там он усиленно советовал избавляться от бананов, потому что– пока об этом знает только он, но вскоре очевидная истина откроется всем – бананы начали гнить. Все бананы во всем мире, а это неминуемая катастрофа… Никто из его нынешних партнеров не был связан с фруктовым бизнесом. Никогда. Но все же один из лучших российских адвокатов, умные врачи и деньги сделали свое дело, и вскоре Юлик уже смог вернуться к исполнению своих обязанностей. Так что единственным человеком, которого Юлик всерьез напугал, была любимая мама, находящаяся в Париже, куда Юлик должен был приехать на День святого Валентина. Вместо него прибыло письмо, где любящий сын писал, что наконец нашел девушку, точь-в-точь похожую на любимую маму как внешне, так и внутренне, и просил одобрить свой выбор. К письму прилагалась цветная фотография «кодак». Любимая мама была маленькой, чуть сутуловатой женщиной, пепельной брюнеткой с царственными манерами и небольшими усиками, проявившимися с возрастом. С цветной фотографии «кодак» роскошно улыбалась белокурая красавица на полголовы выше самого Юлика, нежно обнимающего ее за талию. К письму имелась приписка: «Мамуля, Блонди, как и ты, обожает мексиканцев…
Любимая мама никогда не задумывалась о своем отношении к мексиканцам – кукарача, перец-чили, вот вроде бы и все, – но сейчас, глядя на фотографию, подумала, что скорее всего она их ненавидит.
– Он сошел с ума, – пролепетала любимая мама. – Блонди… Это что такое? Какие мексиканцы? Что это значит? Он разлюбил свою мамочку или он сошел с ума!
Нет, конечно, первое предположение не могло быть верным. Юлик никогда бы не смог разлюбить свою мамочку. Так что из двух предположений, сделанных любимой мамой, верным оказывалось второе. Но, как было отмечено выше, помутнение рассудка у Юлика было довольно кратковременным. И такая несколько своеобразная первая брачная ночь вскоре обросла легендами, в которые поверила и сама Блонди, – будущий муж так долго и упорно скрывал свою страсть, что в результате она вылилась в легкое психическое расстройство и подвигла Юлика на столь неразумные действия. Наверное, подобным романтическим историям можно верить, тем более что ничего другого больше и не остается, – кто ж мог предположить, что в процедуре ухаживания за красавицей Блонди Юлик решит столь резко опустить «необязательные моменты»… Так что для этой новоиспеченной пары все закончилось хорошо, если не считать неожиданно развившейся у Юлика бананофобии и странного требования убрать из его кабинета все электронные средства коммуникации.
Но кому-то повезло гораздо меньше.
В тот момент, когда начали гнить бананы и Юлик Ашкенази в собственном кабинете насиловал свою будущую жену, Хотаб, раскинув руки, лежал у Дяди-Витиного подъезда. Нет, он упал не с неба, он сорвался с пожарной лестницы. Глаза Хотаба были раскрыты, словно он старался что-то увидеть в черноте накрывающего его навсегда неба. Его лицо разгладилось и как-то посветлело, и только сейчас стало ясно, что он был красивым.
– Бедный, совсем молодой… – проговорил кто-то из собравшихся.
Хотаб умер еще до прибытия «скорой помощи», санитары закрыли его глаза и накрыли белым его лицо, и Хотаб отправился в свое последнее путешествие по ночной веселящейся Москве, где оставалось столько ярких и манящих заведений и где теперь уже другие будут ставить на зеро и обкладывать со всех сторон такую счастливую (но все же не принесшую счастья!) цифру «тринадцать». А собравшиеся соседи еще долго обсуждали подробности, и кто-то уверял, что несчастный парень вроде бы сам отпустил руки, протягивая их куда-то вверх, хотя на лестнице больше никого не было.
Соседи посудачат какое-то время да и разойдутся, и все забудется. Лишь непонятно откуда взявшийся и пропитавший вокруг весь воздух запах керосина еще будет какое-то время витать над местом трагедии.
