. – Самый что ни на есть прямой. Царь же.
Сидевший рядом с ним Рыбкин закашлялся. Витя стукнул его по спине и как ни в чем не бывало продолжал:
– У меня один раз такой случай вышел. Война шла большая там у нас. С немцами. С тевтонами, значит.
– И у вас с тевтонами? – удивился Вадбольский
– И у нас с тевтонами. А меня послали на важное дело. В самое логово их, поразузнать, что там да как. Иду я, значит, по коридору рейхсканцелярии…
– Где идешь? – в один голос спросили слушавшие.
– Ну, по замку иду, по замку их, – опомнился Витя
– А-а…
– Вот, говорю же, а тевтон их главный, Мюллер, фамилия у него такая, он меня уже подозревать начал, стакан мне сует. Выпей мол, водички. А я ему: “Чего водички-то, водки давай!”
– Вот правильно, – согласился Никита – Ну и что, дал?
– Налил. И я ему тост сразу: “За победу, говорю, за нашу победу!”. И выпил залпом, не закусывая. Он так и обомлел. А пока он там раздумывал, я сразу за Катюшей…
– Верно, с молодухой-то оно веселее, – поддержал Никита.
– Да нет, темнота, это пушка такая у нас есть, “Катюша” называется. Я из нее как шарахну. Вся эта рейхсканцелярия, то есть замок их – вдребезги. Я документы прихватил, ну, свитки всякие там, грамоты, летописи, и к своим. Разгромили мы их за милу душу. Меня Феликс Эдмундович потом награждал. Я отказывался, ведь не за награды же старался – за Родину. А он мне: “Виктор, помни, с чего начинается Родина”. Аж прослезился. И товарищ Сталин меня хвалил. Всем в пример ставил.
– А это еще кто таков? – удивился Ухтомский, – что-то мы о нем пока не слыхивали. Тоже царь?
– Да нет, боярин там один… – Витя, понимая, что слегка запутался, постарался уйти от ответа. – А работать как тяжело было, – перевел он тему, – все самому, самому, поручить некому. Тугодумы все такие. Вот подчиненный у меня был, ну, порученец, Безруков фамилия. Так выгнать пришлось, ни черта не соображает, только портил все. Уж я ему и так, и так объяснял…
– Да ты бы приказал его выпороть хорошенько, – весело посоветовал Никита. – Коли работать не хочет, пороть надо, вот и весь сказ. Верно я говорю? – он обернулся и тут заметил подъехавшего князя Алексея.
– Вот рассказывают нам свены о жизни ихней заморской, – весело сообщил Никита, беря под уздцы княжеского коня. – Ты бы послушал, Алексей Петрович. Не скучают свены за морем, воюют, да все с молодухами на войну ходят. Тевтоны, знаешь, и до них добрались, оказывается.
– Некогда мне слушать, – ответил князь, спрыгивая с лошади, – пойдем, Никита, надо потолковать. А остальные пусть слушают, коли охота. Тебе потом расскажут.
Видя, что князь настроен серьезно, даже озабочен, Ухтомский перестал шутить, пожал плечами и послушно последовал за Алексеем в дом. Настроение князя повлияло и на остальных, народ постепенно разошелся. Витя спрыгнул с опрокинутой бочки, сидя на которой он выступал перед публикой. Рыбкин, помалкивавший перед тем, наконец, высказал свое отношение к его рассказам, покрутив пальцем у виска:
– Спятили, что ли, товарищ майор, – тихо, чтоб не услышали, сказал он, наклонившись к витиному уху, – про Дзержинского такое говорить? Стыдно ведь, а вдруг раскусят?
– Да ладно, – отмахнулся Витя. – Откуда им знать-то? Ты вот что лучше мне скажи, тебе испанец этот, который на золотой лодке капитан, как? Подозрительным не кажется?
– Нет, а что? – удивился Рыбкин.
– Да так, ничего пока, – ответил Витя, – но иностранец все-таки. Ты присматривай, присматривай за ним. Католик он, а католики православных не любят. Читал, наверное, в учебниках? Так что гляди в оба.
– А зачем? – не понял Рыбкин
– Гляди, я тебе сказал, – повысил голос Растоп-ченко. – Мы с тобой что, даром тут хлеб едим? Работать должны. Мало ли что… Коли не хочешь, чтобы тебя в огородники на задний двор сослали, показать себя нужно. Хоть как-то. Полезность свою доказать.
– А-а…
– Вот тебе и а-а… Все вы в милиции лопухи. Вот, гляди, все разошлись, а испанец все ходит и ходит по двору. А чего ходит? И князя вон каким взглядом проводил. Недобрым. А с чего бы это?
– Да как с чего, ревнует просто, – уверенно заключил Рыбкин – Он же давно с княгиней был, как Никита рассказывал, а тут, здрасьте, приехали в Московию.
