Попробовала работать, но все валится из рук. Собралась и пошла домой. Дома порылась в домашней аптечке, нашла капель, которые употребляла её мать. Выпила этих капель, снотворного и легла в постель.
На другой день её невольно потянуло к Добровольскому, большому оптимисту, для которого не существует никаких трагедий и никаких проблем. Она нашла его на кафедре.
— Юрий Петрович, удели, пожалуйста, минутку, — сказала Инна, подойдя к нему вплотную. У неё была такая манера — разговаривать с человеком, стоя возле него вплотную и глядя ему прямо в глаза, словно боялась, что человек соврёт или откажет в просьбе.
— Хоть сто минут. Я свободен два часа, — Юрий Петрович выкинул перед собой два пальца. — Что случилось?
— Ничего, — ответила Инна. — Просто поговорить захотелось.
— На тебе лица нет.
— Работы много. Устала.
— Что ж, коли поговорить захотелось, пойдём искать комнату, где никого нет.
Они нашли пустую аудиторию и сели за стол.
— Ну, так что тебя мучит? — спросил Юрий Петрович. — Работа не клеится?
— Жизнь не клеится, — ответила Инна.
Юрий Петрович в недоумении посмотрел на неё и приготовился слушать.
— Вот так, — вздохнула она и умолкла.
— Это всё, что хотела сказать?
Инна пожала плечами: нечего больше добавить.
— Чудеса, — сказал Добровольский, переходя, как обычно, на весёлую нотку. — Женихи, что ль, исчезли?
— Вот-вот! — подхватила Инна в тон ему и сразу оживилась: — Исчезли. Никто не любит.
— Интересная новость, — сказал Юрий Петрович. — Кто так ловко над тобой подшутил?
Инна отвернулась и вскинула кверху голову, чуть приоткрыв рот, словно её подстрелили, и пуля попала в самое сердце. «Догадался! — мелькнуло у неё в сознании. — Что ж, тем лучше».
— Я помню, как один мой приятель ухаживал за тобой, — продолжал Юрий Петрович. — Бедняга столько убивался, и все зря. Тогда он выглядел точно так, как ты — сегодня.
— Нашёл о ком говорить.
— А как ты думала? Любишь шутки над Фомой, так люби и над собой.
— Почему так уверен, что надо мной кто-то подшутил?
— Догадываюсь.
— Да, я ненавижу одного типа, — вдруг искренне и желчно заявила Инна, сразу изменившись в лице. — И не знаю, как мстить.
— И ты пришла ко мне за советом?
— Конечно. Ты ведь все знаешь. Помоги мне. Добровольский подумал секунды две-три и, нагнувшись к ней, тихо произнёс.
— Выходи за него замуж и роди ему дюжину детей, — Юрий Петрович значительно щёлкнул языком и добавил уже громко, как говорит обычно: — Это будет самая жестокая месть.
По голосу его и выражению лица невозможно было понять, шутит он или говорит всерьёз.
— Мне сейчас не до шуток, — сказала Инна.
— И я не шучу, — ответил Юрий Петрович, еле сдерживая улыбку. — Каждый год по ребёнку. А ещё лучше по двойне или тройне ему на шею.
— А если он не желает на мне жениться, — сказала Инна, подделываясь к странному тону собеседника.
— А ты действуй, атакуй по всему фронту, — сказал Юрий Петрович. — Где споткнёшься, упадёшь, целуй мать сыру землю, становись на ноги и опять вперёд. Часто мы проигрываем оттого, что вешаем нос раньше времени.
— Есть вещи невозможные. Стену головой не прошибёшь.
— Кто сказал?
— Я говорю. И все, между прочим, так говорят.
Юрий Петрович, загадочно улыбнувшись, облокотился на стол. Погладил рукой свои длинные волосы на затылке.
— Древние китайцы, — сказал он, — с детства носили на головах колодки из дерева, чтоб череп был высокий, как огурец. Была у них одно время мода на красивые черепа. Одень на себя такую колодку и бейся о стену, не переставая, то лбом, то затылком. Одолеешь любую стену.
— За какое время? — спросила Инна.
— Это будет зависеть от того, как будешь трудиться и какая стена. Думаю, что в самой мощной каменной стене через двадцать лет можно проделать отверстие.
— Стало быть, — рассудила Инна, насмешливо прищурив глаза, — человека и подавно можно одолеть? За двадцать-то лет?
— Можно, — подтвердил Добровольский. — В этом я абсолютно уверен.
— А каким оружием пользоваться? — спросила Инна. — Деревянной колодкой на голове?
— Лучше — кокетством.
— Ты вообще-то когда-нибудь страдал?
Юрий Петрович помедлил с ответом, слегка прищурив глаза и испытующе глядя на собеседницу.
— Вообще-то было, — сказал он наконец. — И не жалею, потому что если бы не страдал, не имел бы мировоззрения.
— Странно.
