Она едва не упустила момент, когда некто собрался уйти, и только в последнюю секунду успела посадить своего «жучка» у самого края тёмной штанины.
Дверь закрылась, шаги отдалились и затихли. Людмила бесшумно перевернулась на диване головой к другому подлокотнику, пошарила рукой по столику, нашла «плейер» и нацепила наушники.
— …Ты уверен? Я совсем немного вколол, должна уже очухаться.
— Ясное дело, уверен! Дыхание спокойное, рука сухая, тёплая, пульс медленный. Если бы притворялась, сердце как у пойманного зайца скакало бы, и ладони бы взмокли.
— Но я…
— Слушай, заткнись, а? Вполне возможно, что действие твоей «дури» кончилось, и она заснула нормальным сном. Тем лучше. Все равно пришлось бы ждать, пока она как следует оклемается. Или тебе одного трупа мало?
— Я не понимаю, почему ты так уверен, что её придётся отпустить? Я своими ушами слышал старухины слова о безумных деньгах! Которые от них уплывают. А раз она знает о деньгах, нельзя оставлять её в живых.
— Нет, ну какой же ты придурок, Гарик! Я тебе уже полчаса талдычу: ничего она не знает! Её мамаша за последние десять лет словом с ней не перемолвилась. И с бабкой её полоумной — тоже.
— Да откуда такая уверенность?
— Я, в отличие от тебя, профессионал. Сбор информации — мой хлеб. Если уж на то пошло, Морозова и сама о деньгах ничего не знала. Единственное, что она могла сказать своим близким, — это кто убил Козловского.
— А о чем же тогда говорили бабка с девицей?
— Понятия не имею! Может, у бабки от старости фантазии завелись. Может, она считает безумными деньгами зарплату, которую получала Морозова. Какой смысл гадать? Раз уж ты притащил сюда девицу, у неё и спросим. Я сам с ней сначала поговорю, без наркоты. Если увижу, что запирается, тогда и вколем сыворотку. Хотя с чего бы ей запираться, если она ничего знать не может? Господи, какой же ты козёл, Гарик! Ты в состоянии вообразить, что будет, если она не купится на всю эту лажу с подпиской о неразглашении и побежит к ментам? Думаешь, Терехов всегда будет прикрывать наши задницы? Как бы не так! После того как менты нас раскрыли — по твоей милости, кстати, — он так дрожит за собственную, что ему никакие миллионы не в радость. Тем более призрачные. В общем, молись, чтобы мы нашли эти баксы в ближайшие сорок восемь часов и успели слинять за кордон, пока нас во всероссийский розыск не объявили…
— Какого… ты все время на меня наезжаешь?! Нас раскрыли не по моей милости, а потому что твоя безмозглая девка тупо вешала «жучки» на одного и того же мента, одним и тем же идиотским способом!
— Молчи уж! Прежде, чем менты засекли мою девку, этот гадёныш Халецкий уже вычислил, кто мы такие и чего нам надо. А все потому, что ты, придурок, вёл себя на Петровке, как распоследний лопух! Я всегда подозревал, что ваша военная разведка — скопище слабоумных солдафонов, не способных даже ж… себе подтереть, не перемазавшись.
— Так что же ты сам не пошёл на Петровку?! Уж твою-то поганую гэбистскую душонку они сразу бы признали. Они вашего брата за версту чуют, как легавые — волка. Никому бы и в голову не пришло усомниться, что ты не тот, за кого себя выдаёшь.
— Я не мог. Мы с Кузьминым, с начальничком их, пересекались по одному делу в восемьдесят девятом году. У него профессиональная память на лица, к нему под псевдонимом не сунешься. А если бы я попросил у Терехова документ на моё настоящее имя, тот бы послал меня куда подальше. И был бы прав. Я ведь с шумом уходил, эхо могло и до Петровки докатиться. Эх, кабы знал, что ты так бездарно завалишь такое простое дело, доверился бы лучше Волынину. Черт меня дёрнул с тобой связаться!
— По-моему, ты начал заговариваться, Олежек. Это не ты со мной связался, а я с тобой. Без меня ты бы даже не узнал, что шеф реализует эти ценные бумаги.
— Ну и в чем ты видишь свою заслугу? В том, что он доверял тебе больше, чем мне? И куда это его привело, царствие ему небесное?
— Я его туда не отправлял.
— Но и пальцем не шевельнул, чтобы помешать ему туда отправиться.
— Как и ты.
— Ну, я же не был его любимчиком — с чего бы мне стараться? Если бы он ценил по достоинству мой профессиональный опыт…
— Что ты заладил, как попугай: профессионал, профессиональный опыт! Дырка ты от бублика, а не профессионал! Меня чихвостишь в хвост и в гриву, а сам просвистел все, что можно! Козловского тогда упустил, потом четыре месяца его найти не мог, хотя он чуть ли не окопался на месте взрыва! А этот полудурок Усов на чьей совести? Что ж ты со своим профессиональным опытом не скумекал, что сыворотка на морфин, да на похмелье почище ножа в сердце будет? А Вязникова кто прохлопал? Кто телился целые сутки, пока он не смылся в неизвестном направлении? И чьи люди его проморгали, когда мы наконец-то на него вышли?
