Гордо распрямив плечи, Витя важно прошествовал мимо и вышел на улицу.
Стояла глубокая ночь. Небо переливалось мириадами крупных июльских звезд, время от времени скользящих по темному бархату вниз – начиналась пора звездопадов. В трепетной ночной мгле, освещенной прозрачными голубоватыми лучами овальной луны, висящей как соблазнительный кусок добротного желтого сыра прямо над корчмой, заливались в окрестных садах соловьи. Они рассыпали свои мелодичные трели, соревнуясь друг с другом в искусстве пробуждать мечтания и раздумья.
Витя глубоко вздохнул, набрав полные легкие душистого ночного воздуха.
– Товарищ майор, – тихо окликнул его вылезший из-за угла ропаты Рыбкин, – я здесь. У вас все в порядке? Помощь нужна?
– Да нет, Леха, все нормально. Полный у нас, как говорится, ажурчик, – Витя довольно хлопнул Рыбкина по спине. – Ты не замерз тут сидеть-то?
– Да нет, тепло. Только, – бывший сержант поежился, – боязно как-то с непривычки. Тихо больно. Хуже, чем в наряде стоять у нас. Ни тебе машина не проедет, ни телевизора не услышишь, ни радио. Вообще, человеческих голосов не слыхать, разве что пьяница какой, когда его из кабака выбpocят, завопит благим матом, какого я и дома-то не слышал, а так…
– Ну, если ты в своей ментуре такого мата не слыхал, тогда верю, – засмеялся Витя. – Уж там всегда отборные специалисты по этому профилю собираются. – Ты дорогу-то к Князеву дому запомнил? В какую сторону идти?
– Помню, вон туда, – Леха махнул рукой куда-то вправо.
– Ну, пошли тогда, что стоять, – решил Витя и первым двинулся вперед. И тут же наткнулся на какую-то широкую яму с нечистотами, в которую сходу чуть не упал. Никакой тропинки, по которой они шли в корчму с Никитой, здесь не было и в помине.
– Вот, черт, – выругался он, едва удержав равновесие, – ну и вонища! Рыбкин! – позвал он. – Где этот Сусанин? Куда ты меня загнал? – накинулся он на подскочившего сержанта. – Ты что лепишь, дурья твоя голова? Где дорога, я тебя спрашиваю? Темень такая, хоть глаз коли. Тут вон что…
Рыбкин глянул в яму и чуть не подавился.
– А я… я… не знаю, – растерянно захлопал он глазами, – была здесь дорога, товарищ майор, честное слово была…
– Да иди ты! – разозлился на него Витя. – Вот менты, вечно так. Что ни поручишь, все провалят. Была дорога, – передразнил он Рыбкина, – только куда она делась?
Витя осторожно отступил назад и снова огляделся, раздумывая. Соловьиные трели смолкли, и до Вити донесся негромкий свист. Витя обернулся в ту сторону. Впереди под лучистым покровом лунного света он отчетливо увидел затянутую в черное стройную фигуру де Армеса, который махнул ему рукой.
– Дурак ты, Леха. Пошли… – Витя резко схватил Рыбкина за руку. – Дорога у него тут была!.. Дорога совсем в другой стороне. Вот послал Бог помощничка, дите малое да и только, возись с ним…
И он заторопился, таща за собой сержанта.
* * *
Оставив Витю в корчме, князь Никита Ухтомский вернулся в дом Афанасия. Улицы уже запирали решетками, появились первые метельщики, обязанности которых состояли не только в том, чтобы подметать кривые московские улочки, но и обходить по ночам город с фонарями и колотушками – специальными палками с привязанными на них деревянными шариками на веревках.
Навстречу ему попалась Стеша. На ней была широкая холщовая рубаха с вышивкой, заправленная под темно-синюю поневу, длинную юбку, завязывающуюся у пояса. Светло-русые волосы заплетены в длинную косу и украшены повязкой из широкой алой ленты. Под рукой она несла ушат с бельем, чтобы полоскать на реке.
Завидев Никиту, девка тут же юркнула с главной аллеи, ведущей к дому Шелешпанских, на боковую тропинку. Князь успел заметить, что лицо у нее заплаканное. Верный своему обещанию, данному княгине Вассиане, Никита не уделял теперь Стеше прежнего внимания и даже хотел отправить ее обратно на Белое озеро к Ефросинье, но Стеша в слезах умоляла его позволить ей остаться, и он сдался.
Втайне она, конечно, надеялась, что “любимый князь” переменит свое отношение к ней и все пойдет по-прежнему, но старалась пореже попадаться ему на глаза, как бы наказывая его своим отсутствием. Она никак не хотела смириться с тем, что князь Ухтомский разорвал их отношения окончательно. Груша и Лукинична раззадоривали ее своими разговорами, то доводя до отчаяния, то успокаивая и снова пробуждая надежду. Теперь же, когда князь Ухтомский временно занял место Алексея Петровича и стал старшим среди белозерских князей, они втихомолку, когда никто не слышал, называли Стешку “государыней” и тем сердили и расстраивали ее еще больше.
