У меня и мысли не было, что все так серьезно…
Имоджин готова была разрыдаться по новой. А платков больше не было. Тот, что она держала в руках, был весь измусолен и расползался. Так что я решил не задавать больше каверзных вопросов. Одно расстройство от них.
— Знаете, Хаскелл, мне кажется, Филлис наслаждалась, мучая Руту и Уинзло. Она считала, что они этого заслуживают. Мол, в одну церковь с ней ходят, и негоже религиозным людям обманывать супругов.
А небольшое, скромное такое вымогательство вполне, значит, допустимо для религиозных людей, по мнению Филлис? Но я промолчал. Пусть Имоджин выговорится.
— Такое ощущение, — дыхание её стало прерывистым, — что на своих жертвах Филлис срывала злость за все обиды, которые ей причинил Орвал. Она так ликовала, что не удержалась и прокрутила мне отрывок записи по телефону. — Имоджин помолчала, а потом сказала фразу, от которой у меня чуть не слетело с лица мое невозмутимое выражение. — Но ведь вы-то уже слушали эти пленки, правда?
Ну почему, скажите на милость, она так решила?
— Нет. Нет, я не слушал.
Теперь наступила её очередь сделать удивленное лицо.
— Как так — не слушали? Конечно, слушали!
Я был уверен, что такое мелкое, незначительное событие непременно отложилось бы у меня где-нибудь на задворках памяти. Даже небольшая порция орваловской записи вгрызлась в мой мозг как выжженное клеймо.
— Имоджин, я не слышал этих пленок, — повторил я.
Она издала звук, означавший, скорее всего, недоверие.
— Вы должны были их прослушать до того, как до них добрался шериф. Иначе вы не назвали бы Орвала так, как его называла Фло — Жеребчик. — Она произнесла это с отвращением, но не без гордости. Она высоко ценила свою способность производить логические выводы. — Насколько я понимаю, вы вытащили две пленки и оставили запись с Орвалом. Но остальные-то у вас, не так ли? — её тон напоминал тон учителя младших классов, который пытается заставить непослушного мальчишку признаться в мелкой шалости.
Грустно, что на сей раз её логика дала сбой.
— Имоджин, я признаю, что нашел запись Орвала и прослушал её до приезда шерифа, но там была только эта пленка. Остальные диктофоны были пусты.
Имоджин смотрела на меня широко распахнутыми глазами. То ли не поверила, то ли не до конца расслышала.
— Вы хотите сказать, что остальных пленок у вас нет, и вы их никогда не слышали?
Я покачал головой.
Глаза Имоджин стали ещё больше.
— У вас нет этих кассет?!
Я снова покачал головой. Что же заставит её поверить — заявление, заверенное нотариусом?
— Но там было три пленки, и раз не вы их забрали, значит, это сделал…
Я не хотел заканчивать за неё предложение, но, похоже, на этот раз логика не подвела Имоджин. Я кивнул.
Имоджин резко встала и подошла к камину. Вы, должно быть, подумали, что она хотела погреться у теплой стенки, ибо её пробил озноб от ужасной новости. Но, — простите, что напоминаю, — на дворе стоял жарчайший май, и, невзирая на опустившуюся тьму, прохладней не стало. Кондиционер работал на полную катушку, и кирпичный камин был самой холодной вещью в комнате.
В этой позе комбинация Имоджин особенно бросалась в глаза. Мне даже показалось, что она выскользнула ещё больше. Добрых три сантиметра белых кружев выглядывали из-под синей юбки. Я отвел глаза и как можно мягче спросил:
— Имоджин, что вы запомнили из тех записей?
— Вообще-то мне в память врезалась только запись с Орвалом. К остальным я не очень-то прислушивалась, — она передернула плечами и поморщилась. Да уж, подобные аудиосеансы не назовешь приятным развлечением.
— И вы ничего не помните?
— Я же сказала, что не прислушивалась к остальным. Это отнюдь не так интересно, как вам кажется.
Тон Имоджин вдруг сделался враждебным. Может, она расстроилась из-за того, что я не оправдал её надежд, не закопав треклятые кассеты где-нибудь в горах? Или она вообразила, что мое любопытство к порнографическим пленкам не ограничивается сугубо профессиональным интересом.
— Послушайте, если вы что-то вспомните, это могло бы помочь…
Все тщетно. Имоджин не слушала. Она медленно, задумчиво проговорила, не дав мне закончить:
— Раз вы не брали пленки, значит, вы ничего не знали, пока я вам не выболтала. Теперь понятно, почему у вас был такой потрясенный вид.
Я неприятно удивился. Значит, это каменное выражение на моем лице… Так, придется поработать над ним.
— Ну, я бы не сказал, что был так уж сильно потрясен… Но Имоджин интересовало другое.
— Хаскелл, теперь вы обо всем доложите в полицию, да?