– Простофиля ты, – еще раз одернул его Витя. – Если ревнует – не наше дело. Но разобраться надо. Может, он еще чего надумал. А вдруг покушение организует? У князя охрана-то вроде тебя, такие же оболтусы. Ни пароля у них, ни информации никакой, что за люди там на лодке – знать не знает никто, и даже в ус не дуют. А они не откуда-нибудь, из Италии приплыли. Иностранцы у нас с сотворения мира всегда напакостить норовят, нутро у них такое. Желание подгадить в крови, по наследству передается.
– Не надо нам лезть, – засомневался Рыбкин, – разгневаем княгиню. А она единственная наша заступница. Худо нам будет. Князь княгиню очень любит. Убьет за нее, если обидим.
– А мы княгиню не тронем, – пообещал Витя, – мы ее людишек пощупаем. Она сама-то, наверняка, не все про них знает. А мы узнаем. И если что – князю доложим. Тогда за место свое можно уже не бояться будет, говно выгребать не сошлют.
– Ну, если так… – кисло согласился Рыбкин.
– Ладно, не ной, пошли в дом, – Витя хлопнул приунывшего сержанта по плечу. – Делай, что я говорю, и полный порядок будет.
Сообразив, что ухнулся он в дебри веков окончательно и бесповоротно, и к своей обычной жизни ему уже никогда не вернуться, Растопченко, отоспавшись, да отъевшись немного на княжеских харчах, слегка успокоился, осмотрелся и решил, что раз так вышло, надо бы поудобнее устроиться в новой обстановке. Используя старый опыт работы в органах, путь для этого Витя видел только один и весьма привычный – выслужиться. А для этого проще всего кого-нибудь заложить. Выслужиться необходимо перед начальством – это был, конечно, князь Белозерский, он тут самый главный. А вот кого заложить?
Людишек вокруг много, весьма разномастных, ближайшее окружение трогать опасно – можно нарваться на неприятности. Какие там у них отношения – сразу не разберешь. Настучишь на доверенного человека – тебе же хвоста и накрутят. А вот кто подальше, меньше на княжеских глазах, тех и подставить можно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
– Да, не-е, – Витя махнул рукой, – какой там Сигизмунд, не смешите меня. Он похож… Да кстати, у меня же портрет его есть, – Растопченко вспомнил, что обнаружил в старой своей одежде в кармане наградной значок “80 лет ВЧК” с изображением Дзержинского и теперь все время носил при себе. – Во, смотри.
– Ну-ка, ну-ка, – князь Ухтомский выхватил значок из рук Вити и присвистнул: – Гриш, гляди, на царя-то Иоанна Васильевича как похож, прям, одно лицо. Не родственник ли Рюриковичам будет?
– Как не быть, – уверенно ответил Витя. – Самый что ни на есть прямой. Царь же.
Сидевший рядом с ним Рыбкин закашлялся. Витя стукнул его по спине и как ни в чем не бывало продолжал:
– У меня один раз такой случай вышел. Война шла большая там у нас. С немцами. С тевтонами, значит.
– И у вас с тевтонами? – удивился Вадбольский
– И у нас с тевтонами. А меня послали на важное дело. В самое логово их, поразузнать, что там да как. Иду я, значит, по коридору рейхсканцелярии…
– Где идешь? – в один голос спросили слушавшие.
– Ну, по замку иду, по замку их, – опомнился Витя
– А-а…
– Вот, говорю же, а тевтон их главный, Мюллер, фамилия у него такая, он меня уже подозревать начал, стакан мне сует. Выпей мол, водички. А я ему: “Чего водички-то, водки давай!”
– Вот правильно, – согласился Никита – Ну и что, дал?
– Налил. И я ему тост сразу: “За победу, говорю, за нашу победу!”. И выпил залпом, не закусывая. Он так и обомлел. А пока он там раздумывал, я сразу за Катюшей…
– Верно, с молодухой-то оно веселее, – поддержал Никита.
– Да нет, темнота, это пушка такая у нас есть, “Катюша” называется. Я из нее как шарахну. Вся эта рейхсканцелярия, то есть замок их – вдребезги. Я документы прихватил, ну, свитки всякие там, грамоты, летописи, и к своим. Разгромили мы их за милу душу. Меня Феликс Эдмундович потом награждал. Я отказывался, ведь не за награды же старался – за Родину. А он мне: “Виктор, помни, с чего начинается Родина”. Аж прослезился. И товарищ Сталин меня хвалил. Всем в пример ставил.
– А это еще кто таков? – удивился Ухтомский, – что-то мы о нем пока не слыхивали. Тоже царь?