— Ничего странного. Прежде чем иметь какую ни на есть систему взглядов, надо её выстрадать. В ранней молодости, в период становления личности, так или иначе все страдают. Кто больше, кто меньше. И я страдал. Несколько больше, чем прочие, но не до сумасшествия, конечно, не растворялся в своём страдании как в серной кислоте, а постоянно искал выход из трудного положения. Искал истину. Когда на душе нехорошо, появляется стимул лишний раз пораскинуть мозгами. Так что, милая моя, страдать полезно.
— Ну, если полезно, значит ты не отказываешь себе в этом удовольствии и поныне?
— Отказываю, — улыбнулся Юрий Петрович. — Как личность я созрел, и это удовольствие теперь мне ни к чему.
— Ага. Значит созрел. То-то у тебя никаких проблем. Интересно, как ты уходишь от экстремальных ситуаций?
— Когда голова варит, и все в ней разложено по полочкам, экстремальных ситуаций не бывает.
— Ясно, — сказала Инна. — Допустим, что ты прав: голова моя не варит, и вместо мозгов у меня кукурузная каша. И всё-таки, я хотела бы понять своей глупой головой, как ты избавляешься от серьёзных проблем? Есть всё-таки какой-нибудь секрет?
Юрий Петрович закатил глаза кверху.
— Скажи, есть секрет? — домогалась Инна.
— А я никогда не делаю ставку на стопроцентный успех, а стало быть, никогда не обманываюсь. Вот и весь секрет.
— Стало быть, ты заранее планируешь неудачу? — Совершенно верно.
— Какое же от этого удовольствие?
— Удовольствия, конечно, никакого. Но и проблем никаких. В любом серьёзном деле заранее планируя неудачу, я готовлю запасные варианты, с позиций которых неудача не кажется такой уж страшной или кажется совсем не страшной. Как правило готовлю несколько вариантов. Они играют роль отдушины. Когда их много, они быстро гасят отрицательные эмоции.
— А одна отдушина не спасёт?
— Спасёт и одна, но желательно иметь запас прочности — несколько отдушин.
— Да, — сказала Инна, вздохнув. — Свалить тебя невозможно, даже если удары судьбы будут сыпаться на твою хитроумную голову один за другим всю жизнь.
Юрий Петрович самодовольно откинулся и заложил правую руку за спинку стула — была у него такая манера сидеть на стульях.
— Как бы мне научиться так изворачиваться, — сказала Инна. — Можно этому научиться?
— Этому не учатся, — сказал Юрий Петрович. — Это приходит само собой.
— Но ведь что-то же способствовало твоему развитию именно в таком направлении, — убеждённо сказала Инна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
На другой день её невольно потянуло к Добровольскому, большому оптимисту, для которого не существует никаких трагедий и никаких проблем. Она нашла его на кафедре.
— Юрий Петрович, удели, пожалуйста, минутку, — сказала Инна, подойдя к нему вплотную. У неё была такая манера — разговаривать с человеком, стоя возле него вплотную и глядя ему прямо в глаза, словно боялась, что человек соврёт или откажет в просьбе.
— Хоть сто минут. Я свободен два часа, — Юрий Петрович выкинул перед собой два пальца. — Что случилось?
— Ничего, — ответила Инна. — Просто поговорить захотелось.
— На тебе лица нет.
— Работы много. Устала.
— Что ж, коли поговорить захотелось, пойдём искать комнату, где никого нет.
Они нашли пустую аудиторию и сели за стол.
— Ну, так что тебя мучит? — спросил Юрий Петрович. — Работа не клеится?
— Жизнь не клеится, — ответила Инна.
Юрий Петрович в недоумении посмотрел на неё и приготовился слушать.
— Вот так, — вздохнула она и умолкла.
— Это всё, что хотела сказать?
Инна пожала плечами: нечего больше добавить.
— Чудеса, — сказал Добровольский, переходя, как обычно, на весёлую нотку. — Женихи, что ль, исчезли?
— Вот-вот! — подхватила Инна в тон ему и сразу оживилась: — Исчезли. Никто не любит.
— Интересная новость, — сказал Юрий Петрович. — Кто так ловко над тобой подшутил?
Инна отвернулась и вскинула кверху голову, чуть приоткрыв рот, словно её подстрелили, и пуля попала в самое сердце. «Догадался! — мелькнуло у неё в сознании. — Что ж, тем лучше».
— Я помню, как один мой приятель ухаживал за тобой, — продолжал Юрий Петрович. — Бедняга столько убивался, и все зря. Тогда он выглядел точно так, как ты — сегодня.
— Нашёл о ком говорить.
— А как ты думала? Любишь шутки над Фомой, так люби и над собой.
— Почему так уверен, что надо мной кто-то подшутил?
— Догадываюсь.
— Да, я ненавижу одного типа, — вдруг искренне и желчно заявила Инна, сразу изменившись в лице. — И не знаю, как мстить.
— И ты пришла ко мне за советом?
