Намерения его не оставляли сомнений, и Афанасий, опешив, отступил. Вассиана поспешила проводить Ирину Андреевну в ее покои. По дороге молодая княгиня Шелешпанская горько плакала, слезы текли из глаз, черны от краски, и мешались с белилами на лице. В покоях Ирины, в самой глубине дома, с окнами, выходящими на все тот же скотный двор, обнесенный высоким забором, Вассиана уложила сестрицу на скамью с невысоким приголовником, покрытую бархатными полавочниками и одеялом, подбитым соболиным мехом, которая служила Ирине постоянной кроватью, и вытерла шелковым платком слезы с ее лица.
– Ну, успокойся, успокойся, – уговаривала она Ирину вполголоса, – все уже прошло…
– Как бы не так, – сквозь рыдания проговорила та, – как я завидую тебе, Вассианочка, живешь ты с Алексеем Петровичем душа в душу. Он тебя не бьет. По всему видно, любит, заботится, совета спрашивает. Вот и защитника приставил, чтоб пальцем никто тронуть не смел. А мне старая карга эта Емельяна всю жизнь отравила, змея подколодная. Ведь если бы не она, по-другому бы ко мне и Афанасий относился. Вот, говорят, терпеть надобно, бабья доля такая, а у меня уж и мочи нет. Сведет она меня в могилу, ей одной Афанасий достанется.
– Афанасий твой сам хорош, его оправдывать не стоит, – возразила ей Вассиана. – Мне, конечно, облегчение, что Алексей мой осиротел рано да в разъездах часто бывает, меня с собой берет, нет нужды мне с престарелыми родственницами его дружбу особую водить. Но и будь я на твоем месте, терпеть бы не стала.
– А что бы ты сделала? – затаив дыхание, Ирина перестала плакать и приподнялась на скамье.
– Я бы отомстила им обоим. За себя и за детей своих. Чтоб не повадно было впредь.
– А как?
– Ну, ты сама подумай. Способов много разных есть…
– Я отравлю ее, – решительно заявила вдруг Ирина.
– А как ты яд достанешь, если не выходишь из дома никуда, и ни одного верного человека при тебе нет? – с сомнением покачала головой гречанка. – Попросишь кого из дворовых – выдадут тебя с потрохами. А если и получится: не дай Бог откроется потом! Сама знаешь, какая участь тебя ждет. Живьем в землю закопают, только голова торчать будет, а каждый прохожий будет опорожняться на тебя да поплевывать. На кого детей кинешь? Да если и не откроется – в вечном страхе жить счастья мало.
Гречанка помолчала. Ирина неотрывно смотрела на нее в напряженном ожидании.
– Ты донос на них напиши, – наконец промолвила Вассиана почти шепотом. – Голос жены, как голос холопа, всегда во внимание примут, если дело идет о злоумышлении на царскую особу, или на царевича малого тем паче. Царь ведь, знаешь наверное, нервической лихорадкой страдает, трясет его болезнь частенько. Вот и напиши, что свекровь твоя да муженек исцеление от недуга того знают, а сказать не хотят, вреда царю желают. Сама увидишь, что получится. Царь никак не поправится, не лечится недуг такой травками да примочками, а на что еще Емельяна твоя способна? Вот и избавишься от них обоих. Хозяйкой в доме останешься, вдовицей, как Емельяна нынче, и спокойно жизнь свою проживешь. Ты пиши, покуда я здесь. Мой человечек тот донос и отнесет. Сама ты куда выйдешь и кого попросишь? А там дело скоро сделается. Что же мучиться всю жизнь?..
– Ох, и умна же ты, сестрица, – Ирина Андреевна покраснела от возбуждения. – Ох, верное дело подсказала. Только одна у меня кручина, сестрица, неграмотная я, писать не выучилась.
– Это не беда, – успокоила ее Вассиана, – если ты согласна, мой человек сам все напишет и отнесет, куда следует. Ты только волю свою вырази, хочешь, али как? Если нет, то и разговору не было между нами.
– Хочу! – Ирина порывисто вскочила на кровати и схватила Вассиану за руки. – Ох, как хочу, настрадалась я… Ради детей пойду…
– Мужа и другого найти можно будет потом, – подбодрила ее решимость Вассиана, – у тебя вон какое хозяйство останется. На такое добро и молодой позарится… Ну, так сказать мне человеку моему, чтобы все устроил?
– Скажи.
– А не отступишь? Поздно будет. Завтра поутру гонца к государю пошлю.
– Не отступлю.
– Тогда спи спокойно, – Вассиана ласково погладила сестрицу по волосам, – скоро мучениям твоим конец. А я пойду, пожалуй, а то не приведи Господь, опять столкнусь с Емельяной.
Вассиана расцеловалась с Ириной и пошла в свою спаленку. Войдя в мрачную и сырую келью свою, княжна увидела, что капитан де Армес уже ждет ее там.
– Завтра поутру, – распорядилась она сразу же, – донос напишешь на Емельяну и сына ее Афанасия, что злоумышляют на царево здравие, лекарство нужное знают, а выдать знание свое не хотят. От лица Ирины напишешь. По-русски, но с ошибками, понял? Она – полуграмотная. Передашь Андоме, чтобы подбросил Иоанну или кому там следует в удобное время. Хватит уж, накричались да надрались вволю. У бедной Ирины выкидыш за выкидышем от них.
– Так Андома денег попросит или камни, – напомнил де Армес.
– А ты ему пообещай. Куда он денется, он уже весь наш с потрохами, зельем алчности одурманенный, а заартачится – так и дай побрякушку фальшивую, разобраться что к чему он не успеет – недолго осталось ему с нами торговаться. Новости у тебя есть? – спросила она, усевшись с ногами на постель и беря на руки дремавшего на подушке пифона.
– Как не быть, госпожа, – довольно улыбнулся испанец и низко поклонился. – Смею доложить, покончено с Юсуфом.
– Совсем покончено? – спокойно поинтересовалась она.
– Ну, не совсем. Калекой останется до конца жизни, хотя, если желаете, можно добить.
– Добивать не нужно. Это плохой знак, – поморщилась Вассиана. – Сам знаешь, отец мой всегда говорил, что поражать врага надо одним ударом. А если бить дважды в одно место, в следующий раз можно промахнуться. Герцог Чезаре де Борджа знал в этом толк.
– Кто бы спорил, – согласился де Армес.
– Юсуфа добьет время, его собственная старость и прежняя наша забота о нем, – мрачно усмехнулась она. – Без внимания не оставим ни на день. – Скоро кончится Юсуф, это решенное дело.
– Приберег он все-таки один перстенек, – сообщил язвительно де Армес, – не все в монастырь пожертвовал.
– А ты думал, жадность, она только тебя мучит? – спросила его Вассиана не без издевки. – Она многим покоя не дает. Жить хотят людишки. И хорошо жить. За чужой счет, желательно. Вот и Юсуф не устоял. А конец-то один, сам знаешь. Сколько примеров… Рано или поздно, а конец приходит. Аюцифер предъявит счет за все, на что потратился. Если бы Юсуф камушек-то не припрятал, разве преследовала бы я его до смерти? За годы, что здесь живу, попри-тихла моя личная ненависть к нему. Паоло, в конце концов, сам жизнь свою погубил. Не Юсуф бы ему встретился, так кто-нибудь другой непременно бы подкараулил. Ну, попугали бы татарина – и хватит. Ан, нет. Поддался все-таки соблазну мурза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88