— "Мы вышли"! Это мне нравится! Да если бы я не додумался прослушивать телефоны его подчинённых, если бы не сумел договориться с операторами на АТС, ты бы по сей день бегал по его родственникам и знакомым! А что касается моих людей, то не беспокойся, они свою ошибку исправят. Через несколько часов Вязников будет у нас в руках. Дай только бог, чтобы он оказался тем, кого мы ищем…
— Но Усов вроде бы не сомневался, что Вязников — убийца. А зачем ещё ему было убивать, коли не из-за денег?
— Ты сам назвал Усова полудурком, и совершенно справедливо. Мало ли, в чем он не сомневался… Халецкий, вон, на Вязникова не думает, а у него котелок варит получше.
— Халецкий не знает того, что знал Усов.
— Возможно, теперь уже знает. Только нам к нему больше не подобраться. Эх, дьявол, как не вовремя они мою Ольгу засекли! А после твоей самодеятельности у нас вообще земля под ногами загорится. Когда эта девица заявится в ментовку, расскажет о похищении и опишет твою рожу, у сыскарей появятся совершенно законные основания открыть на нас охоту.
— Законные основания у них появились после того, как ты «поговорил» с Усовым.
— Отнюдь. Сначала им придётся найти и опознать его труп, а это, можешь мне поверить, абсолютно невозможно.
— Тогда почему ты не хочешь поступить так же с девицей?
— Ты меня умиляешь! Через несколько часов сюда привезут Вязникова и, возможно, не одного. Как ты собираешься избавляться от горы трупов?
Людмила сдёрнула наушники. Она уже чувствовала себя достаточно окрепшей и не собиралась дожидаться решения своей участи. Пока эти двое собачатся, их внимание поглощено спором, а значит, они не станут особенно прислушиваться к тому, что происходит за стеной. И не появятся внезапно в комнате — стихнувшие голоса предупредят о такой возможности заранее.
Она осторожно встала, убедилась, что ноги держат, и тихонько подошла к окну. Судя по высоте, четвёртый этаж. Узенький карниз обрывается сразу за оконным проёмом, к другому окну по нему не перейдёшь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Дверь закрылась, шаги отдалились и затихли. Людмила бесшумно перевернулась на диване головой к другому подлокотнику, пошарила рукой по столику, нашла «плейер» и нацепила наушники.
— …Ты уверен? Я совсем немного вколол, должна уже очухаться.
— Ясное дело, уверен! Дыхание спокойное, рука сухая, тёплая, пульс медленный. Если бы притворялась, сердце как у пойманного зайца скакало бы, и ладони бы взмокли.
— Но я…
— Слушай, заткнись, а? Вполне возможно, что действие твоей «дури» кончилось, и она заснула нормальным сном. Тем лучше. Все равно пришлось бы ждать, пока она как следует оклемается. Или тебе одного трупа мало?
— Я не понимаю, почему ты так уверен, что её придётся отпустить? Я своими ушами слышал старухины слова о безумных деньгах! Которые от них уплывают. А раз она знает о деньгах, нельзя оставлять её в живых.
— Нет, ну какой же ты придурок, Гарик! Я тебе уже полчаса талдычу: ничего она не знает! Её мамаша за последние десять лет словом с ней не перемолвилась. И с бабкой её полоумной — тоже.
— Да откуда такая уверенность?
— Я, в отличие от тебя, профессионал. Сбор информации — мой хлеб. Если уж на то пошло, Морозова и сама о деньгах ничего не знала. Единственное, что она могла сказать своим близким, — это кто убил Козловского.
— А о чем же тогда говорили бабка с девицей?
— Понятия не имею! Может, у бабки от старости фантазии завелись. Может, она считает безумными деньгами зарплату, которую получала Морозова. Какой смысл гадать? Раз уж ты притащил сюда девицу, у неё и спросим. Я сам с ней сначала поговорю, без наркоты. Если увижу, что запирается, тогда и вколем сыворотку. Хотя с чего бы ей запираться, если она ничего знать не может? Господи, какой же ты козёл, Гарик! Ты в состоянии вообразить, что будет, если она не купится на всю эту лажу с подпиской о неразглашении и побежит к ментам? Думаешь, Терехов всегда будет прикрывать наши задницы? Как бы не так! После того как менты нас раскрыли — по твоей милости, кстати, — он так дрожит за собственную, что ему никакие миллионы не в радость. Тем более призрачные. В общем, молись, чтобы мы нашли эти баксы в ближайшие сорок восемь часов и успели слинять за кордон, пока нас во всероссийский розыск не объявили…
— Какого… ты все время на меня наезжаешь?! Нас раскрыли не по моей милости, а потому что твоя безмозглая девка тупо вешала «жучки» на одного и того же мента, одним и тем же идиотским способом!