— Конечно. Ты ведь все знаешь. Помоги мне. Добровольский подумал секунды две-три и, нагнувшись к ней, тихо произнёс.
— Выходи за него замуж и роди ему дюжину детей, — Юрий Петрович значительно щёлкнул языком и добавил уже громко, как говорит обычно: — Это будет самая жестокая месть.
По голосу его и выражению лица невозможно было понять, шутит он или говорит всерьёз.
— Мне сейчас не до шуток, — сказала Инна.
— И я не шучу, — ответил Юрий Петрович, еле сдерживая улыбку. — Каждый год по ребёнку. А ещё лучше по двойне или тройне ему на шею.
— А если он не желает на мне жениться, — сказала Инна, подделываясь к странному тону собеседника.
— А ты действуй, атакуй по всему фронту, — сказал Юрий Петрович. — Где споткнёшься, упадёшь, целуй мать сыру землю, становись на ноги и опять вперёд. Часто мы проигрываем оттого, что вешаем нос раньше времени.
— Есть вещи невозможные. Стену головой не прошибёшь.
— Кто сказал?
— Я говорю. И все, между прочим, так говорят.
Юрий Петрович, загадочно улыбнувшись, облокотился на стол. Погладил рукой свои длинные волосы на затылке.
— Древние китайцы, — сказал он, — с детства носили на головах колодки из дерева, чтоб череп был высокий, как огурец. Была у них одно время мода на красивые черепа. Одень на себя такую колодку и бейся о стену, не переставая, то лбом, то затылком. Одолеешь любую стену.
— За какое время? — спросила Инна.
— Это будет зависеть от того, как будешь трудиться и какая стена. Думаю, что в самой мощной каменной стене через двадцать лет можно проделать отверстие.
— Стало быть, — рассудила Инна, насмешливо прищурив глаза, — человека и подавно можно одолеть? За двадцать-то лет?
— Можно, — подтвердил Добровольский. — В этом я абсолютно уверен.
— А каким оружием пользоваться? — спросила Инна. — Деревянной колодкой на голове?
— Лучше — кокетством.
— Ты вообще-то когда-нибудь страдал?
Юрий Петрович помедлил с ответом, слегка прищурив глаза и испытующе глядя на собеседницу.
— Вообще-то было, — сказал он наконец. — И не жалею, потому что если бы не страдал, не имел бы мировоззрения.
— Странно.
— Ничего странного. Прежде чем иметь какую ни на есть систему взглядов, надо её выстрадать. В ранней молодости, в период становления личности, так или иначе все страдают. Кто больше, кто меньше. И я страдал. Несколько больше, чем прочие, но не до сумасшествия, конечно, не растворялся в своём страдании как в серной кислоте, а постоянно искал выход из трудного положения. Искал истину. Когда на душе нехорошо, появляется стимул лишний раз пораскинуть мозгами. Так что, милая моя, страдать полезно.
— Ну, если полезно, значит ты не отказываешь себе в этом удовольствии и поныне?
— Отказываю, — улыбнулся Юрий Петрович. — Как личность я созрел, и это удовольствие теперь мне ни к чему.
— Ага. Значит созрел. То-то у тебя никаких проблем. Интересно, как ты уходишь от экстремальных ситуаций?
— Когда голова варит, и все в ней разложено по полочкам, экстремальных ситуаций не бывает.
— Ясно, — сказала Инна. — Допустим, что ты прав: голова моя не варит, и вместо мозгов у меня кукурузная каша. И всё-таки, я хотела бы понять своей глупой головой, как ты избавляешься от серьёзных проблем? Есть всё-таки какой-нибудь секрет?
Юрий Петрович закатил глаза кверху.
— Скажи, есть секрет? — домогалась Инна.
— А я никогда не делаю ставку на стопроцентный успех, а стало быть, никогда не обманываюсь. Вот и весь секрет.
— Стало быть, ты заранее планируешь неудачу? — Совершенно верно.
— Какое же от этого удовольствие?
— Удовольствия, конечно, никакого. Но и проблем никаких. В любом серьёзном деле заранее планируя неудачу, я готовлю запасные варианты, с позиций которых неудача не кажется такой уж страшной или кажется совсем не страшной. Как правило готовлю несколько вариантов. Они играют роль отдушины. Когда их много, они быстро гасят отрицательные эмоции.
— А одна отдушина не спасёт?
— Спасёт и одна, но желательно иметь запас прочности — несколько отдушин.
— Да, — сказала Инна, вздохнув. — Свалить тебя невозможно, даже если удары судьбы будут сыпаться на твою хитроумную голову один за другим всю жизнь.
Юрий Петрович самодовольно откинулся и заложил правую руку за спинку стула — была у него такая манера сидеть на стульях.
— Как бы мне научиться так изворачиваться, — сказала Инна. — Можно этому научиться?
— Этому не учатся, — сказал Юрий Петрович. — Это приходит само собой.
— Но ведь что-то же способствовало твоему развитию именно в таком направлении, — убеждённо сказала Инна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122