– Да нет, боярин там один… – Витя, понимая, что слегка запутался, постарался уйти от ответа. – А работать как тяжело было, – перевел он тему, – все самому, самому, поручить некому. Тугодумы все такие. Вот подчиненный у меня был, ну, порученец, Безруков фамилия. Так выгнать пришлось, ни черта не соображает, только портил все. Уж я ему и так, и так объяснял…
– Да ты бы приказал его выпороть хорошенько, – весело посоветовал Никита. – Коли работать не хочет, пороть надо, вот и весь сказ. Верно я говорю? – он обернулся и тут заметил подъехавшего князя Алексея.
– Вот рассказывают нам свены о жизни ихней заморской, – весело сообщил Никита, беря под уздцы княжеского коня. – Ты бы послушал, Алексей Петрович. Не скучают свены за морем, воюют, да все с молодухами на войну ходят. Тевтоны, знаешь, и до них добрались, оказывается.
– Некогда мне слушать, – ответил князь, спрыгивая с лошади, – пойдем, Никита, надо потолковать. А остальные пусть слушают, коли охота. Тебе потом расскажут.
Видя, что князь настроен серьезно, даже озабочен, Ухтомский перестал шутить, пожал плечами и послушно последовал за Алексеем в дом. Настроение князя повлияло и на остальных, народ постепенно разошелся. Витя спрыгнул с опрокинутой бочки, сидя на которой он выступал перед публикой. Рыбкин, помалкивавший перед тем, наконец, высказал свое отношение к его рассказам, покрутив пальцем у виска:
– Спятили, что ли, товарищ майор, – тихо, чтоб не услышали, сказал он, наклонившись к витиному уху, – про Дзержинского такое говорить? Стыдно ведь, а вдруг раскусят?
– Да ладно, – отмахнулся Витя. – Откуда им знать-то? Ты вот что лучше мне скажи, тебе испанец этот, который на золотой лодке капитан, как? Подозрительным не кажется?
– Нет, а что? – удивился Рыбкин.
– Да так, ничего пока, – ответил Витя, – но иностранец все-таки. Ты присматривай, присматривай за ним. Католик он, а католики православных не любят. Читал, наверное, в учебниках? Так что гляди в оба.
– А зачем? – не понял Рыбкин
– Гляди, я тебе сказал, – повысил голос Растоп-ченко. – Мы с тобой что, даром тут хлеб едим? Работать должны. Мало ли что… Коли не хочешь, чтобы тебя в огородники на задний двор сослали, показать себя нужно. Хоть как-то. Полезность свою доказать.
– А-а…
– Вот тебе и а-а… Все вы в милиции лопухи. Вот, гляди, все разошлись, а испанец все ходит и ходит по двору. А чего ходит? И князя вон каким взглядом проводил. Недобрым. А с чего бы это?
– Да как с чего, ревнует просто, – уверенно заключил Рыбкин – Он же давно с княгиней был, как Никита рассказывал, а тут, здрасьте, приехали в Московию.
– Простофиля ты, – еще раз одернул его Витя. – Если ревнует – не наше дело. Но разобраться надо. Может, он еще чего надумал. А вдруг покушение организует? У князя охрана-то вроде тебя, такие же оболтусы. Ни пароля у них, ни информации никакой, что за люди там на лодке – знать не знает никто, и даже в ус не дуют. А они не откуда-нибудь, из Италии приплыли. Иностранцы у нас с сотворения мира всегда напакостить норовят, нутро у них такое. Желание подгадить в крови, по наследству передается.
– Не надо нам лезть, – засомневался Рыбкин, – разгневаем княгиню. А она единственная наша заступница. Худо нам будет. Князь княгиню очень любит. Убьет за нее, если обидим.
– А мы княгиню не тронем, – пообещал Витя, – мы ее людишек пощупаем. Она сама-то, наверняка, не все про них знает. А мы узнаем. И если что – князю доложим. Тогда за место свое можно уже не бояться будет, говно выгребать не сошлют.
– Ну, если так… – кисло согласился Рыбкин.
– Ладно, не ной, пошли в дом, – Витя хлопнул приунывшего сержанта по плечу. – Делай, что я говорю, и полный порядок будет.
Сообразив, что ухнулся он в дебри веков окончательно и бесповоротно, и к своей обычной жизни ему уже никогда не вернуться, Растопченко, отоспавшись, да отъевшись немного на княжеских харчах, слегка успокоился, осмотрелся и решил, что раз так вышло, надо бы поудобнее устроиться в новой обстановке. Используя старый опыт работы в органах, путь для этого Витя видел только один и весьма привычный – выслужиться. А для этого проще всего кого-нибудь заложить. Выслужиться необходимо перед начальством – это был, конечно, князь Белозерский, он тут самый главный. А вот кого заложить?
Людишек вокруг много, весьма разномастных, ближайшее окружение трогать опасно – можно нарваться на неприятности. Какие там у них отношения – сразу не разберешь. Настучишь на доверенного человека – тебе же хвоста и накрутят. А вот кто подальше, меньше на княжеских глазах, тех и подставить можно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88