Земной путь Хотаба закончился. Не будем жалеть о нем. Он встретился со своими собственными воспоминаниями, и, наверное, никто, кроме самого Хотаба, не виноват в том, что они раздавили его. Но здесь мы замолкаем – судить Хотаба теперь предназначено совсем другим…
Наверное, стоило бы упомянуть еще об одной трагедии, случившейся в то же время и на той же долготе, где находится Москва, но только совсем с другой стороны земного шара. Именно в этот момент Лиловая Зебра нашла своего Папашу Янга и посмотрела ему в глаза. И тогда он увидел бездонную пустоту, где был лишь черный ветер, закруживший его и увлекший за собой, и он еще раз услышал смех своих дочерей и заклинания чернокожих колдунов-ндоробо, увидел свою жену в тот день, когда они познакомились, и ощутил страшную тоску от одиночества, которое, оказывается, пропитало всю его жизнь, но которое теперь заканчивалось. Все случилось, как он и предсказывал: через несколько часов, уже утром, патер Стоун заехал навестить его и нашел Папашу в окружении несчетного количества полупустых бутылок и уже окоченевшего.
Да, в этот день он встретился со своей Лиловой Зеброй, но все знающие Папашу Янга жалели беднягу и говорили, что алкоголь все-таки погубил его.
Довольно странно повел себя еще один житель Аргерс-Пост, личность широко известная, почти легендарная, прозванная газетчиками и прочими масс-медиа Мистер Фортуна. Этому человеку на протяжении последних пяти лет безумно, сногсшибательно и невероятно везло во всевозможных лотереях, и он из скромного улыбчивого бармена превратился в весьма состоятельного человека. Маккенрой выстроил новое заведение – целый комплекс для туристов, и назвал его, как и мечтал, «Пепони» – «Райское место». Но над «Райским местом» словно витало проклятие. Несмотря на постоянно наводимую чистоту, применение всевозможных репеллентов и прочих средств защиты, под подушками жильцов постоянно оказывались скорпионы и иная ядовитая живность. Бар даже на первых порах, когда «Пепони» только открылся и там было полно народу, чем-то неумолимо притягивал к себе змей, сафари заканчивались трагично, а некоторые из тех, кто решил провести здесь свой отпуск, заболевали неведомыми болезнями. И постепенно вокруг Маккенроя и его заведения образовался вакуум. «Пепони», построенный по замечательному проекту одного молодого француза, стоял как вечное произведение искусства– пустынный и холодный. Маккенроя, конечно, знали и уважали многие, но никто не испытывал к его удаче ни малейшей зависти, поговаривая: «О нет! Упаси нас от такой фортуны! Что-то с этим человеком случилось не так, какая-то порча…» – и никто больше весело не жал его руку, хлопая по плечу, называя его Мак…
Так вот, Мистер Фортуна по совершенно непонятным соображениям похитил из клиники младшую дочь Папаши Янга, красавицу Зеделлу, пять лет назад сводящую с ума любого, кто видел ее, а сейчас пребывающую в некоем подобии летаргического сна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Любимая мама никогда не задумывалась о своем отношении к мексиканцам – кукарача, перец-чили, вот вроде бы и все, – но сейчас, глядя на фотографию, подумала, что скорее всего она их ненавидит.
– Он сошел с ума, – пролепетала любимая мама. – Блонди… Это что такое? Какие мексиканцы? Что это значит? Он разлюбил свою мамочку или он сошел с ума!
Нет, конечно, первое предположение не могло быть верным. Юлик никогда бы не смог разлюбить свою мамочку. Так что из двух предположений, сделанных любимой мамой, верным оказывалось второе. Но, как было отмечено выше, помутнение рассудка у Юлика было довольно кратковременным. И такая несколько своеобразная первая брачная ночь вскоре обросла легендами, в которые поверила и сама Блонди, – будущий муж так долго и упорно скрывал свою страсть, что в результате она вылилась в легкое психическое расстройство и подвигла Юлика на столь неразумные действия. Наверное, подобным романтическим историям можно верить, тем более что ничего другого больше и не остается, – кто ж мог предположить, что в процедуре ухаживания за красавицей Блонди Юлик решит столь резко опустить «необязательные моменты»… Так что для этой новоиспеченной пары все закончилось хорошо, если не считать неожиданно развившейся у Юлика бананофобии и странного требования убрать из его кабинета все электронные средства коммуникации.
Но кому-то повезло гораздо меньше.