— Молчи уж! Прежде, чем менты засекли мою девку, этот гадёныш Халецкий уже вычислил, кто мы такие и чего нам надо. А все потому, что ты, придурок, вёл себя на Петровке, как распоследний лопух! Я всегда подозревал, что ваша военная разведка — скопище слабоумных солдафонов, не способных даже ж… себе подтереть, не перемазавшись.
— Так что же ты сам не пошёл на Петровку?! Уж твою-то поганую гэбистскую душонку они сразу бы признали. Они вашего брата за версту чуют, как легавые — волка. Никому бы и в голову не пришло усомниться, что ты не тот, за кого себя выдаёшь.
— Я не мог. Мы с Кузьминым, с начальничком их, пересекались по одному делу в восемьдесят девятом году. У него профессиональная память на лица, к нему под псевдонимом не сунешься. А если бы я попросил у Терехова документ на моё настоящее имя, тот бы послал меня куда подальше. И был бы прав. Я ведь с шумом уходил, эхо могло и до Петровки докатиться. Эх, кабы знал, что ты так бездарно завалишь такое простое дело, доверился бы лучше Волынину. Черт меня дёрнул с тобой связаться!
— По-моему, ты начал заговариваться, Олежек. Это не ты со мной связался, а я с тобой. Без меня ты бы даже не узнал, что шеф реализует эти ценные бумаги.
— Ну и в чем ты видишь свою заслугу? В том, что он доверял тебе больше, чем мне? И куда это его привело, царствие ему небесное?
— Я его туда не отправлял.
— Но и пальцем не шевельнул, чтобы помешать ему туда отправиться.
— Как и ты.
— Ну, я же не был его любимчиком — с чего бы мне стараться? Если бы он ценил по достоинству мой профессиональный опыт…
— Что ты заладил, как попугай: профессионал, профессиональный опыт! Дырка ты от бублика, а не профессионал! Меня чихвостишь в хвост и в гриву, а сам просвистел все, что можно! Козловского тогда упустил, потом четыре месяца его найти не мог, хотя он чуть ли не окопался на месте взрыва! А этот полудурок Усов на чьей совести? Что ж ты со своим профессиональным опытом не скумекал, что сыворотка на морфин, да на похмелье почище ножа в сердце будет? А Вязникова кто прохлопал? Кто телился целые сутки, пока он не смылся в неизвестном направлении? И чьи люди его проморгали, когда мы наконец-то на него вышли?
— "Мы вышли"! Это мне нравится! Да если бы я не додумался прослушивать телефоны его подчинённых, если бы не сумел договориться с операторами на АТС, ты бы по сей день бегал по его родственникам и знакомым! А что касается моих людей, то не беспокойся, они свою ошибку исправят. Через несколько часов Вязников будет у нас в руках. Дай только бог, чтобы он оказался тем, кого мы ищем…
— Но Усов вроде бы не сомневался, что Вязников — убийца. А зачем ещё ему было убивать, коли не из-за денег?
— Ты сам назвал Усова полудурком, и совершенно справедливо. Мало ли, в чем он не сомневался… Халецкий, вон, на Вязникова не думает, а у него котелок варит получше.
— Халецкий не знает того, что знал Усов.
— Возможно, теперь уже знает. Только нам к нему больше не подобраться. Эх, дьявол, как не вовремя они мою Ольгу засекли! А после твоей самодеятельности у нас вообще земля под ногами загорится. Когда эта девица заявится в ментовку, расскажет о похищении и опишет твою рожу, у сыскарей появятся совершенно законные основания открыть на нас охоту.
— Законные основания у них появились после того, как ты «поговорил» с Усовым.
— Отнюдь. Сначала им придётся найти и опознать его труп, а это, можешь мне поверить, абсолютно невозможно.
— Тогда почему ты не хочешь поступить так же с девицей?
— Ты меня умиляешь! Через несколько часов сюда привезут Вязникова и, возможно, не одного. Как ты собираешься избавляться от горы трупов?
Людмила сдёрнула наушники. Она уже чувствовала себя достаточно окрепшей и не собиралась дожидаться решения своей участи. Пока эти двое собачатся, их внимание поглощено спором, а значит, они не станут особенно прислушиваться к тому, что происходит за стеной. И не появятся внезапно в комнате — стихнувшие голоса предупредят о такой возможности заранее.
Она осторожно встала, убедилась, что ноги держат, и тихонько подошла к окну. Судя по высоте, четвёртый этаж. Узенький карниз обрывается сразу за оконным проёмом, к другому окну по нему не перейдёшь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89