Подъехав к дому, князь Ухтомский спешился, бросил поводья подоспевшему Сомычу и, поднявшись на крыльцо, кликнул Верку, служанку княгини Вассиа-ны, чтобы та узнала, примет ли его княгиня сейчас. Было уже поздно, все в доме спали. Княгиня Белозерская, оставив мужа на попечение Лукиничны, тоже отправилась в свои покои отдохнуть. Потому Верка в некотором замешательстве пошла выполнять поручение молодого князя: разве ходят к замужней женщине чужие мужчины в такое время?
Но княгиня еще не спала. И, к еще большему удивлению Верки, тут же распорядилась позвать князя Ухтомского к ней.
Сбросив шапку и шелковый плащ, Никита поднялся в ее покои. Вассиана сидела на постели, подогнув ноги и слегка прикрыв их атласным одеялом, подбитым мехом. На ней была золотистая атласная рубашка с длинными широкими рукавами, расшитая розоватым жемчугом, распущенные черные волосы в беспорядке вились по плечам. Бледное лицо выглядело слегка утомленным, огромные синие глаза смотрели устало, но приветливо. Закрыв за собой дверь, Никита молча подошел к постели и, опустившись на колени, прислонился головой к ее рукам, целуя тонкие пальцы. Она склонила голову, прижавшись щекой к его волосам.
– Отвел ли ты свена к тому человеку? – тихо спросила она князя.
– Да, государыня, – ответил он, продолжая ласкать ее руки, – надеюсь, все сладится, как ты хотела.
– Если так, то готовь подарки младшенькому братцу своему, – негромко засмеялась Вассиана. – Пир ожидается шумный, на всю Москву.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – Никита поднял голову и посмотрел на нее. В полумраке его зеленые глаза под резко очерченными темными бровями казались почти черными и бездонно глубокими.
– Узнаешь, Никитушка, узнаешь, – лукаво покачала головой Вассиана, – не торопись. Повеселимся мы все на славу… давно, я думаю, ты так не смеялся, как в этот раз придется, но пока чу! – она прижала указательный палец к губам. – Ты же охотник, должен знать, что зверя надо сперва выследить, загнать, а уж потом потешиться с ним вволю. А зверь у нас нешуточный, поверь мне, – она нежно обвила его шею руками и прислонила голову к своей высокой груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Стояла глубокая ночь. Небо переливалось мириадами крупных июльских звезд, время от времени скользящих по темному бархату вниз – начиналась пора звездопадов. В трепетной ночной мгле, освещенной прозрачными голубоватыми лучами овальной луны, висящей как соблазнительный кусок добротного желтого сыра прямо над корчмой, заливались в окрестных садах соловьи. Они рассыпали свои мелодичные трели, соревнуясь друг с другом в искусстве пробуждать мечтания и раздумья.
Витя глубоко вздохнул, набрав полные легкие душистого ночного воздуха.
– Товарищ майор, – тихо окликнул его вылезший из-за угла ропаты Рыбкин, – я здесь. У вас все в порядке? Помощь нужна?
– Да нет, Леха, все нормально. Полный у нас, как говорится, ажурчик, – Витя довольно хлопнул Рыбкина по спине. – Ты не замерз тут сидеть-то?
– Да нет, тепло. Только, – бывший сержант поежился, – боязно как-то с непривычки. Тихо больно. Хуже, чем в наряде стоять у нас. Ни тебе машина не проедет, ни телевизора не услышишь, ни радио. Вообще, человеческих голосов не слыхать, разве что пьяница какой, когда его из кабака выбpocят, завопит благим матом, какого я и дома-то не слышал, а так…
– Ну, если ты в своей ментуре такого мата не слыхал, тогда верю, – засмеялся Витя. – Уж там всегда отборные специалисты по этому профилю собираются. – Ты дорогу-то к Князеву дому запомнил? В какую сторону идти?
– Помню, вон туда, – Леха махнул рукой куда-то вправо.
– Ну, пошли тогда, что стоять, – решил Витя и первым двинулся вперед. И тут же наткнулся на какую-то широкую яму с нечистотами, в которую сходу чуть не упал. Никакой тропинки, по которой они шли в корчму с Никитой, здесь не было и в помине.
– Вот, черт, – выругался он, едва удержав равновесие, – ну и вонища! Рыбкин! – позвал он. – Где этот Сусанин? Куда ты меня загнал? – накинулся он на подскочившего сержанта. – Ты что лепишь, дурья твоя голова? Где дорога, я тебя спрашиваю? Темень такая, хоть глаз коли. Тут вон что…
Рыбкин глянул в яму и чуть не подавился.