Пришлось сказать ей правду.
— Не уверен, что смогу хранить это в секрете…
— Вы не посмеете! — выпалила она. — Филлис вовсе не была стервой! Она лишь допустила маленькую ошибку, и все!
Маленькую, но роковую.
— Сделаю все, что в моих силах, но обещать ничего не могу, — сказал я.
Имоджин снова села рядом со мной. В кино это обычно означает, что сейчас симпатичная сестра жертвы пустит в ход некие женские уловки, чтобы склонить частного детектива черт знает на что. Ну что ж, я, в общем-то, не возражаю.
Однако, Имоджин сидела как истукан и явно не собиралась придвигаться поближе. Просто в упор смотрела на меня своими прекрасными, зеленовато-карими глазами с золотистыми крапинками.
— Хаскелл, — голос её срывался. — Умоляю, не говорите Верджилу, умоляю! Пожалуйста, помогите мне выяснить, кто виноват в смерти Филлис, не изваляв её имени в грязи. Я заплачу вам все, что положено, я просто не могу допустить, чтобы её репутация была загублена.
Нет, испытание красивыми глазами, пожалуй, покруче испытания женскими уловками.
— Приложу все усилия, чтобы оправдать ваше доверие! — с готовностью отчеканил я.
Вообще-то, я и так собирался продолжать работу над этим делом, за плату, или за так. Это мой долг перед Филлис. Хоть у неё и обнаружилось странное хобби.
Имоджин просияла.
— Если вы работаете на меня, тогда все сказанное вами ранее вступает в силу?
Я что-то потерял нить.
— Ну все, что вы утром говорили перед домом Филлис. О конфиденциальности. Раз я вас нанимаю, то вы обязаны хранить в секрете то, что я вам сказала, правильно?
Ага. Вероятно, Филлис — не единственная умная женщина из рода Мейхью. Весь ужас в том, что ляпнул-то я не подумав. Так, в голову что-то ударило. На самом деле, эти красивые словечки про конфиденциальность пригодны лишь для адвокатов. Ежели меня поймают на том, что я скрыл от властей факты, касающиеся убийства, я окажусь в том, что мой отец именовал собачьим творчеством.
— Буду стараться. Хотя не уверен, что получится.
Имоджин помрачнела.
— Но обещаю, — быстро добавил я, — если мне все-таки придется все рассказать, то сначала я предупрежу вас.
Имоджин снова просияла и снова подскочила к камину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Имоджин готова была разрыдаться по новой. А платков больше не было. Тот, что она держала в руках, был весь измусолен и расползался. Так что я решил не задавать больше каверзных вопросов. Одно расстройство от них.
— Знаете, Хаскелл, мне кажется, Филлис наслаждалась, мучая Руту и Уинзло. Она считала, что они этого заслуживают. Мол, в одну церковь с ней ходят, и негоже религиозным людям обманывать супругов.
А небольшое, скромное такое вымогательство вполне, значит, допустимо для религиозных людей, по мнению Филлис? Но я промолчал. Пусть Имоджин выговорится.
— Такое ощущение, — дыхание её стало прерывистым, — что на своих жертвах Филлис срывала злость за все обиды, которые ей причинил Орвал. Она так ликовала, что не удержалась и прокрутила мне отрывок записи по телефону. — Имоджин помолчала, а потом сказала фразу, от которой у меня чуть не слетело с лица мое невозмутимое выражение. — Но ведь вы-то уже слушали эти пленки, правда?
Ну почему, скажите на милость, она так решила?
— Нет. Нет, я не слушал.
Теперь наступила её очередь сделать удивленное лицо.
— Как так — не слушали? Конечно, слушали!
Я был уверен, что такое мелкое, незначительное событие непременно отложилось бы у меня где-нибудь на задворках памяти. Даже небольшая порция орваловской записи вгрызлась в мой мозг как выжженное клеймо.
— Имоджин, я не слышал этих пленок, — повторил я.
Она издала звук, означавший, скорее всего, недоверие.
— Вы должны были их прослушать до того, как до них добрался шериф. Иначе вы не назвали бы Орвала так, как его называла Фло — Жеребчик. — Она произнесла это с отвращением, но не без гордости. Она высоко ценила свою способность производить логические выводы. — Насколько я понимаю, вы вытащили две пленки и оставили запись с Орвалом. Но остальные-то у вас, не так ли? — её тон напоминал тон учителя младших классов, который пытается заставить непослушного мальчишку признаться в мелкой шалости.
Грустно, что на сей раз её логика дала сбой.
— Имоджин, я признаю, что нашел запись Орвала и прослушал её до приезда шерифа, но там была только эта пленка. Остальные диктофоны были пусты.
Имоджин смотрела на меня широко распахнутыми глазами. То ли не поверила, то ли не до конца расслышала.
