— Не уходи… Друзилла!.. — слабо попросил он.
«Гай Цезарь принимает меня за Друзиллу!» — растерянно подумала Цезония.
Не открывая глаз, Калигула притянул к себе податливую женщину. Она не противилась. Прилегла на ложе рядом с императором, положила ему на лоб узкие, пахнущие розами ладони. Точно так сделала бы Друзилла. Гай, утомлённый ноющей болью, не заметил подмены.
Цезония положила голову на плечо императору. Из-под опущенных ресниц всмотрелась в лицо, знакомое ей по серебрянным и золотым монетам. Калигула вызывал у неё раздвоенное чувство. Принцепс и император! Могущественнейший человек в Риме! Он лежит рядом с нею, слабый и беззащитный! Но даже такой он сильнее всех! Судьбы мира в его руках, худых и мускулистых, опутанных серо-голубыми жилками. Восемь веков, прошедших со дня основания Рима, заключены в Калигуле. Он — символ народа, призванного управлять другими землями. Слабость, болезненная бледность, пот на пористой коже умиляли Цезонию. Морща узкий лоб, она мучительно размышляла.
Решившись, Цезония попыталась подняться. Гай Цезарь, уловив её движение, вцепился в округлости женского тела.
— Не уходи, Друзилла!
Цезония дотронулась полуоткрытыми губами его рта. Прикосновение походило на поцелуй, но было слишком мимолётным, чтобы считаться таковым.
— Я сейчас вернусь, — пообещала она. — Принесу лекарство от боли.
Матрона метнулась в кубикулу, прилегавшую к покоям Друзиллы. Склонилась в углу над пыльным сундуком. Под старыми туниками, изъеденными молью, хранился ларец орехового дерева. Цезония открыла его ключом, спрятанным в потайном отделении сундука. Пахнуло сухими травами и пыльной горечью толчёных порошков. Цезония отыскала склянку, наполненную зеленовато-коричневым снадобьем. Год назад она купила приворотное зелье в таинственной лавке косоглазой Локусты. «Разбавь малую долю сего в кубке вина и дай выпить мужчине, — шёпотом объяснила ей гречанка-травница. — Внезапная любовь к тебе сведёт его с ума!»
Цезония намеревалась подсыпать зелье мужу, охладевшему к ней после того, как узнал об изменах. Не успела. Муж дал ей развод, вернув часть приданного. Приворотного зелья он не отведал. Обезумел не от любви, а от ненависти к жене. Для этого ему не понадобились толчёные травы Локусты. Неумело растратив деньги, полученные при разводе, Цезония ютилась в холодной, снятой задёшево кубикуле. Что ждало бы матрону, не повстречайся она с императорской сестрой?
Вспомнив о Друзилле, Цезония презрительно скривилась. Слабая, безвольная Друзилла казалась ей дурочкой, не умеющей пользоваться положением. О, если бы Цезония очутилась на её месте! Рим дрожал бы под властью могущественной женщины!
Цезония удовлетворённо улыбнулась. В мечтах она видела себя рядом с императором. Её губы касаются уха Калигулы и вшептывают советы о том, кого приблизить, а кого наказать, отняв имущество… Даже не в мечтах это мерещилось Цезонии, а в склянке, которую она держала перед глазами. Растолчённые до мелкого порошка, там смешались маковые зёрна, стебли конопли, засушенный мозг телёнка и прочая мерзость, название которой Локуста выговорила на непонятном, ведьминском языке.
Вздрагивая от волнения, Цезония бросила в кубок щепотку снадобья. Тщательно перемешала указательным пальцем. Не было времени искать ложку. Император жалобно стонал в опочивальне, Друзилла могла вернуться в любое время.
Она вернулась в опочивальню, неся кубок на серебрянном подносе.
— Выпей, Гай Цезарь! — попросила томным голосом.
Калигула приподнялся на ложе и открыл глаза. Лишь сейчас он он узнал женщину, которую принял за Друзиллу.
— Цезония? — удивился он.
Она присела рядом с императором. Калигула ощутил сквозь благовония запах её тела. Чужой, неприятный запах непривлекательной женщины. «Как можно спутать её с Друзиллой?» — удивился Гай.
Цезония с настойчивой мягкостью поднесла императору кубок с вином. Пряно пахнущий напиток плескался, обещая спасение от невыносимой боли. «Может, вино отравлено? — мелькнула подозрительная мысль. — Что знаю я об этой странной Цезонии?»
Гай резко отстранил кубок.
— Сначала пей ты! — хмуро велел он.
Матрона улыбнулась. Озорная насмешка мелькнула в серых выпуклых глазах. Она поднесла к губам вино и медленно отпила. Затаив дыхание, Гай следил за длинной женской шей. По неуловимому движению он понял: Цезония проглотила вино. Отравы можно не опасаться.
Императору стало стыдно: «Испугаться женщины! Глупого вздорного создания, созданного для удовольствия и продолжения рода!» Другая половина мозга напоминала Гаю, что женщины тоже бывают умны и хитры, и вполне могут подлить отраву в вино. Он отмахнулся от второй мысли. Калигула привык следовать первому, необдуманному порыву.
Он почти вырвал кубок из рук Цезонии. Выпил до дна горький, смешанный с травами напиток. На дне кубка остался густой тёмный слой осадка. Увидев его, Цезония испугалась: «Вдруг снадобье не подействует?!»
Спокойно улыбаясь, она засунула тонкий палец в кубок императора. Подцепила осадок и поднесла его к губам Калигулы.
— Лекарство не растворилось и осело на дне, — объяснила она, придавая низкому голосу убедительность.
Пьянея, Калигула послушно облизал палец Цезонии. В вине таилось что-то дурманящее. Никогда прежде Гай не пил такого вина. Боль исчезла, её сменило приятное головокружение. Калигула ощутил прилив сил, но не сумел подняться с ложа. Голова его болталась, тонкие губы растянула глупая улыбка. Невзрачная Цезония чудилась прекрасной богиней. Калигула решительно потянулся к ней, но на самом деле его руки пошевелились почти незаметно.
Цезония радостно склонилась над императором. Приворотное зелье действовало. Измельчённые мак и конопля одурманили Калигулу. Цезония решила, что успехом она обязана мозгам телёнка и приворотным словам, которые Локуста утробным голосом нашептала в склянку.
Гай видел Цезонию странным образом. Её узкое лицо двоилось и, одновременно, казалось неправдоподобно чётким. Он различал мелкие поры под белилами и мягкие светлые волоски над верхней губой матроны. Запах Цезонии смешался с горячим дыханием Гая, заполонил опочивальню, вытесняя слабый аромат Друзиллы. Он быстро привык к навязчивому, поначалу не понравившемуся ему запаху Цезонии. Гай чувствовал прикосновение её полуткрытых губ, длинного прохладного тела и рассыпавшихся волос. Не было сил ни противиться Цезонии, ни обнять её. Мысли и слова уплыли из головы под влиянием снадобья.
Женщина оседлала его, словно всадник — покорную лошадь. Гай чувствовал узкие руки на своём животе, который оказался обнажённым. Калигула даже не заметил, что Цезония успела снять с него, безвольного, тунику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106