В тот момент, когда начали гнить бананы и Юлик Ашкенази в собственном кабинете насиловал свою будущую жену, Хотаб, раскинув руки, лежал у Дяди-Витиного подъезда. Нет, он упал не с неба, он сорвался с пожарной лестницы. Глаза Хотаба были раскрыты, словно он старался что-то увидеть в черноте накрывающего его навсегда неба. Его лицо разгладилось и как-то посветлело, и только сейчас стало ясно, что он был красивым.
– Бедный, совсем молодой… – проговорил кто-то из собравшихся.
Хотаб умер еще до прибытия «скорой помощи», санитары закрыли его глаза и накрыли белым его лицо, и Хотаб отправился в свое последнее путешествие по ночной веселящейся Москве, где оставалось столько ярких и манящих заведений и где теперь уже другие будут ставить на зеро и обкладывать со всех сторон такую счастливую (но все же не принесшую счастья!) цифру «тринадцать». А собравшиеся соседи еще долго обсуждали подробности, и кто-то уверял, что несчастный парень вроде бы сам отпустил руки, протягивая их куда-то вверх, хотя на лестнице больше никого не было.
Соседи посудачат какое-то время да и разойдутся, и все забудется. Лишь непонятно откуда взявшийся и пропитавший вокруг весь воздух запах керосина еще будет какое-то время витать над местом трагедии.
Земной путь Хотаба закончился. Не будем жалеть о нем. Он встретился со своими собственными воспоминаниями, и, наверное, никто, кроме самого Хотаба, не виноват в том, что они раздавили его. Но здесь мы замолкаем – судить Хотаба теперь предназначено совсем другим…
Наверное, стоило бы упомянуть еще об одной трагедии, случившейся в то же время и на той же долготе, где находится Москва, но только совсем с другой стороны земного шара. Именно в этот момент Лиловая Зебра нашла своего Папашу Янга и посмотрела ему в глаза. И тогда он увидел бездонную пустоту, где был лишь черный ветер, закруживший его и увлекший за собой, и он еще раз услышал смех своих дочерей и заклинания чернокожих колдунов-ндоробо, увидел свою жену в тот день, когда они познакомились, и ощутил страшную тоску от одиночества, которое, оказывается, пропитало всю его жизнь, но которое теперь заканчивалось. Все случилось, как он и предсказывал: через несколько часов, уже утром, патер Стоун заехал навестить его и нашел Папашу в окружении несчетного количества полупустых бутылок и уже окоченевшего.
Да, в этот день он встретился со своей Лиловой Зеброй, но все знающие Папашу Янга жалели беднягу и говорили, что алкоголь все-таки погубил его.
Довольно странно повел себя еще один житель Аргерс-Пост, личность широко известная, почти легендарная, прозванная газетчиками и прочими масс-медиа Мистер Фортуна. Этому человеку на протяжении последних пяти лет безумно, сногсшибательно и невероятно везло во всевозможных лотереях, и он из скромного улыбчивого бармена превратился в весьма состоятельного человека. Маккенрой выстроил новое заведение – целый комплекс для туристов, и назвал его, как и мечтал, «Пепони» – «Райское место». Но над «Райским местом» словно витало проклятие. Несмотря на постоянно наводимую чистоту, применение всевозможных репеллентов и прочих средств защиты, под подушками жильцов постоянно оказывались скорпионы и иная ядовитая живность. Бар даже на первых порах, когда «Пепони» только открылся и там было полно народу, чем-то неумолимо притягивал к себе змей, сафари заканчивались трагично, а некоторые из тех, кто решил провести здесь свой отпуск, заболевали неведомыми болезнями. И постепенно вокруг Маккенроя и его заведения образовался вакуум. «Пепони», построенный по замечательному проекту одного молодого француза, стоял как вечное произведение искусства– пустынный и холодный. Маккенроя, конечно, знали и уважали многие, но никто не испытывал к его удаче ни малейшей зависти, поговаривая: «О нет! Упаси нас от такой фортуны! Что-то с этим человеком случилось не так, какая-то порча…» – и никто больше весело не жал его руку, хлопая по плечу, называя его Мак…
Так вот, Мистер Фортуна по совершенно непонятным соображениям похитил из клиники младшую дочь Папаши Янга, красавицу Зеделлу, пять лет назад сводящую с ума любого, кто видел ее, а сейчас пребывающую в некоем подобии летаргического сна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131