— Вы хотите сказать, что остальных пленок у вас нет, и вы их никогда не слышали?
Я покачал головой.
Глаза Имоджин стали ещё больше.
— У вас нет этих кассет?!
Я снова покачал головой. Что же заставит её поверить — заявление, заверенное нотариусом?
— Но там было три пленки, и раз не вы их забрали, значит, это сделал…
Я не хотел заканчивать за неё предложение, но, похоже, на этот раз логика не подвела Имоджин. Я кивнул.
Имоджин резко встала и подошла к камину. Вы, должно быть, подумали, что она хотела погреться у теплой стенки, ибо её пробил озноб от ужасной новости. Но, — простите, что напоминаю, — на дворе стоял жарчайший май, и, невзирая на опустившуюся тьму, прохладней не стало. Кондиционер работал на полную катушку, и кирпичный камин был самой холодной вещью в комнате.
В этой позе комбинация Имоджин особенно бросалась в глаза. Мне даже показалось, что она выскользнула ещё больше. Добрых три сантиметра белых кружев выглядывали из-под синей юбки. Я отвел глаза и как можно мягче спросил:
— Имоджин, что вы запомнили из тех записей?
— Вообще-то мне в память врезалась только запись с Орвалом. К остальным я не очень-то прислушивалась, — она передернула плечами и поморщилась. Да уж, подобные аудиосеансы не назовешь приятным развлечением.
— И вы ничего не помните?
— Я же сказала, что не прислушивалась к остальным. Это отнюдь не так интересно, как вам кажется.
Тон Имоджин вдруг сделался враждебным. Может, она расстроилась из-за того, что я не оправдал её надежд, не закопав треклятые кассеты где-нибудь в горах? Или она вообразила, что мое любопытство к порнографическим пленкам не ограничивается сугубо профессиональным интересом.
— Послушайте, если вы что-то вспомните, это могло бы помочь…
Все тщетно. Имоджин не слушала. Она медленно, задумчиво проговорила, не дав мне закончить:
— Раз вы не брали пленки, значит, вы ничего не знали, пока я вам не выболтала. Теперь понятно, почему у вас был такой потрясенный вид.
Я неприятно удивился. Значит, это каменное выражение на моем лице… Так, придется поработать над ним.
— Ну, я бы не сказал, что был так уж сильно потрясен… Но Имоджин интересовало другое.
— Хаскелл, теперь вы обо всем доложите в полицию, да?
Пришлось сказать ей правду.
— Не уверен, что смогу хранить это в секрете…
— Вы не посмеете! — выпалила она. — Филлис вовсе не была стервой! Она лишь допустила маленькую ошибку, и все!
Маленькую, но роковую.
— Сделаю все, что в моих силах, но обещать ничего не могу, — сказал я.
Имоджин снова села рядом со мной. В кино это обычно означает, что сейчас симпатичная сестра жертвы пустит в ход некие женские уловки, чтобы склонить частного детектива черт знает на что. Ну что ж, я, в общем-то, не возражаю.
Однако, Имоджин сидела как истукан и явно не собиралась придвигаться поближе. Просто в упор смотрела на меня своими прекрасными, зеленовато-карими глазами с золотистыми крапинками.
— Хаскелл, — голос её срывался. — Умоляю, не говорите Верджилу, умоляю! Пожалуйста, помогите мне выяснить, кто виноват в смерти Филлис, не изваляв её имени в грязи. Я заплачу вам все, что положено, я просто не могу допустить, чтобы её репутация была загублена.
Нет, испытание красивыми глазами, пожалуй, покруче испытания женскими уловками.
— Приложу все усилия, чтобы оправдать ваше доверие! — с готовностью отчеканил я.
Вообще-то, я и так собирался продолжать работу над этим делом, за плату, или за так. Это мой долг перед Филлис. Хоть у неё и обнаружилось странное хобби.
Имоджин просияла.
— Если вы работаете на меня, тогда все сказанное вами ранее вступает в силу?
Я что-то потерял нить.
— Ну все, что вы утром говорили перед домом Филлис. О конфиденциальности. Раз я вас нанимаю, то вы обязаны хранить в секрете то, что я вам сказала, правильно?
Ага. Вероятно, Филлис — не единственная умная женщина из рода Мейхью. Весь ужас в том, что ляпнул-то я не подумав. Так, в голову что-то ударило. На самом деле, эти красивые словечки про конфиденциальность пригодны лишь для адвокатов. Ежели меня поймают на том, что я скрыл от властей факты, касающиеся убийства, я окажусь в том, что мой отец именовал собачьим творчеством.
— Буду стараться. Хотя не уверен, что получится.
Имоджин помрачнела.
— Но обещаю, — быстро добавил я, — если мне все-таки придется все рассказать, то сначала я предупрежу вас.
Имоджин снова просияла и снова подскочила к камину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55