– А я… я… не знаю, – растерянно захлопал он глазами, – была здесь дорога, товарищ майор, честное слово была…
– Да иди ты! – разозлился на него Витя. – Вот менты, вечно так. Что ни поручишь, все провалят. Была дорога, – передразнил он Рыбкина, – только куда она делась?
Витя осторожно отступил назад и снова огляделся, раздумывая. Соловьиные трели смолкли, и до Вити донесся негромкий свист. Витя обернулся в ту сторону. Впереди под лучистым покровом лунного света он отчетливо увидел затянутую в черное стройную фигуру де Армеса, который махнул ему рукой.
– Дурак ты, Леха. Пошли… – Витя резко схватил Рыбкина за руку. – Дорога у него тут была!.. Дорога совсем в другой стороне. Вот послал Бог помощничка, дите малое да и только, возись с ним…
И он заторопился, таща за собой сержанта.
* * *
Оставив Витю в корчме, князь Никита Ухтомский вернулся в дом Афанасия. Улицы уже запирали решетками, появились первые метельщики, обязанности которых состояли не только в том, чтобы подметать кривые московские улочки, но и обходить по ночам город с фонарями и колотушками – специальными палками с привязанными на них деревянными шариками на веревках.
Навстречу ему попалась Стеша. На ней была широкая холщовая рубаха с вышивкой, заправленная под темно-синюю поневу, длинную юбку, завязывающуюся у пояса. Светло-русые волосы заплетены в длинную косу и украшены повязкой из широкой алой ленты. Под рукой она несла ушат с бельем, чтобы полоскать на реке.
Завидев Никиту, девка тут же юркнула с главной аллеи, ведущей к дому Шелешпанских, на боковую тропинку. Князь успел заметить, что лицо у нее заплаканное. Верный своему обещанию, данному княгине Вассиане, Никита не уделял теперь Стеше прежнего внимания и даже хотел отправить ее обратно на Белое озеро к Ефросинье, но Стеша в слезах умоляла его позволить ей остаться, и он сдался.
Втайне она, конечно, надеялась, что “любимый князь” переменит свое отношение к ней и все пойдет по-прежнему, но старалась пореже попадаться ему на глаза, как бы наказывая его своим отсутствием. Она никак не хотела смириться с тем, что князь Ухтомский разорвал их отношения окончательно. Груша и Лукинична раззадоривали ее своими разговорами, то доводя до отчаяния, то успокаивая и снова пробуждая надежду. Теперь же, когда князь Ухтомский временно занял место Алексея Петровича и стал старшим среди белозерских князей, они втихомолку, когда никто не слышал, называли Стешку “государыней” и тем сердили и расстраивали ее еще больше.
Подъехав к дому, князь Ухтомский спешился, бросил поводья подоспевшему Сомычу и, поднявшись на крыльцо, кликнул Верку, служанку княгини Вассиа-ны, чтобы та узнала, примет ли его княгиня сейчас. Было уже поздно, все в доме спали. Княгиня Белозерская, оставив мужа на попечение Лукиничны, тоже отправилась в свои покои отдохнуть. Потому Верка в некотором замешательстве пошла выполнять поручение молодого князя: разве ходят к замужней женщине чужие мужчины в такое время?
Но княгиня еще не спала. И, к еще большему удивлению Верки, тут же распорядилась позвать князя Ухтомского к ней.
Сбросив шапку и шелковый плащ, Никита поднялся в ее покои. Вассиана сидела на постели, подогнув ноги и слегка прикрыв их атласным одеялом, подбитым мехом. На ней была золотистая атласная рубашка с длинными широкими рукавами, расшитая розоватым жемчугом, распущенные черные волосы в беспорядке вились по плечам. Бледное лицо выглядело слегка утомленным, огромные синие глаза смотрели устало, но приветливо. Закрыв за собой дверь, Никита молча подошел к постели и, опустившись на колени, прислонился головой к ее рукам, целуя тонкие пальцы. Она склонила голову, прижавшись щекой к его волосам.
– Отвел ли ты свена к тому человеку? – тихо спросила она князя.
– Да, государыня, – ответил он, продолжая ласкать ее руки, – надеюсь, все сладится, как ты хотела.
– Если так, то готовь подарки младшенькому братцу своему, – негромко засмеялась Вассиана. – Пир ожидается шумный, на всю Москву.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – Никита поднял голову и посмотрел на нее. В полумраке его зеленые глаза под резко очерченными темными бровями казались почти черными и бездонно глубокими.
– Узнаешь, Никитушка, узнаешь, – лукаво покачала головой Вассиана, – не торопись. Повеселимся мы все на славу… давно, я думаю, ты так не смеялся, как в этот раз придется, но пока чу! – она прижала указательный палец к губам. – Ты же охотник, должен знать, что зверя надо сперва выследить, загнать, а уж потом потешиться с ним вволю. А зверь у нас нешуточный, поверь мне, – она нежно обвила его шею руками и прислонила голову к своей высокой груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88